– Мне тоже было бы… спокойнее. Но, боюсь, это не наш случай, витешна.
Сжавшись, я сипло переспросила слово, ранее слышанное от Вихо:
– Витешна?
– Девственная, – с усмешкой пояснил Роутег. И, продолжая губами касаться моих волос, прошептал: – Ты все поняла, кэтери?
Нет, я уже ничего не понимала. Совершенно. Я ощущала его прикосновения, его дыхание и самое страшное – его явный интерес ко мне как к… женщине. От осознания этого по спине прошелся холодок нарастающего ужаса. Я замерла, очень надеясь, что ошиблась.
– Перевести слово «кэтери»? – поинтересовался Роутег. И прошептал, перекидывая мои волосы на правое плечо, а затем касаясь губами шеи над левым плечом: – Чистая.
Он усмехнулся и, продолжая целовать, прошептал с нескрываемой издевкой:
– Знаешь, что отличает избранную пару оборотня от всех остальных его женщин?
– Н-н-не знаю и знать не хочу! – дрожа от накатывающего ужаса, воскликнула я.
Его улыбку я ощутила кожей, затем Роутег еще раз скользнул губами от шеи к уху и прошептал:
– Кэтери совершенно определенно и точно не может быть женой.
С этими словами он отстранился, затем резким движением повернул стул, вместе с сидящей на нем застывшим изваянием мной, приподняв подбородок, заставил взглянуть в его стальные глаза и поинтересовался:
– Мы друг друга поняли?
Нет… Нет! Я ничего не поняла совершенно. Не поняла и не понимала. И решила, что будет лучше спросить сразу и прямо:
– Что происходит?
Оборотень вскинул бровь, улыбнулся и поинтересовался в ответ:
– В смысле?
«Да ты в открытую пристаешь ко мне!» – едва не выкрикнула я.
Но, сдержавшись, осторожно поднялась, стараясь как можно меньше соприкасаться с тем, кто не сдвинулся ни на миллиметр, стоя впритык к стулу. Затем, все так же напряженно глядя на оборотня, да просто-таки не сводя с него глаз, я отодвинулась вместе со стулом, и тот противно проскрежетал железными ножками по каменному полу, заставив меня в очередной раз вздрогнуть всем телом. И вздрогнуть повторно, когда взгляд пристально наблюдающего за мной Роутега плавно соскользнул с лица в район груди.
– В смысле, – обходя стул и практически выставив его между собой и оборотнем, начала я, – к чему эти индейские определения? И пассаж про «кэтери совершенно определенно и точно не может быть женой»?
Роутег улыбнулся.
Плавно шагнув ко мне, оборотень молниеносным и бесшумным движением убрал с пути стул и, подойдя вплотную, прошептал, положив ладонь на мое бедро:
– Приходил Керук, – ладонь Роутега плавно двинулась вверх, обрисовывая изгиб моего тела, – помимо истории с чаем, он сообщил так же об одном любопытном моменте, который я даже не проверял, и, как оказалось, зря.
– И… что? – с трудом сдерживая желание развернуться и броситься прочь, спросила я.
Роутег медленно склонился к моему лицу и выдохнул, глядя в мои совсем перепуганные глаза:
– И я проверил. Керук был прав.
Выглядел Повелитель при этом крайне довольным, даже светился от счастья и руку от меня не убрал, словно ему в принципе нравилось прикасаться… хотелось прикасаться… и вообще возникло явное желание меня трогать, что меня жутко пугало. Еще пугали странности с озвученным им «Керук был прав».
– В чем прав? – Я медленно отступила в сторону.
Назад уже не могла – позади был стол, я отчетливо ощущала, как он упирается мне чуть ниже поясницы. И отвести взгляд от Роутега не могла тоже – оборотни в чем-то все же животные, опущенные глаза они воспринимают либо как знак полного поражения, либо как возможность напасть. И если раньше я воспринимала Повелителя Истэка больше как человека, то после акта обнюхивания моих волос акцент восприятия сместился. Он все же зверь.
На мои осторожные напряженные попытки отступить этот зверь поглядывал сначала с удивленной насмешкой, но затем с откровенным весельем. И так же несколько насмешливо оборотень спросил:
– Чего ты испугалась, Маделин?
Чего?!
– Ты серьезно спрашиваешь, или это очередная попытка поиздеваться? – напряженно уточнила я.
Роутег чуть сощурил глаза, затем медленно сделал два шага, настигнув пытающуюся по-тихому исчезнуть меня, прижал своим телом к столу, блокируя любые возможности отстраниться, и задал неожиданный вопрос:
– Я тебе противен?
Диалог зашел в тупик! Совершенно точно и определенно. Я стояла, оцепенев от ужаса, и судорожно пыталась понять, что движет Роутегом и какого черта вообще происходит?! Вспомнила поход в лавку Керука, его оценивающий взгляд и вынесенный вердикт: «Ты ему не жена». Мне тогда показалось, что ослышалась, да и в принципе не ясно, к чему было такое заявление: естественно, я еще не жена, мы должны были пожениться, как я понимаю, завтра, в день моего двадцатилетия. То есть да, на данный момент я еще, конечно же, не жена Вихо, и это, по-моему, должно быть совершенно ясно всем, кто способен мыслить логически. К чему вообще какие-то проверки?
– Мадди, – ладонь Роутега скользнула по моей щеке, пальцы коснулись волос, – меня напрягает твое молчание.
