Адриана Чарльз снимала домик со студией, стоявший в глубине сада линчестерского адвоката. Он построил его для своей дочери, которая вышла замуж и сейчас жила в Родезии.
Это было низкое белое здание, почти целиком состоявшее из огромной студии. Кроме нее в доме были лишь две крохотные спальни, каждая размером с каюту, кухонька и миниатюрная облицованная желтой плиткой ванная комната.
В доме было темно и пусто. Ливи включила свет, нашла свободную спальню и распаковала чемодан. Покончив с вещами, она прошла в большую комнату, служившую гостиной. Под студию был оборудован ее дальний конец, где под огромным стеклянным окном в крыше возвышался помост, на котором были разбросаны кисти, холсты и ветошь для снятия краски и стоял мольберт. Этот легкомысленный беспорядок контрастировал с изяществом и очарованием остальной части комнаты. Современная мебель из тика, с ее простотой и суровостью линий создавала багряно-коричневый фон для кремовых, бронзовых и зеленых диванных подушек и портьер.
Только два предмета в гостиной можно было назвать чисто декоративными, но оба они поражали своей красотой. На пьедестале, повернув голову внутрь комнаты и выгнув изящное тело, стояла огромная желто-коричневая фарфоровая пантера, а на столике возле окна лежала резная, украшенная драгоценными камнями, тибетская шкатулка. Она казалась старинной, ее крышка была инкрустирована крошкой из бирюзы и бирманского рубина.
Над камином Адриана повесила одну из своих собственных картин — суровый, останавливающий взгляд набросок большого города.
Ливи смотрела на эту картину, когда зазвонил телефон. Она вздрогнула от неожиданности и сняла трубку.
Взволнованный голос Саймона прокричал:
— Ливи, что произошло? Я уже два раза звонил, но никто не брал трубку. Я и в Ларн пробовал дозвониться, тебя там тоже не было. Я уже начал беспокоиться.
— У меня все хорошо.
— Я хотел пригласить тебя поужинать вместе, но сейчас уже так поздно, что ты, наверное, давно поела.
Она совсем забыла о пище!
— Спасибо, Саймон, но я уже собираюсь ложиться.
По возникшему молчанию она поняла, что он ждет от нее объяснений ее отсутствия.
— Ты одна?
— Да.
— По настороженности в твоем голосе можно подумать, что рядом кто-то есть. Давай, я приеду!
— Нет, спасибо. Мне действительно хочется прилечь.
— И ты весь вечер была одна? Прости, что я не позаботился о тебе!
— После такого дня одиночество — именно то, что мне надо, — уклончиво сказала она.
— Я понимаю. Но завтра я заеду. Мы должны держаться вместе.
— Да, да, конечно…
— И постарайся заснуть. Беспокоиться не о чем: все забудется. На свете гораздо больше нераскрытых преступлений, чем ты думаешь!
— Но его должны раскрыть! — Она чуть не вскрикнула. — В этом-то все и дело!
— Ливи, дорогая, перестань себя взвинчивать! У тебя есть я. Я буду общаться с полицией и возьму на себя всю ответственность за тебя. Мне так этого хочется, ты же понимаешь?
— Да, — пробормотала она, приготовившись повесить трубку.
— Смерть Клайва не могла не сблизить нас, и я рад этому, — выпалил он, будто долго вынашивал эту мысль, не решаясь произнести ее вслух. — Ложись и постарайся заснуть. Помни, я всегда рядом, ты всегда можешь на меня положиться! Всегда!
Ливи пробормотала в ответ слова благодарности и повесила трубку. Потом прошла на веранду, находившуюся позади дома, и уселась в одном из шезлонгов, с наслаждением вдыхая ароматы ночного сада, расположенного между студией Адрианы и большим домом, где жили Фортескью.
Рок отвергал ее… Саймон желал… Она понимала, что именно это скрывалось за их словами! Такова жизнь. Боги дают тебе совсем не то, к чему ты стремишься… Она закрыла глаза и почувствовала, что все оставшиеся у нее силы ушли на то, чтобы задать себе один отчаянный вопрос: доведется ли ей еще раз встретиться с Роком?
Через купы согнувшихся под тяжестью плодов яблонь проглядывали освещенные окна дома Фортескью. Клайв находил адвоката и его жену слишком скучными, но Ливи симпатизировала обоим. Она постаралась задержаться мыслью на этой паре, на очаровательной больной жене, их преданности друг другу, той атмосфере чистоты, которую они создавали вокруг себя, находясь вместе.
Но как трудно укрыться от собственных забот!
Она не знала, сколько прошло времени, когда услышала, как подъехала машина и хлопнула входная дверь. Тонкие каблучки простучали по маленькому холлу. С того места, где сидела Ливи, она видела, как Адриана, вслушиваясь, застыла на пороге.
Ливи уже не раз отмечала, насколько необычно насторожена Адриана, напоминая грациозного зверя, который всегда начеку. Ее лицо было одновременно и живым и спокойным, будто отражало два уровня ее души.
Адриана повернулась, и светлые волосы блеснули в свете лампы. Она выскользнула из своего оранжевого пальто и бросила его на стул. Потом подошла к бюро, вытащила ключ, открыла тибетскую шкатулку и положила в нее снятые украшения. Некоторое время она стояла, слегка наклонившись, рассматривая содержимое шкатулки и потирая уши — наверное, они устали от клипсов.
