Пока же я размышляла, сиятельный, передохнув, продолжил:
– Мне интересно другое: зачем изначально было разделять тело и душу кронпринца? Не убить его, а именно разделить?
– Ну, если бы меня сразу убили, как ты говоришь, то вероятность удержать дух на земле стала бы ничтожно мала, даже с учетом применения кучи артефактов… – начал рассуждать Микаэль.
– Именно! – прищелкнул пальцами супружник. – Им нужен только дух. И не абы кого, а того, кто относится к королевскому роду.
Я не понимала, к чему клонит Хантер. Сиятельный же, указав широким жестом на стопки бумаг, заговорил:
– И потому я попросил сегодня своего помощника принести мне все приграничные сводки за последние три месяца. Главная особенность правящей ветви – способность поддерживать плетение великой стены, что препятствует проникновению в империю тварей огненной бездны. И, как следует из отчетов, в последний месяц участились случаи поимки на границе подозрительных лиц. Не лазутчиков и не контрабандистов. Эти ребята умирали в камере под утро с багровой пеной на губах.
– Ты хочешь сказать, что я был нужен революционерам для прорыва стены? – ужаснулся Микаэль.
– Полагаю, что да. Для чего другого сгодился бы любой сиятельный с внушительным магическим даром? До императора добраться гораздо сложнее, так что… – он не стал договаривать очевидное.
Я же все никак не могла понять, зачем вообще устраивать прорыв, воровать душу кронпринца. Убили бы императора по-тихому, и все… Свои крамольные мысли я нечаянно произнесла вслух.
– За такие речи и казнить могут, – невинно прокомментировал Хантер, усмехаясь. – Но чтобы ты поняла, поясню: в империи гражданам живется не так уж и плохо. Умер император. Так у него наследник есть. И Микаэль после положенного траура сядет на трон. Народ возражать не будет. Оттого сначала надо опорочить власть в глазах простых обывателей, показать ее несостоятельность. Например, создать тот же прорыв. Пока император его затянет, бросив на это все свои силы, заговорщики организуют новый. А твари из бездны медлить тоже не станут и сожрут все приграничное население на корню. Итого мы имеем возмущение, которое при умелом подогреве выльется в переворот.
Хантер после столь длинной речи откинулся на подушки. А вот кронпринц, напоминавший сейчас ящера, которому скипидару под хвост плеснули, заметался по комнате.
– Но надо же что-то делать. Действовать! Спасать!
– Прежде чем спасать, нужно отделить друзей от врагов, – устало отозвался сиятельный.
– И много их на примете? Этих врагов? – Устав стоять, я плюнула на все и опустилась на край кровати.
Пружины обиженно скрипнули и прогнулись, отчего я съехала ближе к центру и оказалась прижата к бедру Хантера. Сиятельный, у которого в этот момент напрочь атрофировался такт, и не подумал отодвинуться, а лишь ухмыльнулся. Я решила, что вставать – идея еще более глупая, чем садиться, а потому сделала вид, что так и надо.
– Слишком. Начиная от трех дюжин министров и княжеских родов и заканчивая неугомонными соседями, которые могли сделать ставку на любого бедного сиятельного, в чьих жилах течет хоть капля крови правящего рода. Завтра на приеме ты большинство из них увидишь.
Я напрягла память. Кажется, вчера утром муженек что-то говорил об этом самом приеме. Что-де он представит меня императору и двору.
– А может, их всех допросить? – внесла я кардинальное предложение, ежась от одного слова «прием» – представляя этакое сборище высокородных снобов. По сравнению с ними леди Ева выглядела сущим воплощением кротости и смирения.
– Если бы это были простые люди – несомненно, – язвительно усмехнулся кронпринц. – Но загвоздка в том, что подозреваемые – первые лица империи. Оплот стабильности и правопорядка. Те, на кого должен опираться император. Вызов одного герцога Молотро на допрос – это все равно что плевок на всю аристократию в целом. Как же, вседержавец – и не доверяет своим соратникам…
Судя по тону Микаэля, он не впервые столкнулся с подобным. Ну да ему виднее.
В этот момент в дверь деликатно постучали. Маменька напомнила о себе.
– Да-да, – отозвался Хантер, накрываясь одеялом.
Кронпринц же поспешил улизнуть.
Родительница вплыла, сияя не хуже новенькой медьки.
– Ну что? – первым делом уточнила она.
– Мы помирились, – не дав вставить мне ни слова, заявил Хантер, – и моя дорогая жена милостиво согласилась составить мне компанию на приеме у императора.
И приобнял меня так, что мне осталось лишь сдавленно пискнуть: все сказанное – истинная правда.
Про себя же я повторяла, как мантру: «Спокойно. Потом ты все выскажешь этому ушастому засранцу. А пока думай о новой отвертке».
То ли самовнушение помогло, то ли нервы объявили забастовку, но спустя пару минут на меня сошло поистине пустынное спокойствие. Оттого разговоры о предстоящем императорском приеме, которым озадачил сынуля матушку, я воспринимала с изрядной долей безразличия. Вот только настораживало воодушевление, с которым леди Голдери начала допытываться, не нужно ли еще невестке и бальное платье. Хантер, скрипя зубами, ответил категоричным «нет».
Родительница тут же начала приводить доводы, что юной жене непременно надо блеснуть на бале дебютанток, а не только быть представленной ко двору.
Сиятельный не выдержал:
– Мама, я не люблю танцевать, а Тэсс не умеет – мы идеальная пара. И в решении не выворачивать ноги во всевозможных па мы единодушны.
Отчасти муженек оказался прав: танцевать я и вправду не умела. Балы тоже ни разу не посещала. Правда, издалека, через окно, мне доводилось видеть, как цвет нашей анчарской столицы, одетый почти во все новое и непорванное, отплясывал на свадьбе дочки мэра. Тогда еще у одного из заезжих скрипачей порвались все струны, а в конце торжества случилась знатная драка. Жениху три зуба выбили. Причем два из них – невеста. За то, что засмотрелся на другую молодку.
Но навряд ли такое свадебное веселье и есть бал. Хотя в объявлении на центральном городском столбе рунами было намалевано именно что: «Бал в честь свадьбы Эмануэллы де’Оре, дочери мэра Столицы Тюда де’Оре», как будто никто в округе не знал, кто такая эта Эмка.
В общем, как ни крути, а взглянуть (и только взглянуть) одним глазком на это безобразие императорского масштаба мне хотелось.
Пока я размышляла, словесное противостояние меж старшим и младшим поколением Элмеров набирало обороты. Итогом баталии стала окончательная и безоговорочная победа свекрови. Мотивировала она свое рвение тем, что к моменту рождения маленького Хантерчика его мать, то бишь меня, свет должен принять. Что это за загадочное «принять», я так и не поняла. В голове у меня вертелось лишь «принял на грудь», но это явно не тот случай.
Воодушевленная предстоящими мероприятиями, леди Голдери распрощалась с сыном и, взяв меня в оборот, тут же поехала к «лучшей модистке Альбиона», как она сама выразилась. Пока же мы добирались к этой «лучшей из лучших», меня не покидало стойкое ощущение, что Хантер согласился бы на все, лишь бы чем-нибудь занять матушку, дабы та ему не мешала «дедуктировать». Как по мне – так это означало просто курить и пялиться незнамо куда остекленелым взглядом. Может, даже в ту заветную зеленую папочку, где хранилась информация о Томасе Шелдоне.
Перестук колес, цокот когтей ездовых ящеров по брусчатке и шелест начавшегося дождя по крыше экипажа успокаивали меня, навевая сон.
– Ты, наверное, утомилась? – заботливый голос свекрови оказался для меня не хуже ушата воды. Она же, не заметив эффекта, стала ностальгировать: – Помню, когда я ходила беременная Хантером, меня постоянно на первых порах клонило в сон, а потом началась тошнота по утрам и изжога. Зато приметы не соврали, и вправду родился мальчик. Ведь ты, наверное, слышала, что изжога – к мальчику, как и большой живот?
После этих слов она ненароком покосилась на мое теловычитание, перетянутое корсетом, и решительно добавила:
– Скажу Эмме, чтобы не вздумала тебя туго шнуровать. А после бала и вовсе не стоит носить эти тиски. Это может повредить моему внуку.
Я мысленно взвыла. И зачем я согласилась подыграть этому блондинистому сиятельному с упыриной натурой прожженного хитреца? Хотя мультифазная отвертка… Мысль о ней заставила меня сцепить зубы.
Я рисовала ее грани в воображении, почти ощущала тяжесть ручки и шершавые бегунки переключателей, меняющих магическую полярность от одного движения пальца. В общем, абстрагировалась от суровой рюшечно-кружевной реальности как могла.
А она, эта самая реальность, давила, так и норовя попасться на глаза в дамском салоне с гордым названием «Квайзи-Модо», куда мы со свекровью и прибыли. Сама мэтр сразу не почтила нас своим присутствием, оттого развлекала свекровь и раздражала меня премиленькая, аж до приторности, модисточка.
– Буквально несколько минут – и мэтр Квайзи освободится. Госпожа модельер сейчас принимает другую клиентку, – щебетала меж тем эта субретка, подавая нам чай и вазочки с пахлавой и щербетом. – Сладости по старинным рецептам анчарских кочевников, они сейчас очень популярны… – гордо отрекомендовала она.
Я с сомнением разглядывала предложенное угощение. Вот уж не могла предположить, что жители пустынь знают, что такое сушеная лесная земляника или клюквенный джем. Видимо, модистка имела в виду каких-то других кочевников с дикого юга.
Свекровь, и не подозревая о ходе моих мыслей, с азартом уплетала третью порцию пахлавы с медом и черничным джемом. Я же с сомнением вертела в руках ложечку.
– Тебе не нравится запах? – понимающе уточнила матушка Хантера, раз до вкусовых особенностей этого кулинарного «шедевра» я еще не добралась.
Пришлось срочно исправлять упущение и запихивать лакомство в рот, а то опять начнется жизнеописание дамы на сносях. А рассказами про тошноту и ломоту в пояснице я уже была сыта по горло. Украдкой бросила взгляд на леди Голдери. Зря.
Она с умилением наблюдала, как я поглощаю десерт. Точно с таким же выражением наша приютская кухарка – уроженка севера, которую незнам