Обнаружив своего тайного врага, я яростно зашипел. Нитка от подушки зацепилась за мой зуб. Я повернулся и опять стал облизывать языком воздух в поисках Теплой женщины, которая ускользала из комнаты. Следующий шанс я не упущу. До следующего раза…
Ронья
Кристиансунн
Четверг, 24 августа 2017 года
Я положила голову на лежащие передо мной бумаги, а Август вывел Тура Линда из комнаты для допросов. Как мы и опасались, Линд ничем нам не помог. Он действительно скрыл от нас, что Мариам уехала, но больше ничего не знал. У нас был номер телефона, с которого она звонила, но установить, где именно сейчас находится Мариам, не получалось. Не говоря уж о том, что Линд упорно защищал свою жену, несмотря на все предъявленные ему доказательства. Он совершенно не узнавал женщину, которую мы ему показывали, и не верил, что она действительно существует. Сведения, полученные от нас и, строго говоря, напрямую его не касающиеся, лишь рассердили и расстроили его. Все это произошло до того, как он познакомился со своей женой. А знаком он с Мариам, но не с Лив и не с Сарой.
Я устала. В последние ночи я мало спала, мое тело рвалось работать, искать Ибен. Это состояние было у меня уже давно, и я устала. Подвижки по этому делу случились только в последние сутки. И тем не менее мне казалось, будто мы работаем чересчур медленно, словно увязли в чем-то липком. Неужели я готова сдаться?
Вздохнув, я подняла голову и увидела Августа. Прислонившись к дверному косяку, он смотрел на меня.
— Ты чего, уснула?
Я покачала головой:
— Просто расстроилась.
От его улыбки веяло спокойствием. Он хороший парень. Надежный, спокойный. Глупо все вышло…
— Знаешь что, Август, — начала я. — Тогда, в пятницу… Мне нужно было…
В его взгляде мелькнула настороженность, однако он с улыбкой ждал продолжения.
— Я боялась, что, возможно, ты подумал… Не слишком умно было… В общем, я ничего такого не хотела, вот.
— Мы же перебрали, — сказал Август. — Бывает.
Не уверена, что я хотела сказать именно это. Вообще определить, чего кому хочется, непросто, потому что на все можно взглянуть под другим углом. Это такая гремучая смесь: непонятно, стоит ли прислушаться к голосу, говорящему, что мы работаем вместе, что нужно разделять работу и личную жизнь. Или все же стоит нарушить это правило, если хочется. Для меня мост Ракотцбрюке никогда не был ни входом в преисподнюю, ни выходом из нее. Это просто мост, на другой его стороне вода, природа. Невозможно точно знать, разумно ли стоять и смотреть на ту сторону или умнее будет сесть в лодку и проплыть под мостом. Развернуться и уплыть обратно никогда не поздно, но кто его знает — может, это будешь уже не ты…
— Мы кое-что нашли, — нарушил мои размышления голос Бирты.
Она появилась на пороге, рядом с Августом, размахивая газетной вырезкой. Я взяла газету и вчиталась в строчки, чувствуя тепло стоящего совсем рядом Августа. «Время зовет», январь этого года, поздравление с одиннадцатилетием Ибен.
— Я это видела, — сказала я.
— Она родилась в январе.
Я смотрела на фотографию с виду беззаботной девочки.
— И что?
— Она родилась в середине января! Почти ровно через девять месяцев после смерти Аниты Крогсвеен. И мы все еще не знаем, кто ее биологический отец.
— Это ведь было изнасилование, — сказал Август.
— Где? В Кристиансунне?
Я сверилась с материалами дела.
— Так она сказала на допросе.
— А что, если она соврала?
В этот момент в кабинет быстро вошел Шахид. Он явно разнервничался.
— Вы все мне нужны, — бросил он.
— Что случилось? — поинтересовалась я.
— Полиция Олесунна допросила заключенного Эгиля Брюнсета. Мариам Линд навещала его сегодня. По его словам, она уверена, что ее дочь похитил Руе. Мариам уехала оттуда сегодня утром, чтобы найти его.
— Руе! — Я вскочила. — Едем!
Лив
Олесунн
Суббота, 16 апреля 2005 года
Меня разбудило что-то холодное. Сначала мне даже показалось, что оно находится внутри меня. Обжигающая ледяная сосулька пробуравливала себе путь из моего соска. В полусне мне показалось, что на руках у меня маленький ребенок. Он пытался напиться моего молока, но ледяная пика пронзала его. Я будто бы увидела, как голова ребенка уткнулась мне в грудь. Я проснулась и открыла глаза. Вокруг была полная темнота.
Дэвид сидел на краешке дивана рядом со мной. Он буравил меня взглядом, а его пальцы крутили мой сосок. Когда я дернулась, он резко усмехнулся. Какой-нибудь другой мужчина, наверное, смутился бы, но не Дэвид. Вместо этого он положил руку мне на бедро и сжал его. В его лице появилась строгость, точно он разозлился, хоть и не переставал улыбаться.
Руки у него были сильные. Палец, вдавленный в мое бедро, заставлял его пульсировать. От Дэвида кисло пахло выпивкой и табаком. Я снова попыталась встать, но он надавил мне на плечо и прижал к постели. Чем больше я сопротивлялась, тем сильнее он давил. Я почувствовала, как что-то влажное уперлось в живот. Опустив глаза, увидела его член, торчащий над краешком боксеров и похожий на сук дерева. Я закрыла глаза, и в тот же миг он ударил меня наотмашь по лицу, так что я стукнулась головой о твердый край дивана.
