Она подняла голову, утерла лицо подушкой и ответила:
– Почти год.
– Это для него вы учите английский?
– Да. Он почти не говорит по-китайски. Кроме того, мы собираемся в Америку.
– И поэтому вы спите с Микки-Маусом и носите джемпер с аббревиатурой Нью-Йоркского университета? – улыбнулся Пол.
– Да. – Ее лицо осветила чуть заметная улыбка.
– И где вы хотели бы жить в Америке?
– Если у Майкла получится с новой фирмой, лучше всего в Нью-Йорке.
– Я там вырос.
Пол сказал это в надежде спровоцировать вопросы с ее стороны и таким образом расположить к беседе, но Аньи не отреагировала.
– Откуда вы? – спросил он.
– Из Шэньяна. Это к северу от Пекина, в Маньчжурии.
– Я знаю.
– Вы бывали там?
– Нередко.
В начале девяностых Пол консультировал одну американскую компанию по производству пива, которая хотела купить государственное предприятие в Шэньяне. Ему запомнилось ясное темно-синее небо и невероятно холодные зимние дни, когда столбик термометра опускался порой до минус двадцати градусов по Цельсию.
То, что он бывал в ее родном городе, впечатлило Аньи. И она наградила его второй улыбкой, более теплой, как ему показалось, и открытой. Потом выпрямилась, взяла бумажный носовой платок с ночного столика и высморкалась.
– Вы хорошо говорите на мандаринском диалекте. Почти как китаец, удивительно!
– Спасибо. Я тридцать лет прожил в Гонконге и много путешествовал по Китаю. А вы говорите по-кантонски?[11] – (Она покачала головой.) – Что же привело вас в Гонконг из Шэньяна?
– Я полагала, что вы хоть немного знаете Китай, – ответила она, откидывая с лица прядь волос.
В ее голосе слышалось разочарование. Как будто она не ожидала от него такого глупого вопроса.
– А вы откуда родом? – в свою очередь поинтересовалась Аньи.
– Родился в Германии, вырос в Нью-Йорке.
– И тридцать лет живете в Гонконге? Почему?
Последний вопрос был скорее риторический. Зачем люди оставляют места, где они родились? Пол давно уже никого не спрашивал ни о чем подобном. Раньше – да, но и тогда вряд ли рассчитывал получить однозначный ответ. Жажда приключений, стремление к свободе – вот причины, которые он называл сам. Собеседники кивали, как будто это что-то объясняло. Какой смысл рассказывать ей, что он с детства был отщепенцем? Что это чувство переносится легче, когда отъединенность можно измерить милями?
Голос Аньи вернул Пола к реальности:
– Как раз перед вашим появлением я смотрела передачу о гастарбайтерах по гонконгскому телевидению. Сейчас таких, как я, в Китае насчитывается около ста пятидесяти миллионов человек. Сто пятьдесят миллионов, вы можете себе представить! И большинство моложе меня. Все мы покинули свои деревни, не имея никаких планов и толком не представляя себе, чем будем заниматься в городе. Зачем, как вы думаете? Я вам отвечу: потому что жизнь дома стала невыносимой. – Она соскользнула к изголовью и прислонилась к спинке кровати, держа в руках розовую подушку.
– Но вы не производите впечатления девушки из бедной крестьянской семьи, – заметил Пол.
Аньи кивнула:
– Мои родители работали в парторганизации автомобильного завода. Но они немногого добились в партии, даже не знаю почему. Наверное, были недостаточно честолюбивы или недостаточно беспринципны. Мне все равно. Ребенком я ни в чем не нуждалась. – Она отвернулась к окну, словно задумалась, стоит ли так откровенничать с иностранцем. Поовисла долгая пауза, во время которой Пол ничего не слышал, кроме ее дыхания, а потом Аньи продолжила: – Я родилась в тысяча девятьсот восемьдесят втором году, то есть в относительно спокойное время. Когда я слышала о «банде четырех»[12], то представляла себе четверых соседских мальчишек, которые не давали покоя нам, девчонкам. У моих родителей была служебная квартира с ванной и туалетом – роскошь по тем временам. После школы я могла бы работать в заводской парторганизации или выучиться на бухгалтера. Но решила уехать. – Она заглянула Полу в глаза. – Вероятно, по той же причине, по которой вы покинули Нью-Йорк. Мне всегда этого хотелось, сколько себя помню. Только бы подальше от Шэньяна. Мир велик. Впервые я поняла это еще в школе, когда стояла перед картой мира. Я хорошо помню тот момент. Тогда я выбрала три города в Китае, которые обязательно должна посетить: Пекин, Шанхай и Шэньчжэнь.
– И почему же вы выбрали именно Шэньчжэнь?
– Чистая случайность. Моя знакомая работала в «Сенчьюри Плаза» на ресепшене, она и сообщила мне, что в отель нужны девушки. Я села в поезд и приехала.
– А как же родители?
– Знаете, что сказал мне папа на прощание? «Аньи, ты все делаешь правильно. Мое поколение пожертвовало всем ради революции, но ничего хорошего из этого не вышло. Вы думаете в первую очередь о себе, так и надо». Грустно, вам не кажется? – (Пол вздохнул.) – Я тоже пару месяцев проработала на ресепшене, потом написала заявление в «Рай императора» и была принята. Работа у массажисток не трудная и хорошо оплачивается. Главное, чтобы тебе нравилось обнаженное человеческое тело. Я люблю человеческое тело и люблю мужчин… Кроме того, важно иметь чувствительные руки. Не поймите превратно, это не бордель. Мы не ходим в номера к мужчинам.
