О, я могла бы много чего сказать, но находилась в каком-то странном оцепенении, впрочем, все же спросила, сдерживая скепсис:
– Буду работать шепотом в темноте?
Аделард улыбнулся и просто сказал:
– Мадди, скажу откровенно – ты даже не вампир, а легко перехватила мой канал сознания и вторглась в мое тело. У тебя определенно дар. А у меня два заказа по поиску пропавших детей, на связь с которыми я никак не могу выйти. Пошли завтракать.
И он отступил, позволяя мне пройти первой. Я поняла смысл его поступка, когда на третьем шаге меня основательно повело в сторону – Ад поддержал. И поддержал снова, когда, едва войдя на кухню, я с трудом удержалась.
– Нормальные последствия кровопотери, – сообщил Аделард, подхватив и донеся меня до стула. – Так ты будешь на меня работать?
Он усадил, пододвинул мой стул к столу.
– Это ты так меня на работу нанимаешь? – поинтересовалась я, берясь за вилку.
– Именно. – Аделард сел напротив, взял свою чашку с кофе и посмотрел на меня поверх дымящегося напитка.
Его умные темные глаза, казалось, скрывали улыбку, в то время как лицо оставалось совершенно серьезным. И он явно ждал вопросов, много вопросов, но, видимо, Аделарду просто было интересно, с чего я начну. А я, осознав это, упорно молчала, приступив к завтраку.
– Ну же, – подтолкнул он.
«Где Роутег?» – подумала я.
Вслух спросила:
– Что с Валери и Имаром?
Аделард улыбнулся, повел бровью, сделал глоток кофе и весело ответил:
– Валери оправилась после нападения оборотней Вихо, Имар здесь, в доме. Ты уверена, что именно об этом хотела спросить?
Нет…
– Я бы о многом хотела спросить, – проговорила, ковыряясь в омлете.
– Ешь давай, тебе восстанавливаться нужно.
К слову о восстановлении:
– Ты из меня вообще кровь пил? – прямо спросила я.
– Мне пришлось. Один раз, – не отводя взгляд, честно ответил Аделард. – А потом сцедил немного, чтобы тебя каждый вечер не мучить.
– Что?
Он, сверкнув белоснежной улыбкой, мягко произнес:
– Роутег дал тебе свободу.
Вздрогнув, потрясенно посмотрела на вампира.
– Не знаю, в чем причина, – продолжил Аделард. – По всем законам, как нашим, так и оборотней, ты принадлежишь ему. Не просто принадлежишь – он имеет право вырвать глотку любому, кто прикоснется к тебе. А после боя с Вихо, как ты понимаешь, идиотов не найдется – о силе Роутега уже ходят легенды, но боюсь, и они далеки от реальных возможностей Повелителя Истэка. Оборотень оказался неимоверно силен.
Я продолжала молча смотреть на Аделарда. Вампир развел руками и добавил:
– Мне больше нечего сказать, Мадди. Я действительно не знаю, почему он так поступил. Но, может, у тебя есть какие-нибудь предположения?
У меня было не предположение, у меня было четкое понимание – потому что я была Роутегу не нужна. Совершенно не нужна… Вероятно, он появился и бросил вызов, чтобы разобраться с Вихо, и я оказалась прекрасным поводом для этого. А дальше… дальше в Ночь весенних песен он найдет себе девушку из оборотней и будет с ней счастлив… Опустив взгляд, я вновь принялась ковыряться в тарелке.
– Мадди? – позвал Аделард.
Я посмотрела на него и с удивлением заметила, что вампир взглядом указал мне на дверь.
Обернувшись, увидела Имара. Второй вампир с несколько странным выражением посмотрел на меня, кивнул приветливо, перевел взгляд на босса.
– Да, я ощутил «блохастого» на своем пороге. Говори уже, ей решать, – произнес Аделард.
Имар хмыкнул, затем сказал:
– Он тут три дня крутился, явно не находя себе места. К двери подошел минут десять назад. Мадди только что пришла в себя, да? Чувствует он ее, что ли?
Я три дня была без сознания?! Недоуменно посмотрела на Аделарда, тот пожав плечами, ответил для начала мне:
– Ты много крови потеряла. Понимаешь, ритуал постановки метки довольно специфичен, человеческих женщин крайне редко подвергают ему, а если и ставят метку – тут же зализывают рану, не позволяя крови собственно пролиться, плюс сам акт слияния с оборотнем восстанавливает силы. А тебя Роутегу пришлось делать своей показательно, чтобы никто не мог оспорить его право защищать твою жизнь. Поэтому крови ты потеряла много, ну и твою рану зализывать он не стал, потому как… Небо его ведает, почему не стал. «Блохастые» довольно скрытный народ, я к их виду не отношусь, поэтому не могу утверждать точно, связано ли зализывание метки непосредственно с интимным актом… Вероятно, связано, иначе Роутег не отдал бы мне тебя, так и не излечив. – Аделард помолчал, затем продолжил: – Трое суток я держал тебя под капельницей, наверх перенес только сегодня.
А затем он ответил уже Имару:
– Вероятно, чувствует. У «блохастых» есть свои секреты. Впусти. Как минимум с ним поговорю я.
Имар кивнул и вышел. Точнее – растворился в дверном проеме, видимо переместившись в другой мир. Я же вопросительно посмотрела на Аделарда и тихо спросила:
– Там… Роутег?
Отрицательно покачав головой, вампир посоветовал:
– Ешь.
– Ад?!
