– Я с тобой поседею раньше времени. Менее получаса назад мы говорили о том, чтобы ты никуда не лезла, а на деле…
– Не поседеешь, – ляпнула я первое, что пришло в голову, ухватившись за начало фразы. – Ты и так вон какой светлый. Седых волос не видно будет, даже если они и появятся, – утешила я его. – А может, и уже появились.
Сиятельный возвел глаза к пасмурному небу и умоляюще простонал:
– Двуединый, ну почему именно она? Чем я тебя так прогневал?
Небо, не проникнувшись отчаянной речью, плюнуло в нас дождем. Не иначе это означало: «Что было, то и дало. Не привередничай!»
Пришлось срочно забираться в экипаж. Высунувшись из окна кареты, муженек крикнул кучеру адрес, а сам, достав трубку, с наслаждением затянулся, вертя в руках серебряный кругляш. Не монета, хотя и очень похожа.
– Судя по тому, что мы так спешно покинули квартиру, ты что-то нашел?
– Да, – развернутостью ответа Хантера можно было восхититься.
– И?
Сиятельный сделал вид, что не понимает вопроса.
Я начала пристально буравить супружника взглядом. Прямо меж бровей, там где переносица. Представила, как ввинчиваю в него саморез за саморезом. На пятом он сдался.
– Хорошо. Тем более тебя это тоже касается, – с этими словами он кинул мне пластинку.
Я рефлекторно ее поймала и, раскрыв ладонь, начала рассматривать.
Тонкая, но не настолько, чтобы легко прогнуться, хотя до толщины монеты ей было далеко. Я провела подушечкой пальца по краю и чуть не порезалась. Заточенная, зараза. Пригляделась: и правда. Ребро с обеих сторон имело скос. Правда, отчего-то мне показалось, что с одного края он чуть сильнее… Зато стороны округлой пластины оказались разные – это интересно. Я поднесла одну из них ближе к лицу. В нос ударил характерный, резкий запах, чем-то похожий на тот, что бывает от раскаленного на солнце брезента. Вторая же сторона, наоборот, оказалась чуть шершавой. Словно в нее въелись крупинки порошка. Я потерла ее ногтем. И правда – тонюсенький налет. От попавших под ноготь частиц чуть заметно защипало кожу.
– Как думаешь, что это? – задал провокационный вопрос сиятельный.
– Напоминает барьер между двумя веществами… – неуверенно начала я. – Только странный. Похож на тот, что используют в магических зарядах для подрывов.
– И откуда такие познания? – в этот раз кронпринц не появился, но его въедливый голос прозвенел в ушах.
– На юге есть поговорка: «Руны можешь не знать, но уметь заряжать револьвер обязан». А пластины, чем-то похожие на эту, – я повертела в руках серебряный кругляш, – есть во всех взрыв-зарядах. Только они медные и здоровенные, как плошки.
Замолчала. Ну не рассказывать же этим благородным, как я лазала по подземным шахтам с пацанами и там мы наткнулись на схорон бандитов? Помимо честно награбленного, в пещере имелись и ящики с магической взрывчаткой. Я даже парочку прихватила. А потом огребла за это по шее от Хромого Джо, когда тот увидел у меня в руках «игрушку», правда уже разобранную.
– Тэссла, вам никто не говорил, что вы весьма интересная леди? – задумчиво протянул его высочество. – С весьма специфическим образованием.
– Говорили. Например, его высочество только что, – в тон привиденистому язве ответила я. – А вот что это за интересная монета – так никто и не просветил.
– Думаю, что удовлетворю твое любопытство, – усмехнулся Хантер, к которому и был, собственно, адресован мой вопрос. – Ты правильно догадалась. Это пластина-отсекатель (или септум), что используют при изготовлении бомб. Всего в сгоревшей квартире таких нашли четыре. Я решил прихватить с собой одну. По словам эксперта, эта пластина служит перегородкой между концентрированной азотной кислотой и бертолетовой солью. При ударе она смещается, вещества смешиваются, и происходит взрыв. У бомб, изготовленных в империи, емкостей с такими перегородками не более трех, и при ударе мы имеем цепную реакцию. Заклинание, что привязано к такой серии взрывов, получает моментально дополнительную энергию и многократно усиливается. В результате мы имеем не обычный, а гигантский фаербол, который без таких ухищрений создать под силу разве что архимагу.
Я поежилась, представив, что ощутила домоправительница, когда в окно прилетел вот такой вот подарочек, развернувший огненные лепестки. У меня невольно вырвалось:
– Как там миссис Ханна после всего этого?
– Жить будет, хотя полное восстановление займет не один месяц. У нее сильно пострадала спина, зато лицо осталось целым, – нахмурился блондин, а после этих слов и вовсе замолчал.
Мы ехали долго. Я уже сбилась, считая повороты. Вот когти ящеров процокали по булыжной мостовой. Потом звук стал другим, словно камень сменили плашки. Запах свежей сдобы с улицы раздразнил аппетит. Затем послышались удары молота о наковальню. Не иначе, мы покинули престижный район Альбиона и спустились в рабочие кварталы? А когда под колесами зачавкала грязь, а в воздухе, словно сотканном из клубов тумана, засквозил рыбий душок с примесью непередаваемого аромата гниющих водорослей, я поняла, что мы приближаемся к порту.
