Из Полицейской академии я вынесла два основных умения. Первое — в любых расследованиях моделировать самый плохой исход; теория худшего, чтобы быть готовой к неблагоприятному развитию ситуации. Второе — не судить раньше времени, зацикливаясь на чем-то одном. Мы должны избегать преждевременных выводов. Должны исходить из того, что то, что на первый взгляд кажется правдоподобным, совсем необязательно является таковым. Порой все выходит совсем иначе.
— Высадишь меня у тротуара? — попросила я. — Не подъезжай к дому.
— Почему?
— Хочу пройти тем путем, которым шла Ибен. К тому же лучше навестить Тура неожиданно. Иногда люди рассказывают больше, когда не ждут гостей.
Бирта аккуратно подъехала к тротуару и позвонила Августу.
— Август, притормози на десять минут. — Посмотрела на меня и улыбнулась. — Давай, выходи!
Я выскочила из машины и пошла по дорожке мимо того места, где на холме нашли журнал комиксов. Вот здесь она, видимо, побежала, а потом ее кто-то остановил. Этот участок не виден с дороги, так что маленькую девочку могли затолкать в машину, и никто этого не заметил бы. Я перебирала в голове вопросы, которые собиралась задать Туру Линду. «Где ваша жена, Тур? Почему вы нам об этом не рассказали? Я помню, вы утверждали, что она спит, когда мы последний раз к вам заходили, и сказали, что не хотите ее будить». Я видела перед собой его лицо, бегающие глаза, отчаянную попытку придумать оправдание… Вдруг остановилась. Широко шагая, чуть отступила назад, затем повернулась и бросилась к машине. Бирта опустила стекло.
— Что случилось, милая?
— Тсс! — прошептала я. — Руе Ульсвик. Он стоит за машиной на парковке. Следит за семьей Линд через бинокль.
— Шахид сказал, что он болен… — начала было Бирта. И умолкла.
— Что мне делать?
Бирта помолчала. Потом вышла из машины, подошла к Августу и сказала ему что-то — слов я не расслышала. Он тут же выехал на дорогу, а Бирта побежала по тропинке к дому. Я кинулась следом, чувствуя себя очень неловко, словно снова стала той самой девочкой, которая собирается идти искать учителя, не пришедшего на урок, пока остальные дети бесятся в классе. Я ненавидела ту девочку, которой была, но я по-прежнему она же и есть. Хотя прямо сейчас я изо всех сил старалась заставить ее замолчать.
Руе достаточно повернуть голову — и он нас увидит. Однако он все так же смотрел в бинокль, изучая дом.
— Привет, Руе, — сказала Бирта. — Ты чего это делаешь?
Руе опустил бинокль и перевел взгляд с дома на нас.
— Я думала, ты болен, — продолжала Бирта.
— Мариам Линд нет дома, — сказал Руе. — Ее нет уже два дня.
— А ты-то что здесь делаешь? Почему тебя так волнует эта семья? Почему ты не рассказал нам, что знаком с Мариам Линд?
Он, похоже, испугался.
— Мы всё знаем, Руе, — сказала Бирта. — Мы знаем, что ты был на набережной — и скрыл это от нас, — и что разговаривал с Ибен Линд перед тем, как она пропала.
Казалось, Руе продумывает пути отступления. Развернуться и броситься бежать к дому Линдов, оттолкнуть нас, просто отправить в нокаут двух девушек-полицейских и сбежать… Я представила, как его мощное тело перемахивает через газоны и ограды. Однако он никуда не побежал.
В этот момент рядом появился Август.
— Я думаю, тебе придется проехать с нами в участок, Руе, — сказала Бирта.
Руе
Олесунн
Понедельник, 2 мая 2015 года
Открыв дверь и увидев за ней меня, Эгиль просиял. На нем был перепачканный мукой передник.
— Это Руе! — крикнул он в глубь квартиры. — Рад вас видеть! Как бы я хотел, чтобы молодежь тоже приходила в гости без приглашения… Ведь так теперь никто не делает.
Он вытянул руку, приглашая меня пройти в светлый коридор. Я сделал два шага, остановился и сказал:
— Мне нужно с тобой поговорить.
— Что случилось?
Меня затрясло. Ноги ослабли, подкосились, мышцы стали мягкими, скелет словно превратился в желе. Я зажмурился — нет, не сейчас, только не сейчас, — но это было выше моих сил. Эгиль схватил меня за руку, провел в гостиную и усадил на диван. Я, не открывая глаза, слышал, как он вышел и о чем-то говорит с женой. Перед моими глазами стояло облако дыма, окутавшее меня, когда я открыл дверь в дом Малышки. Если б я только приехал раньше… Если б я только ответил на ее звонок… Единственное, что я могу теперь сделать, — это выяснить, что тогда произошло, раскрыть ее дело. Это единственное, что мне под силу. Но я и тут оплошал. Все эти четыре года передо мной был живой кусочек этого пазла, я говорил с ним, радовался его хорошим новостям, как будто он был моим сыном, а не просто подонком. Он бывал у меня дома, стоял перед портретом моей дочери и все знал, но ничего не сказал…
Кто-то подошел ко мне, наклонился и поставил что-то на стол. Я открыл глаза и увидел, что Эгиль налил мне стакан воды. Затем он сел в угол дивана и сложил на груди руки.
— О чем вы хотели поговорить?
