Зато мрачный, как песчаная буря, Хантер, появившийся на пороге, показался полной его противоположностью.
– Тебя уже отпустили из лечебницы? – увидев дорогого сынулю, воскликнула родительница, спешно вставая из-за стола.
– Нет. Господа лекари ни в какую не хотели меня выписывать. Пришлось сбежать.
Его слова не нуждались в дополнительных подтверждениях хотя бы оттого, что на ногах муженька красовались симпатичные голубенькие тапочки с помпончиками. А если приглядеться – то и штаны с рубашкой благоневерного (все же встреча с Корнелией не прошла бесследно) тоже оказались домашними, но никак не для уличных променадов. Две папки: красная и зеленая, которые он прижимал к груди, довершали образ студента, проспавшего начало занятий, но все же явившегося на учебу.
– Нельзя же так, – запричитала леди Голдери. – Ты еще не оправился.
– Если вы столь пеклись о моем здоровье, не надо было слать патограмму со странным вопросом «Когда ты успел сделать предложение Корнелии?» и кучей еще менее понятных обвинений вроде «как ты мог» и «Тэсс не пострадала»…
Глава 9
Как позже выяснилось, успокаивалась и приходила в себя миссис Голдери исключительно по-женски: перекидывая все с больной головы на здоровую. А точнее: со своей очаровательной головки на белобрысую сыновью макушку, отписав ему кратко и эмоционально о случившемся у модельера.
Немудрено, что Хантер примчался как ошпаренный, приказав подчиненному принести одежду и забрать все бумаги. Вот только целители служивого с охапкой уличного платья к больному не пустили (видимо, желание поскорее удрать из лечебницы оказывалось не чуждо многим ее пациентам), оттого лекари, ученые горьким опытом, и бдели не хуже тюремных надзирателей. Пришлось сиятельному довольствоваться тем, что на нем было.
Обед, прерванный появлением Хантера, плавно передислоцировался из столовой в личный кабинет муженька, где родительница еще раз, уже подробно и в красках, описала случившееся.
В ходе повествования, под пристальным материнским оком, сынулю заставили проглотить «полезный для выздоровления куриный бульончик», зажевать его салатиком из обычной и морской капусты (там, со слов леди Голдери, «много витаминчиков, тебе ведь надо поправляться») и запить все это травяным чайком («для успокоения»). На последний-то Хантер и налег. Но то ли доза оказалась маловата, то ли рассказ – слишком эмоционален. Не помог чаек. Супружник все равно стал мрачнее тучи и барабанил по столу.
– Ясно, – заключил он и взял ответное слово: – Так. Никаких обручальных браслетов я никому не дарил. Мне и одной жены за глаза хватает. Могу даже клятву на крови дать, если не верите, – говоря это, он отчего-то смотрел исключительно на меня.
А я что? Я ничего. Сижу себе тихо, рассматриваю фикус в напольном черном горшке, за которым притаилась белка. Хвостатая, к слову, не просто тихарилась, а бесшумно и с упоением ощипывала листочки, норовя их уложить на манер гнезда. В ее лапах также значились перья из подушки, отчего сходство с птичьим домом становилось еще более разительным. Пока, кроме меня, ее никто не заметил: Хантер стоял спиной, а матушке в данный момент было не до фикуса.
– И да, я разберусь со случившимся. А сейчас, маменька, когда мы прояснили это недоразумение, можно мы поговорим с женой наедине?
Леди Голдери безмолвно удалилась, а Хантер с тоской посмотрел на пустую суповую тарелку.
– Принеси чего-нибудь нормального поесть, а? – с тоской попросил он. – А то я от этих отваров и бульончиков скоро корни пущу и начну вегетировать…
Что значит последнее слово, я не поняла, но приравняла его к «материться». По смыслу так подходило к сказанному более чем.
– Хорошо, – пришлось мне согласиться и уступить голодному и несчастному взгляду супружника.
– Только не сразу, подожди немного, а то с матушки станется простоять в коридоре с десяток минут…
«Не только мать знала сына как облупленного, но и наоборот», – усмехнулась я.
Пока же Хантер выжидал, он начал вслух рассуждать:
– То, что браслет прислали Корнелии от моего имени, – очевидно. Хотя перед отбытием в Анчар я ясно дал ей понять: между нами все кончено. Но она с этим не смирилась. Даже нового любовника не завела, пока меня не было, – иронично присовокупил он. – Следовательно, украшение приняла, особо не задумываясь. Как нечаянно свалившуюся победу, хотя настраивалась она на долгую осаду. Зная ее, к слову, я тоже приготовился обороняться.
– Слушай, а можно без этих подробностей твоей личной жизни? – брякнула я. Уж больно тема оказалась неприятной.
А вот Хантер от такой моей реакции отчего-то просветлел. Уголки его губ дрогнули в улыбке.
– А вот я их жажду, – вмешался материализовавшийся дух, который был полон сарказма и ехидства не хуже, чем новенький аккумулятор – дистиллята напополам с серной кислотой. – Наконец-то мы одни, а то и секретом не поделиться.
Сообразив, о какой такой тайне говорит Микаэль, я перебила его:
– Даже и не мечтай. Я обещала.