Но он остался невозмутим и повторил:
– Ешь. Я, конечно, могу еще сутки продержать тебя на питательном растворе, но сомневаюсь, что это хорошо отразится на твоем желудке. Тебе нужна еда. И… – он как-то грустно улыбнулся, – нет, это не – роутег.
Испытав смешанные, тревожные и мало объяснимые мне самой чувства, я подцепила на вилку кусочек омлета и… отложила вилку. Посмотрела на Ада, он смотрел на меня.
– Ничего не хочешь мне сказать? – прямо спросил он.
Я не хотела, у меня, напротив, вопрос был:
– Кто там?
Ад не ответил, просто молча указал взглядом на дверь. Я повернулась и увидела входящего Имара, а за ним, в нерешительности замерев на пороге, стоял мой отец. Мой… настоящий отец. Тот, кто меня растил, кто воспитывал, кто учил обращаться с оружием. Мой папа. Он смотрел на меня с видом побитой собаки, небритый, уставший, в помятой одежде, которую явно не менял несколько дней.
– Мадди, – тихо сказал папа.
Я поняла, что у меня дрожат руки, и все перед глазами подернулось пеленой слез.
И вдруг Аделард произнес:
– Прежде чем ты окончательно разрыдаешься и совсем забудешь поесть, хочу, чтобы ты знала – отправив семью на территории стаи Северных Гор, сам Виквэя ушел в клан Вихо. Вернулся по своей воле и ради тебя.
– Виквэя? – заикаясь, переспросила я.
Моего отца звали Рон. Рон Дейтос.
– Я сменил имя, когда сбежал, – произнес папа.
Аделард, отодвинув стул, поднялся, подошел ко мне, наклонился и прошептал:
– Выслушай, тебе самой станет легче.
Выпрямился, погладил по щеке и сообщил папе:
– Кофейник на плите, в микроволновой печи стейк для вас. Будет просто замечательно, если вы уговорите Мадди поесть.
После чего кивнул Имару, и оба вампира вышли, скрывшись в другом мире.
Мы с отцом остались.
Он не посмотрел ни на кофе, ни в сторону микроволновки, он все время смотрел только на меня. А я… я, уже не сдерживая слезы, тихо спросила:
– Почему?… Как?… И… зачем?
Папа медленно подошел, сел передо мной на корточки, взял обе мои дрожащие ладони, поцеловал и ответил:
– Мне было четырнадцать лет, я хотел свободы. Свободы любой ценой. Дети? Я не думал тогда о детях вовсе, Мадди, вы были призрачны и несущественны, а свобода – свобода желанна, как никогда. Я принял его помощь на его условиях, думая, что легко отделался и вообще лихо обставил цепного ведьмака Вихо. Оказавшись на свободе, я много лет привыкал к человеческому миру, к тому, что я больше не раб, не пыль под ногами чистокровных, не отродье, которое не имеет права на существование. Я был опьянен тем, что свободен, тем, что значим, тем, что получил родителей, которые относились ко мне как к ценности, любили, баловали, берегли. Я и тогда думал, что эта сделка была самым правильным решением в моей жизни… А потом я встретил твою маму… я узнал, что такое любовь. Что такое – моя женщина. Именно в тот момент я с ужасом понял, что заключил сделку с дьяволом… что проиграл. Но молодости свойственно надеяться, я надеялся, что он меня не найдет. Ошибся. Ведьмак появился на пороге моего дома в день, когда твоей сестричке Салли исполнился годик. Появился и потребовал расплаты. Ему нужен был его ребенок, нужен был исключительно для одной цели – откупиться от Вихо, обменять свою жизнь на жизнь нового ведьмака.
Папа сжал мои ладони и судорожно сглотнул, словно переживал этот момент заново. Но через несколько секунд он продолжил:
– Отдать свою женщину даже на ночь? Я не мог. Не мог, это было… я не смог. Ведьмак угрожал, я искал варианты, чтобы избежать этого. Нашел клинику. Подкупил врачей. Твоя мать ни о чем не знала, оплодотворение произошло в пробирке… Прости меня.
Я молча плакала.
Папа опустил голову и вернулся к рассказу:
– А когда ты родилась, я… я даже на руки не хотел тебя брать, я знал, что ты не моя, знал, но… В ту ночь, когда вы вернулись из госпиталя, твоя мама спала, утомленная за день, и роды же только, считай, были, а ты проснулась и заплакала. Я думал просто покачать, успокоить, чтобы не разбудила никого, взял тебя из колыбельки и… и понял, что ты моя. Вопреки всему, и пусть не я был отцом, но ты ребенок моей любимой женщины, и ты… ты моя дочь, Мадди, несмотря ни на что. С того момента для меня не было разницы между твоими братьями и сестрами и тобой.
Он сжал мои ладони и продолжил срывающимся голосом:
– Вихо… Обменять твою жизнь на мою?! Как бы не так! Ты для меня дочь! Ты мой ребенок, я бы отдал свою жизнь за тебя, не задумываясь! Но он узнал… – Папин голос сорвался на стон. – Он узнал практически сразу. Ему уже было известно, кто мне помог сбежать. Он сопоставил отсутствие у тебя инстинкта подчинения и сделал выводы. И когда я попытался вернуться в клан, чтобы бросить вызов, пусть сдохнуть, я понимал, что у меня нет шансов, но защитить своего ребенка я мог… Прости меня, девочка. Он пригрозил… Ты дочь ведьмака, как бы сильно я ни жаждал забыть об этом. Дочь существа, которое вне закона во всем мире нелюдей. И Вихо пригрозил раскрыть этот факт, если я попытаюсь бросить ему вызов.