– Достаточно, – перебил он Тана. – Мы с комиссаром давно знакомы, и он успел рассказать мне о вашем общем прошлом.
«Главное, спокойствие, – повторял про себя Тан. – Главное, донести до рта этот кусочек утки. Эту дрожь в руках надо унять во что бы то ни стало. И тщательно все пережевать, потом запить… Как долго все это может продолжаться? Имеет ли такое преступление срок давности? И что вообще известно обо всем этом Полу Лейбовицу? Неужели Чжан рассказал ему о том случае в монастыре?» Тан не мог себе такого представить. Но если Чжан до сих пор его не выдал, с какой стати ему теперь давать волю языку перед этим иностранцем?
– И как давно вы дружите?
– Больше двадцати лет.
– О, это впечатляет… – Тан изобразил на лице восхищение.
– Чжан вам обо мне рассказывал, я надеюсь, только хорошее?
– Не так много, – покачал головой Тан. – Мы с ним очень давно не виделись. – Тан силился угадать, сказал ли гость правду или в очередной раз пустил в ход актерский талант, пытаясь сбить его с толку. – Уже не помню, когда мы встречались с ним в последний раз. Но мне было бы интересно поговорить с ним.
– Сомневаюсь, что эта встреча будет вам обоим приятна, – возразил Пол. – Ваши представления о правде, во всяком случае, совершенно расходятся.
– Вы в этом уверены?
– Абсолютно. Дэвид не лжец, я ему доверяю.
– Наши чувства часто бывают обманчивы.
– Вы циник. Я давно знаю Дэвида, у него нет причин мне лгать. Он один из самых честных людей, каких я только встречал в жизни. Кроме того, доверие – единственно возможный путь, у нас просто нет выбора.
– Вы идеалист. Я, к примеру, убежден совершенно в обратном: сомнение – вот наш единственный путь. И другого нет.
– Но Дэвид ни разу не давал мне повода в нем усомниться.
– Он китаец.
– Ну и что? Надеюсь, вы не имели в виду, что ни одному китайцу нельзя верить?
– Лично я не верю ни одному. Из моего поколения, по крайней мере.
– Это безумие. Абсурд!
– Вы меня как будто не слушали. То, что я вам рассказывал, – не сказка!
Тан осекся. Он должен держать себя в руках. Пол Лейбовиц явно не из тех, на кого можно повышать голос.
– Я понимаю, – кивнул Пол.
– Вы и представить себе не можете, сколько раз на моем веку ложь выдавалась за правду, а правда за ложь, – спокойно продолжил Тан. – Сколько раз дети предавали родителей, а ученики учителей. Сколько лучших друзей написали друг на друга доносы. Неужели нужно самому пережить все это, чтобы в это поверить?
– Нет, но культурная революция закончилась тридцать лет назад.
– Ну и что? Что такое тридцать лет? Меньше половины человеческой жизни! Кому довелось своими глазами видеть эту чистку, не забудет ее до конца своих дней. Никогда, вы слышите! И тот, кто отказался от собственного отца… – Тан снова осекся.
– Я понимаю, – после долгой паузы повторил Пол.
– Вы не понимаете, – в тон ему возразил Тан.
Он больше не мог скрыть волнения, воспоминания одолели его окончательно.
– Я пытаюсь понять, – поправился Пол. – И все-таки за последние тридцать лет Китай сильно изменился.
– Я тоже обратил на это внимание, – отозвался Тан. – Улицы стали шире, а дома выше.
– Вы серьезно?
– Разумеется, нет. Здесь ничего не меняется, поймите. Только американец может поверить в какие-то перемены. У каждого из нас свои тайны, ваш друг не исключение. А человеку, который от вас что-то скрывает, доверять нельзя.
– Пусть скрывает, если ему так хочется. Мне нет дела до его тайн.
– Вы шутите?
– Нет, не шучу.
– Да знаете ли вы, чем он занимался во время культурной революции?
– Конечно, он помогал крестьянам убирать урожай. Трудился с утра до вечера, чтобы доказать преданность делу революции, и расплачивается за это до сих пор. Он страдает от боли в колене, ревматизм.
– Ревматизм, значит? – повысив голос, переспросил Тан. – Чжана можно считать счастливцем, если его страдания ограничиваются этим.
– Что вы имеете в виду?
– Он не рассказывал вам, что был со мной в одной рабочей бригаде?
– Рассказывал.
– И о том, как мы с ним хорошо работали, тоже?
Пол недоуменно покачал головой. Он понятия не имел, чего добивается от него его могущественный собеседник. Тан облегченно вздохнул. Что ж, хорошо. По крайней мере, тот случай остался между ними. Он прикрыл глаза, вот он, миг победы. Еще немного – и независимое расследование убийства Майкла Оуэна закончится здесь, за столом, уставленным дорогими яствами. Стоит только рассказать Полу Лейбовицу о том, что тридцать лет назад произошло в монастыре в Сычуани. В его власти положить конец их долгой дружбе, камня на камне не оставить от доверчивости мистера Лейбовица. Здесь и сейчас. Окончательно убедить этого иностранца, что в Китае ничего не меняется.
– А о старом монахе из горного монастыря он вам тоже рассказывал?