– Ну то ты, а не я…
– Вы это о чем? – уточнил Хантер.
– Вашество, – начала я без толики уважения. – Человек, в смысле сиятельный, и так стольким пожертвовал ради исполнения мечты… Имей совесть!
– Совесть, чтоб ты знала, в политике вещь крайне вредная, а порою и опасная. Ее удаляют наследникам в раннем возрасте, как иным – аппендицит.
Сказать, что Хантер был заинтригован темой нашей перепалки – значит ничего не сказать.
– О ком это идет речь?
Все же любопытство – второй двигатель прогресса после лени, а у дознавателей – и вовсе первый. Хантер не являлся исключением из этого правила.
– О леди Квайзи Модо, – призрак беззастенчиво пользовался своей нематериальностью и тем, что заткнуть его как в прямом, так и переносном смысле не представлялось никакой возможности.
– Аааа… вы об этом необычном юноше, – сразу же расслабился муженек.
М-да, интрига прожила недолго…
– А откуда ты знаешь?
– Не знать подноготную модельера, так стремительно сделавшего себе карьеру? За кого вы меня принимаете, я же солидный сыщик, а не ОБСЕ какое-то.
– Не что? – я решительно не могла понять, что такое «обся», которой ругнулся Хантер.
– Обеденная баронессина сплетня, ежедневная, – поговорка о дамах, которые не начинают трапезу, не придумав нового скандального слуха, – услужливо разъяснил супруг.
– А я слышал, что так расшифровывается общество брутально-самцовых единиц, – ввинтил кронпринц.
Хантер предпочел сделать вид, что эта реплика прошла мимо его ушей.
– Так что можешь не переживать по поводу этого Квайзи. Для светских кумушек, да и для остального двора – он благообразная дама, но для тайной канцелярии – не секрет, что скрыто под фижмами и вуалеткой у этой особы. Кстати, у него даже невеста есть. Истинная. Причем из людей. Дочка Альбионского палача, – невесть с чего разоткровенничался Хантер. – Но да вернемся к нашим варраванам, то есть обручальным браслетам.
– Умеешь ты, лорд Элмер, испортить интригу, – излишне сокрушенно, а оттого фальшиво опечалился кронпринц тем, что не смог пройтись по поводу Квайзи.
– Это профессиональное, – ничуть не смутившись, отозвался муженек. – Так вот, о браслете. То, что его подсунули Корнелии столь своевременно, и даже, думаю, направили ее в дом моды, где в это время Тэсс с моей матушкой обсуждали наряд, – хитрый ход. Не знаю, на что рассчитывал тот, кто все это задумал. Устранить Тэсслу руками моей бывшей любовницы – глупость. Слишком много свидетелей, да и вообще… Навряд ли бы Корнелия решилась сразу на убийство. Пусть и в состоянии аффекта.
– Тем, кто слетел с катушек, плевать на окружающих, – возразила я.
Я вспомнила, как в трактире Сэма один из завсегдатаев словил белого тушканчика после очередного стакана. Вынул револьвер и расстрелял к бездне чучело василиска, утверждая, что это его теща, а потом продырявил ногу и «оригиналу», явившемуся усмирять его сковородкой.
– Для доведения до неконтролируемого состояния слишком непродуманно все у хитроумного комбинатора в этом его плане… – усомнился сиятельный.
– Может, у наших революционеров закончились профессионалы, и он решил действовать, полагаясь на удачу? – внес предположение кронпринц.
– Не похоже. Слишком топорно, – гнул свое Хантер.
Тут белка, которая до этого сидела тише полевки, начала активно работать задними лапами, так что земля полетела из горшка. При этом она что-то радостно попискивала, пытаясь передними лапами поудобнее устроить гнездо.
– Хантер, разреши поздравить вашу семью! – весело прокомментировал увиденное Микаэль.
– А может, это все же Элена? – как-то обреченно отозвался муженек.
– Ну… не знаю, – с большим скепсисом, глядя на активную беличью возню, заключил призрак.
– Вы вообще о чем? – этих сиятельных невозможно понять.
– О периоде гнездования хранителя, – еще более запутал Микаэль. И, глянув на мое лицо, где крупными рунами было написано: «И чо?» – пояснил: – Обычно хранитель устраивает себе гнездо, когда в семействе ожидается пополнение… А вот как народится новый наследник, ваша белка и вовсе перейдет в режим няньки.
Я представила себе, как эта черная горжетка с немытыми лапами из цветочного горшка делает «козу» беззубому крохе… Брррр!
– А может, выкинем это гнездо в окно, пока моя мать его не увидела? А то ее внукомания и вовсе сведет весь дом с ума.
– Белка новое совьет, – разбил его надежды призрак.
– Значит, спрячем в листве это!
Хантер подошел к фикусу и самолично помог пушистой заразе укрепить ее творение. А потом непочтительно вздернул хвостатую за холку и поднял на уровень глаз:
– Так, давай договоримся, никакого саботажа!
Белка что-то гневно пропищала в ответ и скрестила передние лапы на груди. Вид у нее при этом был воинственный и суровый, только шлема, как у рыцарей, не хватало.
– Мы договорились. – Видимо, Хантер все же понимал беличий, а может просто сделал вид. Для солидности.