Слабак, вот кто я такой. Из-за какого-то подонка у меня ноги подкашиваются… Я жадно глотнул воды, желая затушить разгорающийся во мне пожар, затушить Аниту. Как я хотел покоя, хотел оставаться спокойным!.. Я достал свой новый мобильник с камерой, которая делала на удивление приличные снимки, и выставил ее перед собой так, чтобы Эгиль увидел фоторобот.
— Это Анита! — прошипел я. — Черт возьми, Эгиль, это Анита!
Я услышал, как за мной захлопнулась кухонная дверь. Эгиль передвинулся на край дивана и опустил голову.
— Я пытаюсь понять, — сипел я, — но от ярости ничего не соображаю. Так что просто объясни мне все это.
Я бросил телефон на стол. Эгиль схватил его и стал рассматривать рисунок. Девушка в оранжево-синем худи с шарфом на шее. Светлые локоны, глаза, которые в детстве смотрели на меня выжидающе, полные уверенности в том, что папа волшебник, папа может все, стоит ей только захотеть! Те же самые глаза в юности стали смотреть на меня с раздражением, с недоверием. Она научилась. Папа мало того что не волшебник — он еще и человек не сказать чтобы хороший. Просто обычный папа. Забывал забрать ее из школы, потому что внезапно совершалось какое-нибудь преступление. Приходил домой поздно и мешком падал на диван, а ей приходилось есть всякую завалявшуюся в холодильнике ерунду. «Мы слишком рано стали родителями», — то и дело повторяла Ингрид, но я так не думал. Скорее с годами родитель из меня делался все хуже. У меня вечно не хватало на нее времени. Теперь все вокруг нудят, будто время лечит, но каждый час моего времени на этой земле — время, которое я не смогу провести с ней.
— Ты ничего не хочешь мне сказать?
Эгиль крутил в руках мой телефон.
— Я не хотел портить ваши воспоминания о ней, — сказал он. — Поэтому молчал. Кстати, думаю, она такой не была, просто попала в безвыходную ситуацию.
— Она участвовала в нападении вместе с тобой, — сказал я. — В тот раз ты сказал, что не знаешь ее. Это правда?
— Мы были знакомы. Познакомились в Академии бизнеса, когда она там училась.
— Ты не выдал ее имя, чтобы защитить ее.
Эгиль кивнул.
— Я не хотел никого втягивать в это дело. Это был мой личный план — просто жалкая попытка отомстить отцу…
— А теперь расскажи мне все, Эгиль. Кто был заказчиком?
Он пожал плечами.
— Заказчик как заказчик. Я подкинул эту идею Дэвиду Лорентсену.
— Как здесь оказалась замешана Анита?
— Она позвонила мне, — начал Эгиль. — Была в отчаянии, хотела уйти от Бирка, ей были нужны деньги. Она плакала. Денег у меня не было, но я предложил ей помочь мне с нападением.
— То есть это из-за тебя. Ты втянул ее в это дерьмо!
Эгиль кивнул и закрыл руками лицо.
— Я всё испортил. Всё!
— Эгиль, — не отступал я, — что случилось с Анитой и Авророй? Как они погибли?
Он покачал головой, все еще закрывая лицо руками.
— Я не знаю, что случилось после нападения. Меня ведь арестовали.
— Ты знаешь, кто был ее любовником, к которому она хотела уйти от Бирка?
Эгиль снова мотнул головой.
— Говори честно. Ты мне точно не врешь?
Он покачал головой:
— Я больше не вру.
Мариам
Олесунн
Среда, 23 августа 2017 года
Когда я вернулась, Ингвар смотрел в гостиной телевизор. По новостному каналу показывали нашу с Ибен фотографию, хотя ничего нового по делу не было. Я закрыла глаза, пытаясь представить, что этой фотографии не существует. Тур отдал ее в газету «Время зовет» и, видимо, другим журналистам. Когда я узнала, что он передал им этот снимок, то испугалась, что кто-нибудь узнает во мне Лив. И все-таки не воспротивилась, решив, что Ибен увидит в газете себя и свою мать и ей станет стыдно. Что же я за мать!
— Я думала, ты не смотришь новости, — сказала я.
— Ты вернулась, — Ингвар приглушил звук. — Как все прошло?
Я вздохнула, бросила ключи на стол и уселась на диван рядом с Ингваром. Мне хотелось положить голову ему на плечо и снова стать Лив, которая болтает со своим приятелем, но я сдержалась.
— Он тебе не звонил? — спросила я, а Ингвар в ответ покачал головой. Я протянула ему записку с номером телефона. — Можешь позвонить? Если он не ответит, оставь сообщение.
На Ингваре была футболка с надписью «Эйсид кинг»[11] и изображением волшебника на мотоцикле. Он взял телефон и набрал номер. Когда на другом конце раздались гудки, вскочил и принялся расхаживать по комнате.
— Это Ингвар, — сказал он в трубку. — Перезвони мне.
Положил трубку, вернулся к дивану и сел. И я снова вспомнила тот день, когда встретила Патрика в городе. «Что, Сара, тебе тоже повесили ключ на шею и отправили гулять?» Кто же еще, кроме родного брата, послал бы мне такую понятную весточку? Я должна отыскать его.
— Ты говоришь, он бывает в «Лазейке»? — спросила я. — Как часто?
Ингвар смотрел в потолок.
— Да я сам туда уже давно не хожу… Не помню.