Меня напрягает твое поведение! Жутко напрягает! Не говоря уже о том, как сильно пугает.
– Роутег, – я постаралась говорить ровно, не позволяя прорваться панике, плещущейся в сознании, – прости, пожалуйста, если я сейчас нарушаю очередное прокля… э-э… традиционное правило или по незнанию потрясаю устои вашего чертово… вашего нечеловеческого общества. Но не мог бы ты мне конкретно и точно сказать, что происходит?
На губах оборотня промелькнула снисходительная улыбка, и он поинтересовался:
– Что именно тебе не понятно, Мадди?
Его пальцы соскользнули вниз по прядям, оглаживая плечо, руку, проскользнули между моими пальцами, легко сжав их в итоге. Почему-то от этой непонятной ласки дрогнуло, словно его пронзило током, а затем забилось быстрее сердце.
– У тебя кардиостимулятор? – сипло спросила я.
Заметно удивившись, оборотень поинтересовался:
– От чего столь странное предположение?
– Ты иногда бьешься током, – осторожно разрывая соприкосновения наших рук, произнесла я.
Роутег улыбнулся, отпустил меня, отошел на шаг и спросил:
– Так что конкретно тебе не понятно, Мадди?
Сложив руки на груди, постаралась быть предельно честной и откровенно ответила:
– Твое поведение. Ты старался не прикасаться ко мне вовсе, демонстрируя брезгливость, и… мне было понятно почему – все-таки я девка Вихо.
При этих словах лицо Роутега дернулось, но он промолчал, и я продолжила:
– И вдруг после какого-то неясного заявления Керука ты полностью изменил линию поведения, надышался моими волосами и облапал все, что только мог облапать. Так вот мне лично безумно интересно узнать – какого дьявола?!
Я все же сорвалась на крик.
На мой возглас Роутег отреагировал, слегка поморщившись, затем спокойно произнес:
– Ты девственница.
Он это произнес так, словно одно это слово все объясняло. Оно, может, и объясняло, но вот явно не мне. Разведя руками, я молча продемонстрировала, что мне лично ничего не ясно. Роутег оценил мою пантомиму и пояснил:
– Ты правильно заметила – к девке Вихо мне было противно прикасаться. И когда стало ясно, что… Впрочем, не суть. Проблема в том, что я оборотень, и как оборотень, естественно, реагирую на запахи, поэтому старался не дышать тобой, совершенно не испытывая желания ощущать на тебе запах Вихо. Но ты девственница, более того – кэтери, то есть на тебе даже нет метки. Нет ничего удивительного в том, что меня это обрадовало.
Что?!
– В каком смысле «обрадовало», Роутег? – потрясенно спросила я.
Он странно посмотрел на меня. Так, словно я не понимаю очевидных вещей, но мне действительно было совершенно не ясно, о чем он и при чем вообще проблема моей девственности. Видимо осознав это, Повелитель Истэка произнес:
– Я бы в любом случае смирился с его запахом на тебе, у меня бы не было выбора, а когда нет выбора, Маделин, подарки судьбы радуют особенно.
И он улыбнулся. Эта улыбка смягчила черты его лица, даже блеск серебряных глаз словно стал приглушеннее, а затем Роутег добавил:
– Жаль, что ты человек в гораздо большей степени, чем оборотень, – приходится объяснять прописные истины и проявлять терпение там, где давно уже место иным, гораздо более приятным вещам.
– К примеру? – выдохнула я.
– Речь о сексе, – предельно прямо ответил оборотень.
После того как он это произнес, я несколько секунд молча смотрела на Повелителя народа Истэка. Да, после последней его фразы меня начало накрывать осознание причин изменения его поведения. И от этого стало откровенно тошно.
– Маделин? – позвал Роутег. – Тебе еще что-то непонятно?
– Ну почему же, – глухо произнесла я, – теперь мне совершенно понятно, что ты, узнав о том, что Вихо меня не попользовал, с радостью решил исправить это упущение.
Оборотень промолчал, но его глаза хищно сузились, взгляд стал привычно холодным. А я почему-то не могла молчать, очень боялась, что, стоит погрузиться в свои мысли, начнется истерика. Вероятно, поэтому и продолжила бессмысленный и дурацкий разговор:
– Чем девственница отличается от «кэтери»?
– Принадлежностью, – холодно ответил Роутег. – Когда оборотень выбирает пару, то есть жену, он оставляет метку, символ того, что женщина уже не свободна, она – жена.
– А на мне такой метки нет? – напряженно спросила.
– Как оказалось – нет. Полагаю, – он зло усмехнулся, – Вихо тебя не «попользовал» по одной-единственной причине – не хотел, чтобы о тебе знали.
С этими словами Роутег развернулся и направился к выходу. Уже покинув кухню и, кажется, даже открыв дверь в дом, он произнес:
– Ложись спать, Маделин. Я постараюсь тебя… не беспокоить!
Дверь захлопнулась с грохотом.
Я осталась стоять на кухне, не зная, что и подумать.
Убрала принесенный Роутегом чай в шкафчик, вытерла стол, помня, сколько песка на нем побывало, но так и не обнаружила ни единой песчинки. Даже пыли не осталось. А потом отправилась спать, стараясь вообще ни о чем не думать. Вообще ни о чем… Потому что я точно знала, что завтра Вихо появится сам или кто-то из его подчиненных.