Сиятельный меж тем продолжал:
– И получается: обнаружь кто труп чуть позже, скажем, через недельку-другую, когда из-под двери потянул бы запашок, вошедшим бы предстала картина обычной смерти. Поскользнулся несчастный и виском об стол. Полагаю, что его тело просто бы выбросили в канаву, а вещи – разобрали.
– Я нашел! – азартно донеслось от стены, из которой торчал филей его высочества.
Тайник, расположенный между боковой стенкой ниши и кирпичной кладкой стены, и правда оказался пуст. Зато под ним, в паркете, обнаружился клочок бумаги, который Хантер аккуратно подцепил заклинанием телекинеза. По мне, так серый и серый оборвыш. Однако выяснилось, что, если поднести его к глазам на просвет, можно увидеть водяной знак и несколько цифр.
– «… нк Этор… 911», – дружно прочли мы трое, уставившись на клочок.
Эти руны мне ровным счетом ни о чем не говорили. Тем обиднее прозвучало синхронное: «Банк Эторикрос» из призрачных и вполне осязаемых уст сиятельных.
– И что это значит? – непонимающе протянула я.
– Что нам, моя дорогая женушка, нужно будет завести для тебя счет и выписать вексельную книжку в самом солидном банке империи – «Эторикросе».
В этот самый момент на лестнице послышался перестук. Словно каблуки служебных сапог отбивали джигу. Ан нет, просто резвые ребята с нерасплесканным служебным рвением попались. При их появлении духа как ветром сдуло.
В этот раз уже Хантеру пришлось вводить в курс дела офицера из синемундирных, ему же он передал находку. Пока сиятельный беседовал с дознавателем, я еще раз прошлась взглядом по комнате, задержавшись на столе. Рассыпавшиеся крошки, посредине которых заветрившийся бутерброд, а рядом – дохлая мушка. Я могла поспорить, что когда вошла – ее тут не было.
Я тихонько тронула сиятельного за локоть. Он сразу же прервал беседу и недоуменно воззрился на меня. Я же, в свою очередь, ткнула пальцем на членистоногую тварюшку. Муженек находку оценил, выдохнул: «Умница».
Бутерброд сразу удостоился пристального внимания и нескольких заклинаний на распознавание ядов – как от самого Хантера, так и от благообразного дядечки-эксперта. Но сколько ни водили руками на манер шатерных гадалок дознаватели над едой, сколько ни прикладывали к ней амулетов – ядов так и не обнаружили. Зато муха под шумок улетела.
Я же все с большей тоской наблюдала за бутербродом и наконец дошла до того состояния, когда мне стало наплевать – с ядом он или без, но еще пять минут – и наброшусь на него. Живот поддержал такую захватническую стратегию утробным маршем. Последний, к слову, смутил отчего-то сиятельного больше, чем меня. Он глянул на часы и, бросив: «Пришлите мне точную копию обрывка векселя, а сейчас нам пора», – утянул меня за собой.
На улице, к моему удивлению, наступили уже вечерние сумерки. Дождь перестал накрапывать, зато повсюду растекся молочный густой туман.
– Домой? – тоскливо спросила я. В родовое гнездо Элмеров не хотелось. Утренний инцидент оставил неприятный осадок.
В воздухе пахло копченой рыбой напополам с помоями. Вторая составляющая аромата мой организм не смутила, и во рту начала быстро накапливаться слюна. Словно вторя мне, сиятельный сглотнул.
– Предлагаю сначала поесть в нормальном месте, – выдал он, когда мы вышли из трущоб.
– Ничего не имею против, – проговорила я, плотнее запахивая жилетку.
Туман обволакивал холодом, пеленая нас в него, как в паутину. Руки враз покрылись гусиной кожей, зубы начали клацать помимо воли. Тут я вздрогнула: погруженная в себя, не заметила, как Хантер снял пиджак и буквально завернул меня в него.
– Спасибо, – мне сразу стало гораздо лучше.
– Пойдем уже, мое наказание, – он притянул меня к себе поближе, делясь теплом.
Пойманный извозчик, глядя на нашу парочку – джентльмен, обнимающий смазливого пацана, – ничего не сказал, но деньги потребовал вперед.
Когда же мы остановились, я поняла, что у меня и сиятельного совершенно разные представления о «нормальности» места, где можно утолить голод.
Ресторация «Золотой фазан» ослепляла блеском и великолепием. Один швейцар в ливрее у входа чего только стоил. Сильно сомневаюсь, что этот бдящий не хуже горного орла привратник пропустит меня внутрь.
– Ты уверен? – засомневалась я.
– Более чем. – Блондин галантно предложил руку и, едва я водрузила свою ладошку на его локоть, развернул меня спиной к ресторации и, улыбаясь уголками губ, шутливо пояснил: – Я, конечно, рад, что у тебя утонченный вкус, но, боюсь, сегодня наш наряд слишком изыскан для этой пресной публики. Зато здесь недалеко, за углом, есть отличный трактир, где готовят замечательный гуляш.
Глава 7
Гуляш и вправду казался выше всяких похвал. Только-только снятый с огня, горячий, ароматный. Желудок напомнил о себе заунывной руладой, а я отчего-то все медлила взять ложку. Впечатления дня, начавшегося так внезапно, поджидали своего часа. И вот сейчас, когда все было позади, обрушились, придавили, выжали меня резко, насухо, не церемонясь, как половую тряпку.
