Меня передернуло: перед глазами встал образ хлыща с бордовой пеной у рта.
– И опережая ваш с кронпринцем следующий вопрос: я не сказал о своих подозрениях по одной простой причине. Зная правду, ведешь себя иначе. А мне требовалась естественность. Горничная, которая вжимает голову в плечи, с бегающим взглядом и вздрагивающая от каждого шороха, привлечет гораздо больше внимания, чем флиртующая с официантом.
В последних его словах сквозило явное неодобрение. Мне же стало интересно: как он вообще узнал о том подавальщике?
Поезд уже давно тронулся и набирал ход, а я все еще сидела и думала. Пищи для размышлений набралось изрядно: от пресловутых «Что будет дальше?» и «Как не дать себя убить революционерам?» до «Сумею ли я сохранить свободу, когда стану не нужна в качестве оболочки для души кронпринца?». А еще я поймала себя на мысли, что чем ближе столица, тем сильнее меняются наши с Хантером роли: это на диком юге он оказался не в своей тарелке, зато я – дома. А вот в Альбионе… Сдается, что белой вороной в нашей паре будет вовсе не сиятельный.
От невеселых дум меня отвлек меняющийся пейзаж за окном: сначала на лазури небосвода замаячили черные точки. По мере приближения они увеличивались, оповещая всех и каждого о том, что столица уже близка.
«Небесные цитадели», как их называли лорды и леди стихий. Худшие из тюрем – так считали все осужденные. «Парящие горы» – нередко упоминали в разговорах на базаре. И это все о них – медленно плывущих в воздухе то ли скалах, то ли островах.
Они опоясывали столичный округ. Какие-то из них являлись неприступными тюрьмами, иные – дозорными башнями. А на двух располагались даже имперский легион, где готовили будущих офицеров, и университет магических искусств.
Никто точно не знал, откуда появились парящие острова. По одной из легенд – это застывшие драконы, превратившиеся в камень. Небесные летуны, что сами умерли уже давно. Лишь их сердца продолжали биться, отчего цитадели порою тяжело «вздыхали», но не падали на землю. Поговаривали, что, чтобы горы продолжали свой неспешный путь по небосводу, им нужна магия, которой наделено каждое существо, не завершившее свой земной путь, – энергия жизни. Именно поэтому туда ссылали самых опасных преступников.
По мне – так это больше легенда. Просто сбежать оттуда, где подземный ход оканчивается пропастью, куда сложнее, чем из обычных, земных, застенков. Во всяком случае, мне хотелось верить именно в эту версию.
Я настолько глубоко погрузилась в свои мысли, что встрепенулась только при негромком, но настойчивом стуке в дверь.
– Кажется, это принесли послеполуденный чай, – видя мое недоумение, пояснил Хантер, натягивая на голову парик, и крикнул: – Войдите!
Официант, уже другой, худощавый и с седыми бакенбардами, а не тот смазливый, что заигрывал со мной, поставил перед нами поднос с заварочным чайником, чашками, сахарницей, тарелкой с тостами и вазочкой с джемом.
Едва подавальщик ушел, как сиятельный с наслаждением содрал кучерявую мочалку с макушки. Эти бутафорские локоны раздражали его неимоверно. А плохое настроение муженька не хуже снежной лавины накрывало и меня. Даже высочеству, несмотря на его титул, порою перепадало.
Когда я разлила содержимое чайника по чашкам, Хантер, взявшись за фарфоровую ручку и манерно оттопырив мизинец не хуже рафинированной леди, пригубил напиток и скривился.
– Что это? – чуть резко поинтересовался он, и образ перезрелой миссис стек с него вешней водой.
– Чай, – я даже глянула в свою чашку, чтобы убедиться: а вдруг там забродившая брага ненароком?
Но нет, все было как положено для этого напитка: приятного коричневого оттенка, правда, без запаха, зато с парой чаинок. Да и на вкус – вполне нормальный. Тем не менее сиятельный был недоволен.
– По вкусу – чистая отрава, – продолжал он гнуть свое.
Я не выдержала.
– Это просто в тебе столько яда, что не нужен никакой цианид, – припечатала, ставя чашку на столик. – В песках же ты перебивался простой водой и хлебом, а в поезде…
– Вот именно, что в песках! – перебил сиятельный. – А здесь – цивилизованный мир. Пассажирские места по цене четырех тягловых ящеров. А мне подают сырую воду, в которую для цвета добавили спитой заварки, – сварливо закончил благородный.
Пришлось идти относить чайник обратно и лично контролировать, чтобы недовольному супружнику заварили напиток по всем правилам.
Уже вечером, когда мы укладывались спать, Хантер сообщил:
– Завтра утром прибываем в Альбион, и надеюсь, что к вечеру уже все закончится. Так что, Тэсс, отдохни как следует. Нам предстоит трудный день.
Что «все», блондин так и не уточнил, а с таким размытым напутствием уснуть я не могла долго.
Новый день начался под уже привычный перестук колес и мерное покачивание. Рассвет заглянул в окно. Утренние лучи запутались в волосах. Солнечный зайчик заскакал по стене. Я приоткрыла глаза и высунула нос из-под пледа.
