Строгая прическа, вуалетка. Прядь когда-то каштановых волос, выгоревших под жарким солнцем юга до цвета рыжей соломы, выбилась у виска. Чуть вздернутый нос, высокие скулы и пухлые губы – мамино наследство, а вот смуглая кожа мне досталась от папы, как и полуночные, с сапфировым отливом, глаза.
«Да, не головокружительная светская львица, но и не дурнушка», – мысленно оценила я свой вид, и, повернувшись к зеркалу спиной, решительно вышла из комнаты.
Хантер ждал у входа. Галантно протянул руку, на которую мне предстояло опереться. Я уставилась на локоть. Не то чтобы я ни разу не видела переплетения этих хватательных конечностей, но сама еще не пробовала.
Видя мое замешательство, муженек тяжко вздохнул:
– Пожалуйста, на полдня постарайся создать видимость, что ты леди.
Вот так просто, одной фразой, спустил с небес на землю. Этот галантный жест оказался не для меня. Для общества, окружения. А я-то приняла его на свой счет. Дура!
Наверное, в самом воздухе Альбиона есть что-то лицемерное, отрегламентированное правилами этикета. То, что я давно позабыла. Ничего, проглочу, стерплю и за маской улыбки спрячу свои чувства.
Я опустила взгляд, сглотнула и с новым вздохом приложила все усилия, чтобы беззаботная улыбка заплясала на моих губах, щеки смущенно заалели, а глаза… глаза не выдали моих мыслей.
Как только я приняла предложенный мне локоть, мы вышли на улицу.
– Так-то лучше, – окинув меня одобрительным взглядом и задержавшись на лице, резюмировал сиятельный, – теперь ты вполне сойдешь за леди. Умеренно искреннее выражение тебе идет.
– Как вам будет угодно, – решила я перейти на светский тон.
– Наедине не обязательно, – чуть скривился Хантер, словно его это «вы» царапнуло, – столько официоза, когда мы вдвоем, ни к чему.
Я же на эту реплику сочла за лучшее промолчать.
Хантер вскинул руку, останавливая появившуюся в конце улицы пустую пролетку. Едва мы уселись, как сиятельный скомандовал: «К имперскому дворцу! С ветерком». А потом была длиннющая парковая аллея, беломраморные ступени и ростральные колонны, коридоры и, наконец, кабинет. В нем-то меня и оставили, правда, не в одиночестве. Дух, очутившийся в родных стенах, казался повеселевшим.
– Скоро все закончится, и я наконец-то перестану быть бесплотным. Никогда бы не подумал, что жажда, голод, ощущение жара или холода могут быть столь желанны, – поделился накипевшим он.
– Я рада за тебя, – я сказала это так сухо, что сама удивилась.
Эйфория кронпринца заметно поугасла.
– Я полагал, что ты тоже не горишь желанием быть двоедушницей. Две души в одном теле рано или поздно приводят к безумию, – по-своему истолковал мое состояние Микаэль.
– Нет. Я искренне рада, что это все закончится. Просто Хантер велел мне побыть немного леди. Вот я и стараюсь.
– И по-твоему, быть леди – это изображать замороженную во льду воблу? – кронпринц отбросил даже видимость церемонности и изъяснился прямее не бывает.
А я вспомнила слова моей гувернантки из той, прошлой и счастливой, жизни: «Настоящая леди бурно не выражает ни радости, ни горя, да и вообще никаких эмоций. Она как лед, всегда прекрасна и всегда спокойна».
Правда, как на поверку оказалось, миссис Нильсон настоящей леди не являлась: когда я, семилетняя, подкинула ей в чай жабу, она почему-то очень громко и экспрессивно негодовала. Может, оттого, что гувернантка сначала выпила этот самый чай, а лишь потом заглянула в чайник? Хотя все же зря она тогда выкинула Лило в окно. Он был приличной жабой, даже приветственно ей квакнул, едва открылась крышечка чайника. Но этикет от бреющего полета его все же не спас.
Так или иначе, но совет миссис Нильсон о безэмоциональности я решила претворить в жизнь.
– «Леди должна всегда оставаться невозмутимой» – кажется, так звучит одно из первых наставлений? – процитировала я по памяти некогда ненавистный талмуд.
– Откуда ты знаешь этот пресловутый кодекс истинной леди? – насторожился кронпринц. – Ты же с дикого юга, да еще и из приюта.
– Это значит, что в богадельне я и родилась? – вопросила, иронично изогнув бровь.
– Раньше не замечал за тобой светских манер, – парировал принц. – Вот и напрашивался вывод, что ты…
Он осекся и не договорил, но его мысль стала ясна и без слов – «плебейка». Спасибо хоть на том, что носом в происхождение не ткнул. И тут произошло немыслимое: принц засмущался и… извинился.
– Если бы не ты, я бы все еще был внутри артефакта. Поэтому прости, если мои слова задели тебя… – начал он, прикоснувшись своей призрачной рукой к моей. Именно в этот момент дверь распахнулась, и на пороге возникли Хантер и седобородый старик, увешанный амулетами, как шелудивый кобель – репьями.
– Эм, – только и смог выдать дедок при виде весьма двусмысленной ситуации. Ладно хоть кронпринц еще на свое привиденистое колено не встал. А вот Хантеру увиденное явно не понравилось.
Зато старичок, оказавшийся не придворным магом, как я подумала, а верховным магистром той самой парящей чародейской академии, стряхнул с себя удивление и предвкушающе потер руки.