— Не закрывай глаза.
Сдавленный голос, пивная вонь. Видимо, он сегодня не чистил зубы, да и вчера тоже. Дэвид прижался лбом к моему лбу, вдавив меня в диван. Деревяшка больно впилась мне в затылок, в шею. Его член скользил по моей коже, и я почувствовала, как внизу живота поднимается что-то вязкое, черная смола заполняла мои артерии и замедляла все вокруг. Сердце изо всех сил гнало по телу кровь. Он поднял мне веки и уставился в меня своим черным огромным глазом, абсолютно пустым. Влажный рот прижался к моему рту и подбородку, его слюни заполнили мой рот. Рукой он отчаянно работал там, внизу, разрывая на мне трусики. Надо было сделать все иначе — переночевать в машине или просто ехать всю ночь, чтобы убраться подальше от всего этого, — но я все еще считала себя неуязвимой…
Резкий звук разрываемой ткани; он стянул с меня превратившиеся в лохмотья трусы и сбросил их на пол. Разжав мне ноги, грубо, царапая кожу, всунул внутрь палец. Низ живота свело от боли. Я еще раз попыталась выбраться, но безуспешно. Дэвид снова ударил меня по лицу, зубы клацнули, а во рту появился привкус металла.
— Я сказал не закрывать глаза!
Я все равно их закрыла, когда он вошел в меня своей грубой деревяшкой и прижал волосатые ноги к моим бедрам, казалось, разрывая в клочья мои мышцы. Из уголка моего рта текла какая-то жидкость, она скапливалась за зубами, ее становилось все больше. Я сплюнула, но слюна упала мне на подбородок, на шею, на мешковатую футболку. Новый удар — в этот раз я выплюнула кровь ему в лицо. Со следующим ударом вылетел зуб. Осколок царапал мне язык, а Дэвид всаживал в меня свою сухую деревяшку, снова и снова, жесткий, терзающий плоть сучок…
Я презирала свою грудь, мерно вздымавшуюся и поддерживающую мою жизнь. Мне нужно было выбраться из тела, чтобы выжить. Мне нужно было увидеть что-то белое. Солнечные лучи на небе, трава и деревья — в голове у меня все побелело. Но когда я попыталась закрыть глаза и исчезнуть, новый удар вернул меня в реальность, напомнил про острую боль и вонючее дыхание. Жесткий сучок раздирал самую нежную часть моего тела, продолжал истязать ее, казалось, долгие часы. В конце концов я уже просто лежала и принимала его в себя, уставившись в лицо, не знающее стыда.
Кончив, Дэвид уселся на край дивана и надел шорты. Он сидел спиной ко мне. Я лежала и смотрела в потолок. Дэвид щелкнул зажигалкой, и я почувствовала запах марихуаны. Он спокойно курил косяк, а я лежала за его спиной, и внутри у меня все горело.
Мариам
Олесунн
Четверг, 24 августа 2017 года
Кэрол легко похлопывает по голове веймарскую легавую.
— Мне кажется, ты сошла с ума, darling[18]. Я на все готова, чтобы помочь тебе найти дочь, — сюсюкает она, словно обращаясь к собаке, а после наклоняется и треплет ее за ухо. Та поскуливает и виляет хвостом, не замечая повисшего в кухне напряжения.
— Слишком поздно для этого спектакля, Кэрол.
Она глядит на меня.
— По-твоему, я притворяюсь?
— Она жива или нет? Твоя внучка?
Она качает головой.
— Ты — мать Дэвида Лорентсена. Ты наврала мне, когда сказала, что не впустила Руе Ульсвика в дом. Он был здесь и рассказал тебе все, что узнал. И ты поняла, что Ибен — дочь Дэвида. Я права?
Кэрол поднимает глаза, протягивает руку и открывает духовку. И в этот момент я вдруг осознаю, что это не та духовка, в которой она обычно готовит, — та новая и стоит на другом конце кухни. Кэрол сует в духовку руку и достает револьвер с блестящей гладкой рукояткой, словно из фильма про ковбоев. Выпрямившись, направляет дуло на меня.
— А знаешь, ведь мне до сих пор никто не говорил, что у меня есть внучка. — Она с обидой вскидывает голову. — Ты хочешь вернуть свою дочь. А я — своего сына. Мой сын жив, Лив?
Мои вены словно набиты льдом и битым стеклом. Ее улыбка так похожа на улыбку сына — как же я раньше этого не замечала?
— Расскажи, как ты догадалась, что Ибен — дочь Дэвида.
— Этот придурок заявился сюда, разложил передо мной все бумаги, — говорит Кэрол, указывая рукой на кухонный стол. — Фотографии, вырезки из газет… Я впервые увидела твою дочь, на фотографии с ее одиннадцатилетия. Ни один человек не похож так на моего сына, как она. Она родилась через девять месяцев после того, как ты приехала ко мне, чтобы вернуть змею, после того, как убили моего сына. Я помню, как ты пыталась поскорее удрать из города, и в тот же день моего Дэвида последний раз видели живым. Никто из тех, кого он знал, не смог бы этого сделать: его лишили жизни из ненависти, а перед смертью он был с женщиной. Видимо, с тобой.