И вот лишь несколько шагов отделяли его от расщелины в отвесной скале, откуда открывался вид на земли за горным хребтом. Улл обессиленно ковылял по каменьям, раз за разом спотыкаясь и ушибаясь. Она была уже почти перед ним – земля, где, по слухам, еще оставались люди. Земля, о которой в детстве он слышал столько легенд. Путь был долог, но и цель того стоила. Вид Уллу заслоняла глыба огромных размеров, и он нетерпеливо вскарабкался на валун. Наконец-то в лучах заходящего светила он мог лицезреть желанную цель! Жажда и ноющие мышцы враз позабылись, стоило ему с ликованием приметить кучку строений у самого основания скалистого склона в отдалении.
Отдыхать Улл не стал. Вид впереди дал ему сил кое-как пробежать, проковылять, а под конец и проползти оставшиеся полмили. Ему даже чудилось, будто меж убогих лачуг мелькают фигуры. Солнце почти село – ненавистное смертоносное солнце, враг человека. Деталей было не разобрать, но до строений оставалось уже совсем чуть-чуть.
Они оказались очень старыми – как-никак, в безветренной сухости умирающего мира глиняные кирпичи сохранялись в целостности невообразимо долго. Менялось вообще мало что, за исключением живого – травы да последних людей.
Перед Уллом качалась на грубо вытесанных колышках открытая дверь. До смерти уставший, в меркнувшем свете он ввалился внутрь, жадно выискивая желанные лица.
Мгновение спустя он обрушился наземь, плача навзрыд. За единственным в хижине столом восседал высушенный временем человеческий скелет.
Через какое-то время Улл поднялся – на грани помешательства от жажды, вне себя от нестерпимой боли и величайшего разочарования, какое только может выпасть на долю смертного. Стало быть, он – последнее живое существо на земном шаре. Ему в наследство досталась вся планета… все ее пространства – и всё равным образом абсолютно бесполезно для него. Улл с усилием выпрямился, стараясь не смотреть на тускло белевшие в лунном свете кости, и выбрался наружу. В поисках воды он стал бродить по пустынной деревушке, изучая давно обезлюдевшее место, превращенное неподвижным воздухом в сущий призрак. Здесь было чье-то жилье, там – примитивная мастерская, где изготавливали всякую утварь. Вот только в глиняных сосудах лежала лишь пыль, и нигде не было ни капли влаги утолить мучительную жажду.
И вдруг в центре деревушки Улл увидал колодец.
Ему сразу стало понятно, что это, – о подобных вещах рассказывала Младдна. Радость шевельнулась в нем, и он нетвердо доковылял до сооружения и перегнулся через горловину. Наконец-то его поиски увенчались успехом: взору его предстала вода – илистая, застойная, буквально на самом дне, но все же вода.
Издав стон раненого зверя, Улл принялся нашаривать цепь с ведерком. Внезапно рука его сорвалась со склизкого края, и он повалился грудью на кромку горловины. Один момент тело его сохраняло равновесие, а затем – беззвучно рухнуло в черное жерло.
Мутный мелкий водоем отозвался лишь тихим всплеском, когда Улл врезался в какой-то притопленный камень, вечность назад выпавший из кладки массивной стены. А потом на потревоженном дне колодца вновь воцарилась тишина.
И вот теперь Земля окончательно умерла. Ее последний жалкий наследник погиб. Все кишевшие миллиарды, неспешные эоны, все человеческие империи и цивилизации свелись к этой злосчастной скорчившейся фигуре, и какой же колоссальной бессмыслицей все это обернулось! Теперь-то поистине настал конец и апогей всех трудов человечества, да какой чудовищный, какой невообразимый апогей – разве могли представить подобное беспечные абдеритяне[91] былых зажиточных дней?
Никогда снова планете не знавать громоподобного топота многомиллионных толп – и даже ползания ящериц и жужжания насекомых, ведь и они сгинули. Так настало царство бессочных побегов да бесконечных полей проволочной травы. Земля в безмолвии своем уподобилась хладной и невозмутимой спутнице – Луне.
Но звезды бормочут о том, что в каком-то далеком, необозримом будущем цикл возобновится. Тривиальный конец первого цикла ничего не изменил – все так же Вселенная обновляется, изменяется, порождает новые солнца и гасит безнадежно старые. Род людской – столь малый штрих, крупица краски на циклопическом полотне; он тихо и кропотливо эволюционировал, выстраивал свой быт, но вот исчез – и будто его и не было.
Но когда первые смертоносные лучи встающего солнца пролегли через долину, свет все-таки нашел свой путь к усталому лицу мертвого человека, лежавшего на дне колодца в луже мутной воды.