– Разве в отеле нет борделя?
– Нет. Если и случается, что девушка поднимается к клиенту в номер, «Рай императора» не имеет к этому никакого отношения.
– Где вы познакомились с Майклом?
– Он был моим клиентом. Я сразу захотела его. Он был красив, вежлив, предупредителен и так смущался, что запретил мне снимать полотенце с его бедер. Я всего лишь хотела помассировать ему ноги, а у него случилась эрекция… Бедняжка не знал, куда глаза девать. Он немного говорил по-китайски и так смешно коверкал слова… – Она замолчала, словно в ожидании вопросов Пола, а потом продолжила: – Вы скажете, для того, кто хочет посмотреть мир, Майкл Оуэн действительно очень выгодная партия. Вы, наверное, представляете меня этакой вертихвосткой, которой все равно с кем, лишь бы вокруг света. Если это так, то вы неправы. Поверьте, до встречи с Майклом я получала очень выгодные предложения. Богатый фабрикант, владелец строительной фирмы, банкир из Гонконга и партийный функционер из Пекина были готовы взять меня в содержанки. И я называю только самых видных претендентов! У каждого из них, поверьте, денег намного больше, чем у Оуэнов. Я отказала им всем, потому что золотая клетка не для меня. Я могла бы сказать, что всю жизнь ждала одного Майкла, но высокопарные выражения не в моем стиле. Просто Майкл оказался нужным мужчиной, который появился в нужное время. Я люблю его и надеюсь, что это взаимно. Мы, конечно, можем ошибаться относительно своих чувств, но я так вам скажу… Настоящая любовь существует уже до первой встречи, она не имеет начала. Такого человека просто узнаешь сразу…
Удивление Пола возрастало с каждой ее фразой. Как же он недооценил эту женщину! Она оказалась не только намного умней, но глубже, сильней, чем он думал. При этом она чем-то напоминала ему Мередит. Ее решительность отталкивала и в то же время восхищала его.
Пол верил ей в том, что касалось Оуэна. Очевидно, Аньи его любила. Она еще не знает, что потеряла его, а значит, Пол снова оказывается в роли вестника смерти. С той только разницей, что на этот раз он не готов к такому повороту событий. Он явился сюда не за этим, всего лишь за информацией. И Аньи была не более чем ее источником, вплоть до момента их встречи. Он и представить себе не мог, как сейчас объявит ей о том, что Майкла больше нет. При одной этой мысли Пол ощутил тяжесть в груди, словно ее сдавливали стальные обручи.
– Вам плохо? – услышал он голос Аньи. – Может, выпьете чего-нибудь?
– Да, воды, пожалуй.
Она вышла на кухню и вернулась с полным стаканом:
– Может, вам лучше прилечь?
– Спасибо, все в порядке, – соврал Пол.
Она снова села на кровать, держа подушку возле живота, как грелку, и не спуская глаз с Пола. Этот взгляд выражал тревогу, и Пол не знал, что стоит за ней: озабоченность его здоровьем или новое недоверие, вызванное его минутной слабостью.
– Ну вот, – сказала она, – я так много вам о себе рассказала. Теперь можете задавать вопросы.
– Конечно…
– Да что с вами? Это как-то связано с Майклом?
Ее внезапный испуг придал ему решительности.
– Вы действительно не знаете, где он может скрываться?
– Нет.
– У него были друзья или знакомые в Шэньчжэне, кроме вас?
– Не знаю, – пожала она плечами.
– А враги? Он ни с кем не ссорился в последнее время?
– Почему вы об этом спрашиваете?
– Потому что он пропал. Кому могло быть выгодно его исчезновение?
– Вы говорите как полицейский.
– Что вы с ним делали в Шанхае? Что за строительная площадка, на которой вы были вместе?
Ее глаза снова стали холодными. Очевидно, Аньи не понравился этот его вопрос.
– О какой новой фирме вы говорили? – продолжал он.
– Я не понимаю вас…
– Вы сказали, что хотели бы жить в Нью-Йорке, если у Майкла получится с новой фирмой.
Она замолчала и посмотрела на Пола так пристально, будто только что его увидела.
– Кто вы? Кто вас послал? Вы – друг Майкла и ничего не знаете о «Лотус метал»?
– Я друг семьи Оуэнов.
– Вы лжете. Я вам не верю.
– Вы должны мне верить.
– Я никому не верю.
– Вы верили Майклу Оуэну, я надеюсь.
– Я знала, что он не причинит мне вреда, одно это дорогого стоит. Если вы называете это доверием, пусть так.
– В таком случае мне вас жаль.
Аньи закатила глаза:
– Пожалуйста, не надо сожалений.
– Какой повод я дал, чтобы мне не верить?
– С каких это пор для недоверия нужен повод?
– Если человек недоверчив от природы, то действительно не нужен.
– Какие глупости вы говорите? «Недоверчив от природы». Разве бывают такие люди? У вас есть маленькие дети? Они доверчивы. Осторожны, может быть, но доверчивы. Если они становятся другими, то это потом.