— Эй! — тихо окликнула ее Ливи.
Адриана на мгновение замерла, потом рывком обернулась.
— Кто здесь? О, Ливи, как ты меня напугала!
— Извини.
— Ты давно приехала?
— Нет.
— Кто-нибудь звонил?
— Саймон.
— А… — Адриана вышла на веранду и села в шезлонг, задрав ноги. — Надеюсь, теперь, когда все позади, он перестанет так нервничать. Последние несколько дней он совсем не мог сосредоточиться на работе.
— Бедный Саймон…
Адриана остановила на ней долгий задумчивый взгляд.
— Ты думаешь? Не знаю, он еще может удивить нас всех. Ему может понравиться его новое положение. Ведь теперь это он будет принимать решения. Или ты, как наследница доли Клайва, собираешься играть активную роль в фирме Беренжеров?
— Я ничего не понимаю в делах. Клайв никогда не обсуждал их со мной.
— Представляю. Вся власть была сосредоточена у него в руках! Я иногда размышляла, как к этому относится Саймон. Хотя, может быть, ему было все равно. Может, он постепенно смирился со своим положением, с тем, что он всего лишь младший брат Клайва.
Свет лампы в гостиной искрился на бронзовом шелке диванных подушек и оранжевом пальто Адрианы. Фарфоровая пантера, изогнувшись, наблюдала за ними со своего пьедестала.
— Кстати, — произнесла Адриана чересчур небрежным тоном, — сегодня я видела Рока Хэнлэна.
Ливи смотрела в темноту.
— По пути в галерею я проезжала мимо дома Мэгги и видела их вдвоем в саду.
— Они… всегда были большими друзьями, разве нет?
— Когда я раньше жила здесь, Мэгги была его девушкой. Они повсюду ходили вместе.
— Не так давно, в Лондоне, — Ливи хотелось, чтобы ее слова прозвучали легко, — я встретила своего первого друга. Это была печальная встреча, потому что я думала только об одном: «Ну что я тогда в нем нашла?» Странно, как мы вырастаем из людей! — Она поднялась. — Пойду схожу за сигаретой. А потом лягу, у меня был трудный день!
— Бедняжка Ливи! — проворковала Адриана, откинув голову и наблюдая за ней через полуопущенные ресницы.
«Бедняжка Ливи» — это потому, что она устала, или потому, что приехал Рок и его возвращение не сулит ей ничего хорошего? Адриана — друг, ей не придут в голову ужасные мысли, что приезд Рока — лишь часть плана, включающего смерть мужа и встречу двух любовников. Иначе она не пригласила бы ее к себе. Ливи достала из портсигара сигарету, зажгла ее и, выходя из спальни, выдохнула дым в крошечный коридор. Чего ей следует опасаться, так это постоянных вопросов: «Кто мне верит? Кто считает меня виновной?..»
ГЛАВА 5
В «Поющем лебеде» Рок мерил шагами комнату, находившуюся по соседству с той, которую занимала Ливи, когда полиция сообщила ей о смерти Клайва, и курил одну сигарету за другой.
Из бара внизу доносился беспорядочный гул голосов, но он едва ли слышал его. Он думал о Ливи, о том, как она возникла из густой темноты Блэк-Гэп-Хилла и лунный свет залил ей лицо. У него щемило сердце, но не потому, что он все еще любил ее, просто воспоминания могут иногда причинить острую боль.
Он уже испытал подобное в тот день, когда получил телеграмму. Прежние образы набросились на него, как голодные скворцы, мешая трезво оценить ситуацию.
«Эй, парень! — предупредил он сам себя. — Не надо начинать все сначала!» И, пытаясь уйти от воспоминаний, скатал бумажку с ее именем в шарик и щелчком отправил его через грязный стол, проводив взглядом…
…Он вышел из гостиницы, спустился по скверу и сел в тени деревьев.
По пути через холл он подобрал английскую газету месячной давности, забытую каким-то приезжим. Но она была слишком старой, чтобы заинтересовать его, и он отправился в чайную, где, сидя по-турецки, некоторое время совершенствовался в разговорном персидском.
Когда он вернулся в гостиницу, скомканная телеграмма все еще лежала на дальнем конце стола. Он расправил ее и перечитал. Потом, сознавая все безумие своего поступка, снова вышел под палящий зной и отправился в редакцию: только оттуда он мог дозвониться до Лондона.
Терпение никогда не входило в число добродетелей Рока. В то утро он приходил в ярость от всего, за что до этого так любил персов — за неспешность жизни, за легкое отношение ко всему на свете…
Его соединили с Лондоном, когда он уже окончательно утратил веру в свою затею. Через тысячи разделяющих их миль он услышал крик Мака Фишера:
— Алло! Алло! Кто, черт возьми?..
— Хэнлэн, — проговорил Рок в грязную трубку. — Х-э-н-л-э-н. Да, это я. Слушай, Мак, ты знаешь что-нибудь об убийстве Беренжера?
— Только со слов полиции.
— Выкладывай, и побыстрее! Этот звонок обойдется мне в целое состояние.
В журналистской манере, быстро и сжато, Мак Фишер сообщил ему основные факты. Повесив трубку, Рок немедленно приступил к сборам.
Добравшись до Англии, он купил подер