– Может, подождешь в карете? – решил уточнить сиятельный.
Не поняв причины такого вопроса, я на всякий случай заверила:
– Обещаю вести себя тихо, – и спрыгнула с подножки кареты.
В следующий миг я возрадовалась, что на мне мои любимые сапоги, а не какие-нибудь атласные туфельки. Чавкнувшая под подошвами грязь воплощала в себе представления о земном рае для годовалого борова.
Забрав у меня пластину, Хантер уверенно направился к двери, над которой красовалась затейливая надпись «Веселый приют». Но вот странность: из задорного я пока отметила разве что розовые завитушки. Само помещение оказалось сумрачным и весьма зловонным, пропитанным запахом перебродившей браги и дешевой махорки. В последнем я начала разбираться благодаря привычке Хантера, уважавшего отчего-то только благородные сорта табака.
Несмотря на утренний час, в зале оказалось не то чтобы совсем пусто: пара столов все же занимали матросня и рабочие с верфи.
За стойкой грузный здоровяк елозил засаленной тряпкой в сполоснутой в бадейке кружке.
– Мне нужно увидеть Мардж. – Хантер, обратившись к кабачнику, отпустил приветствие, заменив его золотой монетой.
– Мардж чуток занята, – ловко сграбастав монету, ответил здоровяк, – она это, того… рожает.
В доказательство его слов во второго этажа донесся душераздирающий вопль.
– И давно? – как о чем-то несущественном, типа дождичка накануне, осведомился сиятельный.
Монеты за вопросом не последовало, и кабачник, печально вздохнув, после небольшой паузы ответил:
– Да вот-вот разродиться должна, уже два часа голосит. Это ж у нее четвертый…
– Тогда я подожду. Дай знать, когда она закончит, – и Хантер, играя, провокационно перекатил через согнутые фаланги пальцев еще одну монету, правда, серебряную.
На одутловатом лице хозяина барной стойки промелькнуло выражение лица человека, который ничего не понял, но усиленно делает вид, что в курсе всего. Здоровяк кивнул в знак согласия, а потом и словесно заверил, что сообщит сразу же, как Мардж закончит.
Мы с сиятельным присели за наиболее чистый из столиков.
– И что это за Мардж? – не удержалась от вопроса.
– Шлюха, – муженек не стал миндальничать. – А еще содержательница этого притона и осведомительница.
Сверху донесся еще один крик, вторя словам благородного. Блондин поморщился и полез за трубкой. Раскуривая ее, Хантер решил скрасить ожидание рассказом об этой самой Мардж.
Как оказалось, упомянутая блудница – весьма солидная дама по меркам трущоб. Она не только была владелицей кабака и комнат с «веселыми девочками», но и имела собственный «шантажный» бизнес. А дело в том, что рожала Мардж не от абы кого из клиентов, а только от тех богатых, с которых потом можно стрясти приличную сумму за воспитание его ублюдка. Как она вычисляла личностей, что готовы поддаться этому самому шантажу, – даже Хантеру было неведомо. Но так или иначе, землю этого мира топтало уже трое мальчуганов, чьи отцы в свое время оказались столь неосмотрительны (пьяны, глупы, богаты и далее по списку), что попались на уловку пройдохи Мардж, и слишком мягкосердечны, чтобы убить собственное дитя. Оттого и высылали шлюхе содержание на собственное чадо. В том, что по половицам увеселительного заведения стучат голые пятки именно их «кровиночек», ни у одного из папаш сомнений не возникало: заклинание кровных уз каждый раз исправно подтверждало родство.
Вот такое прибыльное дельце, как рождение бастардов, сообразила для себя Мардж. Впрочем, ее дети впроголодь не жили и одеты были хоть и с чужого плеча, но сносно. В общем, распутница как могла проявляла о чадах заботу.
Сверху раздался ввинчивающийся в уши младенческий плач. Тут и без кабачника стало понятно – таки родила.
Хантер флегматично достал из нагрудного кармана часы, отщелкнул крышку и, глянув на циферблат, заключил:
– Минут через пятнадцать можно будет заходить.
Слова сиятельного с делом не расходились. Ровно через означенное время он поднялся с лавки. По его небрежно брошенному «Посиди пока здесь» я поняла, что меня хотят оставить без самого ценного – информации.
– Эй, не бросай меня! – полетело в спину сиятельного. Спина никак не отреагировала. Но девушки с юга просто так не сдаются. – Хорошо, тогда это я тебя не брошу!
И с этими словами, перелетая через две ступеньки (у муженька ох и широкий шаг порою), я припустила за Хантером.
И как раз нагнала благородного, когда он входил в комнату роженицы.
В нос сразу же ударил запах свежей крови и пота. Младенец, завернутый в чистую, но старую тряпку, тихо попискивал, прижатый к материнской груди. Сама же мамочка, к слову, весьма миловидная, счастливо улыбалась, но ровно до того момента, как увидела Хантера.
Повитуха, ополаскивавшая руки в бадейке, повернулась на скрип половиц. Узрев посетителя, она уперла руки в крутые бока и деловито поинтересовалась: