– Конечно-конечно, – тут же понимающе отозвался Квайзи, – можете воспользоваться одной из комнат на первом этаже. Я позову Люси. Она вас проводит.
Явившаяся на зов модистка, хоть и ежилась от холода, все равно щебетала без умолку. Подхватив свекровь под ручку, она увела ее вниз. Модельер устало присел на краешек козетки.
– Думаю, что мне нужно кое-что объяснить.
Я молчала. Громко так молчала: зубы задорно клацали, не хуже, чем у иного голодного волка. Отчего Квайзи не выдержал и, встав, направился в одну из ниш. Выудив оттуда отрез драпа, накинул его мне на плечи. Сразу стало теплее.
– Понимаете… – он сразу сбился – и уже совсем иным голосом, с просящими интонациями, проговорил: – Можно мы перейдем на «ты»? А то как-то неудобно обнажать душу и объяснять причину, по которой пять лет назад мне пришлось полностью измениться, выкая.
Этот странный мужчина сейчас напомнил мне чем-то приятеля из приюта – несносного Джимми, который тоже порою придумывал такие штуки, которые нормальному бы и в голову не пришли. Именно поэтому они и срабатывали. Как-то раз он решился обжулить самого Алька Пони. И ведь получилось! На спор спер у бандита его счастливый револьвер, с которым тот никогда не расставался. И даже спал со своим трофеем потом в обнимку.
На все вопросы, как Джимми сумел все провернуть, парнишка лишь загадочно улыбался.
Вот и стоявший передо мной Квайзи излучал такую же загадочную полуулыбку.
Я протянула модельеру руку в характерном южном жесте, слегка сплюнув на ладонь:
– Идет!
Тот сначала непонимающе уставился на протянутую пятерню, а потом, усмехнувшись, протянул мне точно такую же.
– Идет!
Впрочем, сиятельный не был бы сиятельным, если после дружеского рукопожатия не попытался бы вытереть ладонь о юбку, думая, что я отвернулась и не вижу. Все-таки снобизм – это у остроухих врожденное.
Квайзи начал свой рассказ, пощипывая мочку уха и периодически пытаясь отколупнуть полированным ноготком чешуйки узора на шее. Видимо, все же нервничал.
– Ты не подумай ничего дурного, – начал он. – Я не какой-нибудь извращенец, которому доставляет неописуемое наслаждение процесс утягивания в корсет или лицезрение женских панталон, когда заказчицы примеряют мои творения…
Хм, если в первую часть утверждения, там где речь шла о корсетах, верилось охотно (уж больно постная мина была у говорившего), то по поводу второй, судя по мимолетному хитрому прищуру кофейных глаз, – у меня появились сомнения.
– Значит, вам нравится рассматривать их на себе? – невинно уточнила я.
– Я не содомит! – собеседник даже забылся и стукнул от избытка чувств кулаком.
– Я и не говорила, что вы сады с парками любите… – попыталась я оправдаться. Хотя что тут такого? Ну подумаешь, любит мужик кусты подстригать и газоны равнять. Или я путаю и таких людей называют садистами?
– При чем тут сады? – озадаченно уставился на меня собеседник, как старик-кочевник на четырехтактный двигатель внутреннего сгорания.
– Ну ты же сам сказал… садом ипть ты…
И тут он расхохотался, чуток с отзвуками истерики и почти до слез.
– Да уж! Непуганое светскими извращениями дитя юга! Я ведь правильно угадал, южанка? Хотя акцент почти не слышен, такое ощущение, что ты все же уроженка Альбиона, – перебил он сам себя. – Я ей тут почти душу изливаю, а она про огород подумала.
Пришлось этому странному сиятельному провести для меня еще и ликбез по нравам аристократии. Как оказалось, у высшего света порою странные забавы: кто-то любит, чтобы ему доставляли боль, иные – детей или животных для утех, третьи – и вовсе подглядывать. А встречается и такое: мужчины могли любить мужчин и отнюдь не как братья или отец с сыном друг друга. Нет, я, конечно, слышала что-то о мужеложцах… патер порою вскользь о них упоминал в своих проповедях, отчего-то при этом заливаясь краской, как перезрелый помидор. Но у нас в Анчаре таких «голубей», как называл их Квайзи, не водилось.
Когда я поведала о данном факте модельеру, тот полушутя откликнулся:
– Дикари, никакой культуры и цивилизации! – но отчего-то под конец фразы нервно сглотнул.
А после тихо проговорил в сторону, что на крайний юг он ни ногой – не поймут его и разорвут на части люди с такими нравами.
Я же его заверила, что ничего ему там не сделают, даже в женском платье. Ну, попробуют под юбку залезть разве что. Так надо в челюсть дать и объяснить, что для дела переоделся, а не потому, что так нравится. Даже пример привела успешного и громкого ограбления банка. Тогда двое налетчиков тоже переоделись в костюмы жениха и невесты и пришли, чтобы якобы открыть вклад… Унесли они тогда все содержимое сейфа подчистую. И что самое главное – не попались!
Отчего-то после этого рассказа Квайзи оживился и закивал:
– Вот-вот, значит, ты и меня поймешь. Я как эти налетчики. В смысле не банки граблю, но мне маскарад этот тоже нужен для дела. Видишь ли, я родился без дара. Хоть и сиятельный – но из обедневшего рода. Такому прямая дорога в военную академию. Но незадача: вида крови я боюсь, драться не хочу и не умею, зато всегда любил шить. С детства разглядывал модные журналы, узнавал фактуру ткани и даже мог назвать регион, где ее соткали, с закрытыми глазами. Вот только быть сиятельному простым портным – статус не позволяет, да и кто будет обнажаться перед нормальным мужчиной? А становиться мужеложцем… тут ведь и репутацию придется подтверждать… – Он замялся, уловив, что про «подтверждать» я не совсем поняла. – Ну, спать с мужчинами, а то не поверят, что я из содомитов. А я так не смог бы. Даже ради мечты стать модельером. Зато роль леди с утонченным вкусом, пусть и не красавицы, подошла идеально. За какой-то год имя Квайзи Модо стали знать все дамы императорского двора. В роли леди я добился того, о чем не смел мечтать и мужчиной.
Он развел руками, словно показывая на себя.
– К тому же самой природой словно задуман был такой маскарад: борода у меня не растет, адамово яблоко столь мало, что даже и не заметно. Вот только рост и плечи…
– Зато если клиентка распсихуется – спина широкая и за ней спрятаться можно всем вашим белошвейкам, – решила я его подбодрить.
Собеседник усмехнулся:
– Как я погляжу, ты из тех, кто к слову «черный» добавляет «юмор», а не «жизнь»…
– А чего ныть на судьбу по поводу и без? Вдруг двуединый услышит и подумает, что это ты у него еще бед просишь для этого… укрепления духа. Вот. А я укрепляться не хочу, мне и малахольненькой, может, неплохо.
– Ну-ну, ты на себя-то не наговаривай, малахольненькая… Умудриться загнать лорда Хантера под венец – это нужно иметь помимо красоты и ума стальные нервы, недюжинную силу, хитрость и еще незнамо что.
– Нет, – призналась я кутюрье, припоминая подробности первой встречи. – Нужно просто как следует дать ему в челюсть.
– Только об этом способе светским красавицам не говори, а то они возьмут на вооружение. И ходить тогда лучшим мужчинам империи без зубов, но с фингалами, – и подмигнул, но затем резко посерьезнел. – Так мы договорились? О моей тайне никому не расскажешь?
– Заметано и пришито, – вспомнила я нашу приютскую присказку и кивнула в знак подтверждения головой.
– Надо будет запомнить. Интересное выражение, и в профессиональном плане тоже, – оценил Квайзи и добавил: – И знаешь, дружеский совет, который леди Голдери не даст тебе в силу воспитания и положения, ибо матери мужа это как-то не с руки. Держись подальше от этой Корнелии. А еще от Лауры Оруэл и Стефани Таллеро. Остальные бывшие любовницы твоего супруга не столь кровожадны и опасны.
Прекрасно. Мало мне революционеров, так тут еще и несостоявшиеся жены супружника в комплекте. Вот это я понимаю: неприятности оптом и на развес. С кем бы поделиться? А то мне не жалко. Даже в подарочную упаковку завернуть могу.
В это самое время в комнату вернулась уже полностью взявшая себя в руки свекровь. Застав картину: я в роли гусеницы, укутанная в отрез драпа, и модельер, сидящая рядом, – она облегченно вздохнула.
– Прощу прощения, леди Квайзи, за то, что произошло. Я не ожидала, но всплески силы…
– Ну что вы! Думаете, вы первая или последняя, с кем такое произошло? Отнюдь. К тому же мы все успели обсудить до этого досадного инцидента. А эскиз платья даже уцелел. – В руках кутюрье, словно по волшебству, возник рисунок. – Так что наряд будет готов ровно в срок.
Да… Что ни говори, а профессионализм ударной волной морозного воздуха не вышибешь. А Квайзи, несмотря на все странности, – профессионал.
Покидали мы модный дом в задумчивости. Не знаю, какие мысли гуляли в голове свекрови, а вот я размышляла над тем, что уж больно удачно эта Корнелия ворвалась в примерочную. Да и смысл Хантеру дарить обручальный браслет ей именно сейчас? Вот после нашего с ним развода я бы поняла… Но больше всего меня сейчас омрачала перспектива официального приема и бала: да, я мишень, которую надо показать всем, дабы заговорщики не поняли, что утечка информации была подстроена, однако легче от этого не становилось.
Не смогли развеять мое мрачное настроение по прибытии домой и веселые рассказы Элены. Хотя надо отдать сестре Хантера должное: она старалась вовсю. Чего только стоила последняя сплетня в ее пересказе, гулявшая в свете: в суд друг на друга подали два менестреля, оспаривая авторство баллады «К бездне любовь». Каждый утверждал, что это его музыкальное детище, нагло украденное конкурентом. В итоге оказалось, что оба купили и текст, и музыку у третьего барда, который решил, что продать свое творение всего один раз – кощунство, и поставил дело на поток. Как результат – еще у нескольких музыкантов обнаружились аналогичные слова в текстах их баллад, только названия при этом были другие.
– Зато теперь стало ясно, кто из придворных певцов сам сочиняет, а кто выдает проплаченное творчество за свое собственное, – со смехом заключила Элен.
Даже леди Ева позволила себе скупую улыбку после того, как девушка закончила. Кристофер, к слову, вел себя образцово: в суп ядов не подливал, не напоминал бледную оголодавшую моль и вставлял ехидные замечания в рассказ кузины. В общем, был обычным живым юношей, который подкупает пытливым умом и чувством юмора.