Перевод Дениса Попова
Рассказ в соавторстве с Робертом Барлоу закончен в январе 1935 года, впервые опубликован в “The Californian”, вып. 3, № 1 (лето 1935-го); с. 3–7. Название рассказа – прямая цитата из песни шотландского поэта и фольклориста Роберта Бёрнса (1759–1796) «Красная, красная роза» (A Red, Red Rose, 1794), в переводе С. Я. Маршака – «Любовь»: «Сильнее красоты твоей // Моя любовь одна. // Она с тобой, пока моря // Не высохнут до дна». В начале девятнадцатого века широкую известность обрела версия песни на фольклорный мотив, и ее популярность сохранялась на протяжении довольно долгого времени, так что для англоязычных читателей рассказа – по крайней мере, в лавкрафтовскую эпоху – название отдавало некоторым цинизмом (к слову, российский читатель может быть знаком с версией песни на слова Маршака и музыку В. Я. Шаинского).
Приложение
История и хронология «Некрономикона»
В оригинале труд озаглавлен «Аль-Азиф», где «азиф» – слово, обозначавшее у арабов ночные звуки (издаваемые насекомыми), которые принимались ими за вой демонов.
Написан Абдуллой Аль-Хазредом, опальным юродивым поэтом из Саны, что в Йемене, согласно имеющимся сведениям, жившим и творившим во времена правления халифов Омейядов, VIII в. Аль-Хазред посетил развалины Вавилона и загадочные катакомбы Мемфиса, десять лет провел затворником в огромной пустыне на юге Аравии, именуемой Руб-эль-Хали, «Пустота», у домусульманских арабов – или Дахна, «Багровая», у современных. По преданиям, пустыня эта населена злыми духами-охранителями и смертоносными чудовищами, и отважившиеся проникнуть туда рассказывают о множестве поразительных и невероятных чудес. В последние годы своей жизни Аль-Хазред обосновался в Дамаске, где и написал «Некрономикон» («Аль-Азиф»), и о его смерти – или исчезновении – в 738 г. ходят жуткие и противоречивые толки. Как сообщает Ибн Халликан (биограф, XII в.), поэт был на глазах у толпы схвачен «чудовищем-невидимкой» и «омерзительным образом» пожран прямо на глазах у застывших от ужаса очевидцев. Безумие Абдуллы Аль-Хазреда стало легендарной чертой – он утверждал, будто посетил мифический Ирем, Город Столпов, и в руинах некоего заброшенного безымянного города обнаружил ошеломительные летописи и тайны расы, превосходившей возрастом человеческую. В действительности Аль-Хазред был не более чем вольнодумцем-мусульманином, поклонявшимся неведомым божествам, которых называл Йог-Сотот и Ктулху.
В 950 г. «Аль-Азиф», уже обретший широкое, хотя и подпольное хождение среди алхимиков и оккультистов той эпохи, был тайно переведен на греческий язык Феодором Филитом из Константинополя, под названием «Некрономикон». На протяжении целого столетия книга побуждала исследователей определенного склада к ужасающим экспериментам, пока не была запрещена и предана огню патриархом Михаилом. После этого о ней ходили лишь тайные слухи, однако позже, в Средние века (1228 г.), Оле Ворм выполнил перевод «Некрономикона» на латинский язык, и данная латинская версия была напечатана дважды: сначала готическим шрифтом в XV в. (по-видимому, в Германии), затем в XVII в. (вероятно, в Испании). Поскольку оба издания не содержали каких-либо идентифицирующих клейм, время и место их печати определены по типографским особенностям.
«Некрономикон» – как латинская, так и греческая его версия – был запрещен в 1232 г. папой Григорием IX непосредственно после перевода на латынь – что, собственно, и привлекло внимание к сочинению. Арабский же оригинал считался утраченным еще во времена Ворма, как указывается в его предисловии, в то время как после сожжения библиотеки некоего жителя Салема в 1692 г. бесследно исчез и греческий вариант, напечатанный в Италии в период между 1500 и 1550 гг. Английский перевод доктора Ди никогда не издавался и существует лишь в разрозненных фрагментах, уцелевших от оригинальной рукописи. Из ныне существующих латинских версий одна (XV в.), как известно, находится под надежной охраной в Британском музее, в то время как другая (XVII в.) хранится в Национальной библиотеке в Париже. Изданиями XVII в. также располагают библиотеки Уайденера Гарвардского университета, Мискатоникского университета в Аркхеме, Университета Буэнос-Айреса. Наверняка нелегально существует и множество других экземпляров – например, согласно упорно циркулирующим слухам, один из них, датируемый XV в., входит в коллекцию небезызвестного американского нувориша. Также поговаривают о греческой версии XVI века, сохранившейся в семье Пикманов из Салема, но если таковая действительно уцелела до наших времен, то исчезла вместе с художником Р. А. Пикманом, пропавшим без вести в начале 1926 г. Книга строжайше запрещена властями большинства стран и официальными церквями всех вероисповеданий. Чтение «Некрономикона» приводит к ужасным последствиям. Из слухов об этой книге (из которых широкой общественности известны весьма немногие) писатель Р. У. Чамберс и почерпнул, возможно, идею романа «Король в Желтом».
Хронология
730 г. (ориентировочно) – «Аль-Азиф» написан Абдуллой Аль-Хазредом в Дамаске;
950 г. – переведен на греческий Феодором Филитом как «Некрономикон»;
1050 г. – предан огню патриархом Михаилом (греческая версия), арабская версия уже считается утерянной;
1228 г. – Оле Ворм переводит греческую версию на латынь;