Видимо, лицо у меня было под стать состоянию, поскольку Хантер, чуть подавшись вперед, спросил:
– Что с тобой?
Я пожала плечами: тело чувствовало себя нормально (не считая жуткого голода), так что духу кронпринца ничего не угрожало. А до моих мыслей и чувств сиятельному дела нет.
– Да нет, все нормально. – Я взяла ложку и, зачерпнув мясо в подливке, через силу начала жевать.
– Никогда не понимал этого вашего женского «да нет». Оно дезориентирует и оглушает любого мужчину похлеще взрывной волны. И он, бедный, начинает судорожно вспоминать: что, когда и как сделал не так. – Под конец монолога глаза сиятельного стали размером с плошки, а на лице застыл столь явный испуг, что стало понятно: дурачится.
Я хохотнула, а потом мои плечи мелко затряслись: нервный смех оказался сродни икоте, которую нельзя остановить никаким способом. Лишь переждать.
– Ну вот и хорошо, – удовлетворенно заключил Хантер, – тебя начало отпускать.
А потом он сделал знак рукой подавальщику и, когда тот приблизился к столику, поманил его пальцем, веля наклониться, и прошептал что-то на ухо. Я лишь пожала плечами и продолжила жевать. Сначала так же, механически, а с четвертой ложки распробовала-таки, что жаркое, оказывается, вкусное. Хантер, паршивец, не соврал.
Только спустя пару минут до меня дошло, что этот ушлый стервец умудрился парой фраз и своим дурашливым видом выдернуть меня из состояния чернильной пустоты, в которое я едва не нырнула с маковкой. Вот ведь шельмец! Впрочем, я была ему за это безмерно благодарна.
– Извини, сразу не сообразил, что даже для тебя сегодняшний день – слишком насыщенный. Но в каждой каверзе судьбы можно увидеть что-то хорошее… – продолжил, словно ничего такого и не произошло, муженек, воодушевляясь и жестикулируя ложкой.
– Это как в коровьей лепешке, в которую вляпался, увидеть кизяк для растопки печи? – решила уточнить я.
Видимо, глубина и образность сравнения поразили лорда в самое сердце. Он аж поперхнулся.
Ну а что тут такого? Нормальный пример. Мы вон, когда навоз из приютского хлева кидали, айву, заныканную по карманам, трескали в перерывах.
Хантер же прокашлялся, хитро улыбнулся и, покачав головой, произнес, словно вынес вердикт:
– Всегда считал, что оружие женщины, сражающее мужчин наповал, – это красота и ум. Сейчас я понимаю, что глубоко заблуждался. В твоем случае – это непосредственность.
Над этой его фразой я крепко задумалась: то ли он меня оскорбил, то ли сделал комплимент. С одной стороны, вроде как заявил, что моя прямота его подкупает, с другой – из сказанного выходит, что ни красивой, ни умной он меня не считает. Вот ведь… сиятельный, одним словом!
Я крутила в руках ложку, раздумывая, то ли обидеться, то ли плюнуть, растереть и забыть, когда к нам подошел подавальщик, поставил передо мной и лордом стихий по небольшой кружке и, перекинув полотенце с одного согнутого локтя на другой, поинтересовался, желает ли господин чего-нибудь еще. Получив отрицательный ответ, он неспешно удалился.
Я же поднесла угощение к лицу и подозрительно принюхалась. Пахло дубом и фруктами. Только вот отчего-то кружка оказалась наполнена не до краев, а чуть меньше чем на половину. Неужто трактирщик пожадничал взвара?
– Сделай глоток, – провокационно предложил Хантер, поднимая свою кружку.
Я с сомнением уставилась на подношение и едва не макнула в него нос. Был еще какой-то едва уловимый аромат. Решив, что это какой-то особый сорт взвара, я сделала большой глоток – и закашлялась.
Горло обожгло так, словно я засунула в рот горящий факел. Пожар же прокатился вниз – и на удивление уютно устроился в желудке. Я закашлялась, глотая воздух и выплевывая тихие ругательства.
– Мог бы предупредить, что заказываешь самогон! – прошипела я, занюхивая рукавом рубахи. Отчего-то так было легче успокоить саднящее горло.
На это заявление Хантер оскорбился:
– Как ты могла подумать, что я закажу собственной жене какой-то самогон. Это же настоящий бирканский виски! Его только в этом трактире в Альбионе найти и можно.
– Как же я сразу не догадалась, – саркастически протянула я. – Этот напиток, как и благородные, что его пьют, такой же двуличный. С виду, по запаху – невинный компотик, а сдирает глотку, как самогон у нашего кабачника Сэма. Но у того-то хоть все честно – запах сразу в нос бьет и предупреждает о градусах напитка.
Последние слова я произнесла чуток заплетающимся языком. На душе вдруг сразу стало так хорошо… А вот блондину от моих слов – не очень. Он поставил кружку и серьезно спросил:
– Ты нас и вправду так ненавидишь?
– Сиятельных-то? – уточнила я. Заручившись кивком спутника, продолжила: – А за что вас любить? Один – осудил моего отца, даже толком не взглянув на дело, другие, словно оказывая великую милость и спасая от смерти, – запихнули в приют, надели на шею ярмо. А сами, такие благородные все, чинно ездите в шелках и парче, кривите носы при виде нас, простых смертных, и кичитесь своей магией. А если отпрыск благородных захочет себе кого – щелкнет пальцами, и у него все будет. И неважно, что при этом талантливому техномагу на войне оторвет ногу, – припомнила я Хромого Джо.