– Прекрасно-прекрасно. Теперь понятно, почему все поисковые заклинания разбивались вдребезги. Они просто разрывались между душой и телом, не зная за чем следовать, – азартно вещал он спустя некоторое время. – Если при этом тело еще переместили в противоположном от души направлении… Зато эфирная оболочка не повреждена, и, судя по фоновой ауре, могу с уверенностью сказать, что физическая составляющая его высочества серьезно не пострадала.
– А точнее? – нахмурился Хантер.
– Точнее… Скорее всего, телесная оболочка погружена в стазис, – уклонился от прямого ответа старик.
– …И может быть где угодно, – заключил сиятельный.
Чародей слегка пожевал нижнюю губу в сомнении, а потом неуверенно начал:
– Мы имеем душу его высочества. Полагаю, что если провести измененный ритуал призыва и по его остаточному следу попробовать найти физическую оболочку…
– Это не опасно для кронпринца? – уточнил Хантер, стараясь не смотреть в мою сторону.
– Ничуть. Впрочем, и для леди это не должно представлять опасности. Теоретически. Вот только подготовка…
– Что с ней? – в разговор вмешался Микаэль.
– Расчеты векторов займут несколько дней, а учитывая секретность, я не могу полагаться на своих помощников, поэтому все придется делать самому. – Он поднял взгляд, вперившись им в потолок. – Думаю, что понадобится около трех суток.
– Хорошо, – выдохнул Хантер.
– Тогда за сим удаляюсь, – маг усмехнулся в бороду. – Мне нужно многое успеть. – И, уже обернувшись к выходу, он чуть слышно пробормотал: – Это будет интересно…
Едва за чародеем затворилась дверь, Микаэль не попросил, а именно приказал:
– Мне нужно переговорить с отцом. Это можно устроить без огласки?
Я сидела молча, не шевелясь, и казалось, во время беседы сиятельные и вовсе обо мне забыли. Ан нет. Муженек бросил на меня внимательный взгляд, потом перевел его на Микаэля и спросил:
– На какое максимальное расстояние ты можешь удалиться от тела носителя?
– Предел пять локтей. Дальше начинает утягивать за грань, – с печалью в голосе признался его высочество.
– Это лучше, чем ничего, – вынес вердикт Хантер и добавил, уже обращаясь ко мне: – Ну что, пойдемте на аудиенцию к его императорскому величеству.
Его величество Аврил Седьмой оказался в дурном настроении, но все же он учтиво принял главу императорской безопасности, с улыбкой выслушал его витиеватое приветствие. После того как с этикетной прелюдией оба покончили, венценосный прямо спросил о том, как продвигается расследование.
Хантер бросил красноречивый взгляд в сторону придворных. Его величество понимающе нахмурился. Один из министров, стоявший подле монарха, заметил его выражение лица – и громогласно объявил:
– Его величество желает приватной беседы. – С каждым словом его голос повышался так, что в нем прозвучала вся гамма интонаций – от повелительной до гневной: для самых нерасторопных и непонятливых.
Надо ли говорить, что зал тут же опустел. Министр тоже хотел удалиться, но оказался остановлен повелительным жестом Аврила.
– Останьтесь, лорд Тейрин, это дело вас также касается. А вот леди стоит удалиться.
Я была бы совсем не против последовать повелению его величества, но тут вмешался Хантер, песка ему в дизель!
– К сожалению, при всем желании это невозможно, поскольку именно эта леди – ключ к ответу на вопрос: «Где принц Микаэль?» А вернее, его часть.
При этих словах скулы монарха побелели, а пальцы на подлокотниках сжались. Сиятельный меж тем изобразил руками замысловатый пасс, и от него на уровне талии разошлось огненное кольцо. В мгновение ока оно расширилось, захватив в себя нас четверых и сомкнувшись куполом. Полусфера мгновенно помутнела и уплотнилась, отсекая все звуки. Надо полагать, что и из нее не просочится ничего.
Его величество не успел сказать ни слова: едва купол помутнел, кронпринц счел, что можно и материализоваться.
– Я живой! – поспешил успокоить он батюшку. – Только разъединенный.
Пока Хантер рассказывал его величеству о причинах столь интересного состояния его дражайшего наследника, я удостоилась изучающего взгляда министра, причем, как выяснилось, не абы какого, а внутренней имперской безопасности.
Создалось ощущение, что меня осмотрели, как лежалый пучок петрушки, что торговка отдает за бесценок, а покупатель, слушая уговоры, прикидывает, нужен ли ему вообще этот жухлый веник.
Результат визуальной инспекции вельможе не понравился. Его тонкие губы изогнулись, в чуть прищуренных глазах отразилось презрение.
Я же исподволь тоже изучала министра (на грозного монарха смотреть не хотелось вовсе: слишком сильная аура безжалостной власти давила могильной плитой). Сиятельный министр был из тех, в ком за целую милю можно было угадать настоящего вельможу: невозмутимый, надменный, с огненно-рыжей шевелюрой, заплетенной в длиннющую косу. Острое ухо украшало сразу несколько сережек. Его глаза сверлили проницательным взглядом, лицо носило отпечаток властности, а руки отличало изящество, какое не встретишь и у некоторых барышень. И в то же время бугры вен, чуть утолщенные артистические пальцы, удлиненная ладонь с характерными мозолями, что выдают завсегдатая фехтовальной залы, не давали перепутать эти руки с женскими. А их природную красоту подчеркивало полное отсутствие украшений. Лишь плетеный кожаный шнурок на запястье.