XXIX
Пол чувствовал, что слабеет. Словно из тела вытекала жизненная энергия, и каждое движение, вдох, даже сама неподвижность давались все тяжелее. Он чувствовал, куда метит Тан, что история, на которую он намекает, не застольный анекдот. Он читал это в глазах Тана. Загоревшиеся в них холодные искорки не предвещали ничего хорошего. Равно как и нарочито задорный тон его голоса.
Пол подумывал было сказать ему, что уже знает эту историю, но воздержался. Он не хотел выглядеть трусом в собственных глазах. Надо набраться решимости, чтобы взглянуть правде в лицо. К тому же ему стало интересно, что такое скрывал от него Дэвид целых двадцать лет. Во имя их дружбы он обязан был это знать.
– Мы очень разозлились на монаха, который так долго не хотел нам открывать…
Пол догадался, чем все закончится. Тан дошел до того момента, когда они с Дэвидом остались в монастыре одни. История неумолимо неслась к страшному, неминуемому концу. Дэвид, его честный, неподкупный Дэвид бездействовал, когда на его глазах забивали насмерть беспомощного старика. И даже не бездействовал. Это он принес и протянул Тану орудие убийства, а потом столько лет замалчивал это страшное преступление. Дэвид, его честный Дэвид. Правда переполняла Пола, парализуя все мысли, доходя до самых потаенных уголков сознания. Правда. Пол ни на секунду не усомнился, что это она, как ни трудно было в нее поверить.
Почему же Дэвид сам не рассказал ему об этом? Что ему мешало? Стыд, муки совести, страх потерять друга? Неужели доверие между ними тоже было иллюзией? Что еще скрывал от него лучший друг? Пол не представлял себе, как в следующий раз посмотрит в глаза Чжану.
Доверие – непременное условие жизни, фундамент, на котором строятся человеческие отношения. Без него нет ни любви, ни дружбы. Разве не об этом говорила ему Кристина? Разочарование – риск, на который добровольно идет любящий. Жизнь без доверия во сто крат хуже любого разочарования.
Как будто доверие – это глупость.
Как будто у нас есть выбор.
«Почему я не с ней?» – думал Пол, вспоминая эти слова. Он чувствовал себя слабым, беспомощным и напрягал последние силы, чтобы скрыть это от Тана. Сейчас он как никогда любил Кристину. Он всегда ее любил, почему же не принимал так долго? Зачем столько лет сдерживал свои чувства и не потому ли теперь они хлынули с такой силой?
Тан выглядел счастливым и не пытался этого скрыть. Он смаковал каждую фразу, каждое мгновение победы. Что мог противопоставить этому Пол? Что в нем могло пересилить это страшное разочарование?
– Вы мне не верите? – спросил Тан, будто бы удивляясь его молчанию.
– Верю каждому слову. – Пол все еще не мог собраться с мыслями. – Но это ничего не меняет.
Последняя фраза вырвалась у него сама собой. Означала ли она подсознательное желание не дать Тану так просто восторжествовать? Хотел ли Пол тем самым защитить себя? Или это было правдой?
– То есть? – Тан глядел на него испытующе.
– Именно так, – подтвердил Пол. – Это не меняет моего отношения к Дэвиду. Я продолжаю доверять ему, как раньше.
Тан холодно рассмеялся:
– Я ошибся в вас, вы не идеалист. Вы обыкновенный жалкий трус. Вы только что узнали правду, но вам не хватает решительности ей следовать.
Пол не чувствовал в себе силы защищаться. В первый момент он возмутился и хотел было возразить Тану, но где-то в глубине души послышался еще один внутренний голос, который упрямо твердил, что, возможно, китаец не так уж и неправ. Где та граница, что отделяет веру в людей от глупой наивности и ребячливого упрямства?
– У Дэвида были свои причины замалчивать тот случай, – устало ответил он.
– Конечно, – согласился Тан. – Никто не лжет без причины.
Пол остановил взгляд на свече. Слезы подступили к глазам, готовые хлынуть в любую минуту.
– Извините, – сказал он. – Мне срочно нужно в туалет.
– Идите, конечно. – В голосе Тана послышалось пренебрежение. – Только вам придется подняться на второй этаж. Оба туалета на первом не работают.
На лестнице Пол не чувствовал под собой ног. Мышцы онемели, как будто он несколько недель провел в постели. Пол осторожно пересек столовую и прихожую и, цепляясь за золоченые перила, стал подниматься по лестнице.
Тан не объяснил ему дорогу. На втором этаже было множество дверей. За первой справа оказалась пустая комната без мебели. Следующая за ней вела в ванную без унитаза. Третья дверь стояла приоткрытой. За ней была спальня с окном во всю стену. На кровати лежала Аньи.
Она посмотрела на Пола выпученными от ужаса глазами, как на наемного убийцу, который заставит ее умолкнуть навсегда.
– Что вы здесь делаете?
Это вопрос вырвался у Пола сам собой.
– Немедленно закройте дверь! – выдавила сквозь зубы Аньи.
Пол переступил порог и закрыл дверь изнутри.
– Вы с ума сошли! – прошипела она. – Тан убьет нас обоих…
– Что вы здесь делаете?
– Уходите, пожалуйста! – Теперь она умоляла.
Пол испугался, взглянув ей в лицо:
– Давно вы здесь? – (Она не отвечала.) – Чего вы так боитесь?