Хантер еще спал. Сейчас, без повседневной маски, он выглядел иначе. Спокойное, волевое, худощавое лицо с заострившимися скулами. Что-то в нем сквозило мальчишеское. Прямой, чуть с горбинкой нос. Густые лучистые ресницы, которые едва заметно подрагивали при каждом толчке поезда. Правильные, чуть сжатые четкие губы.
– Нравится? – призрак, выплывший из платяной ниши, заставил меня вздрогнуть.
– Ни капли. – Я откинула плед, вставая.
– Это хорошо, – не знамо к чему ответил кронпринц и растаял в воздухе.
Сиятельный же завозился и сонно сощурил глаза.
– Давно проснулась? – севшим со сна голосом спросил он.
– Только что.
– Тогда давай собираться. – Лорд стихий потянулся за карманными часами и, глянув на циферблат, заключил: – Через полтора часа прибываем.
Когда поезд остановился и мы вышли из вагона (отставной военный провожал нас тоскливым взглядом и вздохами в стиле «жестокосердная»), меня окутал холодный воздух туманного Альбиона.
Вокзальная суета. Запах жженого металла. Дыма из паровозной трубы. Толчея. Выкрики носильщиков. Есть вещи, которые со временем не меняются.
Я думала, едва мы сойдем с поезда – помчим во дворец, или тайную канцелярию, или в лабораторию придворного мага, или… где там положено отделять лишнюю душу от тела?
Ан нет. Оказалось, что сначала – на квартиру к муженьку. Как заявил сиятельный – в таком виде он на службе появляться не намерен. Да и мне, по его словам, не помешало бы привести себя в порядок.
В результате уже через полчаса мы переступили порог обиталища моего муженька. Недолгий путь от вокзала до престижного района Альбиона запомнился мне залихватским криком возничего «Йеха!», несущимся на бешеной скорости экипажем и взмыленным ящером.
Только мы вошли в квартиру, как в коридоре возникла женщина средних лет в чепце и переднике. Домоправительница, не иначе. Это могла быть только она: такой выразительный «воспитательский» взгляд я встречала лишь в детстве у одного человека – нашей экономки. Когда на меня так смотрели, сразу же возникало желание выпрямить спину и убедиться, что юбка или руки не испачканы чернилами.
Хантер, проходя в комнату решительным шагом, мимоходом поздоровался с женщиной и уже было скрылся за дверью, когда экономка чопорно произнесла:
– Доброе утро, мистер Элмер. Разрешите поинтересоваться, – начала невозмутимо она, оглядывая мой наряд, – эта девушка – новая горничная?
– Нет, – на ходу бросил сиятельный. – Это моя жена, – и с этими словами скрылся из виду, не давая никаких распоряжений.
Я же удостоилась пристального изучающего взгляда, после чего женщина тоже удалилась. Я поняла одно: она работает на лорда уже давно. А может, подтягивала ползунки на сиятельной попе еще в голоштанную бытность лорда Элмера. Лишь та, что знает своего хозяина как облупленного и не боится увольнения, может так спокойно задавать хозяину вопросы и рассматривать его «жену».
Хантер появился буквально через пять минут. Переодевшийся в мундир, свежий и подтянутый. Ничего в его облике не свидетельствовало, что еще совсем недавно глаза благородного были густо подведены сурьмой, а губы – накрашены. Оперативно.
– А тебе тоже стоит переодеться, – фыркнул он, глядя на мой не первой свежести передник.
– Мне не во что, – констатировала я то, что очевидно для любой женщины и находится за гранью понимания любого мужчины.
Сиятельный, словно кивнув своим мыслям, махнул мне рукой, присовокупив: «Пошли!»
Когда мы оказались в его комнатах, первое, что меня поразило, – это гардеробная: здоровенная, с окном. Пиджаки, брюки, фраки, сюртуки, сорочки и даже кюлоты. Отдельное место выделено и для вещей дамского туалета: панталон, вееров, зонтиков и перчаток – целая гора, а вот платьев – всего с пяток. Вроде бы имелось среди них даже такое, что подошло бы по габаритам и Хантеру.
Что до остального – одно из двух. Либо муженек – фетишист со стажем и в память об очередной даме сердца оставляет милую вещицу на память, либо у него очень странное хобби – разгуливать по дому в кринолинах.
Не догадываясь, какие мысли бродят у меня в голове (а может, и подозревая что-то – слишком уж хитро супружник на меня посмотрел), Хантер зарылся в ворох юбок и выудил чистое и скромное одеяние благородной леди: атласное белое с красными вставками, наглухо закрытое и с не очень пышной юбкой. Также сиятельный выдал мне белые перчатки, турнюр, корсет.
А затем позвал экономку:
– Ханна, будьте добры, помогите леди одеться. Чем быстрее, тем лучше.
Домоправительница, пришедшая на зов сразу же, ничуть не удивилась, а споро принялась раздевать меня, а потом так же шустро запихивать в корсет. У меня невольно закралась мысль, что проделывает она это далеко не в первый раз, причем так невозмутимо…
Справилась она в рекордные сроки, зашнуровав меня так, что я чувствовала себя скаковым ящером, на котором до одури затянули подпругу. Когда глянула в зеркало, то весьма удивилась: мою и без того не широкую талию сейчас, казалось, можно было обхватить двумя ладонями. Благодаря турнюру у меня обнаружилась приятная округлость сзади, а корсет буквально выдавил в вырез грудь, отчего та на контрасте с осиной талией казалась в два раза больше ее реального размера.