Шепот весны — страница 17 из 21

— Не следует делать таких обобщающих выводов о мужчинах, Илона, — произнес он медленно, отделяя одно слово от другого. — Нас не так просто понять, как тебе кажется, и мы не все на одно лицо.

— Разве я так думаю? Конечно же, нет. Ты единственный и неповторимый. Бог создал тебя не по шаблону. Думаешь, почему я решила писать с тебя портрет?

— Очевидно, чтобы раздеть меня?

Она невесело улыбнулась.

— Ах, господин Адлер, ты все-таки раскусил меня. А я-то думала и дальше использовать свою маленькую хитрость. Мой догадливый Петер, мой мальчик, ты зол на меня?

— Почему я должен сердиться? — спросил он, радуясь тому, что она согласилась. — Я ведь добился того, чего хотел.

И Илона снова отвернулась к окну, скрывая свое разочарование…

9

Она быстро накинула на голое тело черный шелковый халат, сняла с головы полотенце. Мокрые кудри тут же упали на лоб и плечи.

В спальне ее дожидался Петер, — правда, всего лишь на картине, висящей над ее кроватью.

Илоне нравилось, лежа в постели, рассматривать его великолепное тело. Конечно, он продолжал утверждать, что не видит сходства с этим «посторонним мужчиной, расположившемся в ее спальне», но она только посмеивалась, слушая его ворчание — в последнее время Петер стал отращивать волосы и с каждым днем все больше и больше становился похожим на свое изображение.

Она послала портрету воздушный поцелуй и отправилась в гостиную.

В этой комнате, просторной и светлой, особенно ощущалось соседство высокого альпийского неба. Хотя оба балкона были закрыты, косые солнечные лучи наполняли дом естественным теплом. А ведь зима была уже не за горами…

Илона сварила себе чашку кофе и свернулась калачиком на большом кожаном кресле. Как приятно вот так сидеть, потягивая ароматный напиток, и в который раз восхищаться своей собственной работой!

Да, на этот раз ей удалось добиться гармонии в пространстве, цвете и обстановке. И — что особенно важно — продумать все буквально до мелочей… Впрочем, в интерьере мелочей не бывает. Именно поэтому она отговорила Петера от голубого ковра, который сразу же выгорел бы в лучах яркого горного солнца. Вместо этого на пол положили итальянский кафель с голубыми прожилками, разбросав по нему толстые белые коврики. И на этот бело-голубой небесный пол поставили широченные кресла и несколько стеклянных столиков. Отдавая предпочтение местному освещению, Илона в изобилии развесила по стенам небольшие бра.

Вечерами, когда приходилось включать электричество, гостиная превращалась не то в тронный зал хрустального дворца, не то в уютное убежище горных фей. Не случайно и Петер, и Илона так полюбили уединяться здесь с наступлением сумерек.

Она лениво перевернулась на спину и закинула руки за голову.

Да, осенние каникулы в Альпах превзошли ее самые смелые ожидания! Она даже и предположить не могла, что Петер окажется таким внимательным и заботливым в повседневной жизни. Казалось, он только и думает о том, чтобы сделать ей что-то приятное. С утра приносит кофе в постель, после длительных прогулок по горным тропам массирует ноги. А свежие цветы на столах и дорогой шоколад!

Да, о таком любовнике — нежном и мужественном — она, Илона, мечтала всю жизнь.

О любовнике? Она закрыла глаза, на минутку представив себе, что это счастье длится не неделю, не месяц и даже не полгода…

В этот момент раздался телефонный звонок. Она поднялась и извлекла из ниши в стене голубой миниатюрный аппарат.

— Да.

— Ты уже встала?

— О, Петер! Ты где?

— У себя в офисе.

Илона услышала приглушенный расстоянием щелчок. Сообразив, что это поцелуй, она улыбнулась и приложила палец трубке.

— Взаимно. Скоро приедешь?

— Скоро. Но знаешь… У меня для тебя новость. Хорошая, и даже очень.

Илона насторожилась.

— Мой отъезд в Гамбург откладывается на неопределенное время. Выяснилось, что дела требуют моего присутствия здесь, в Австрии. Ты рада?

Ответом ему было легкое потрескивание в трубке.

— Илона…

— Да, милый…

Она растерянно опустила руку с зажатой в ней трубкой. Рада ли она? Конечно. Если что-то и отравляет ее существование, то это мысль о его скором отъезде. Она просто не представляет себе, как будет жить одна, без него!

Но почему одна? Она уже точно знает, что беременна. Но теперь об этом узнает и Петер. Что он подумает, что скажет, узнав, что его обманули? Что его страстная любовница вместо противозачаточных таблеток принимает самые обыкновенные витамины…

Илона представила себе лицо Петера, его реакцию на это известие… и влажные волосы на ее голове буквально зашевелились от ужаса.

— Илона! Куда ты пропала? — он уже почти кричал.

Она приставила трубку к уху, чувствуя уже не панический страх, а глухое раздражение.

— Конечно, я рада. Но это как-то очень уж… неожиданно. А ты уверен, что дела вашего банка от этого не пострадают?

— Так ты… не рада? — он смолк, явно огорченный.

Конечно же, он рассчитывал обрадовать ее. Бедный Зигфрид! Внезапно сердце Илоны пронзила острая жалость.

— Вот и Гуго настаивает на моем скорейшем возвращении. — В голосе Петера сквозило нескрываемое раздражение. — Говорит, я нужнее там. Ты тоже так считаешь, Илона?

— Твой брат, вероятно, прав. И твоя мама будет переживать, если ты не вернешься. Судя по письмам, ей без тебя очень одиноко.

— Ну что ж, если я здесь больше не нужен…

— Ты всегда мне нужен, Петер! — горячо воскликнула она. — Всегда, слышишь?

Больше всего она боялась, что он возьмет и положит трубку. Сейчас, сию секунду, сразу после этих печальных и несправедливых слов. Ведь это будет означать полный, окончательный разрыв.

Но, услышав этот отчаянный крик, он каким-то присущим только влюбленным чутьем ощутил боль ее сердца.

Они еще немного поговорили. Илона сообщила, что только что вышла из ванны… А он пообещал, что постарается поскорее освободиться, чтобы обнять ее, «пока она не высохла». Он так и сказал, представив себе ее гибкое, податливое тело, упругие, еще влажные соски.

Петер в ярости бросил трубку.

Нет, так больше продолжаться не может! Он больше не желает быть для нее просто любовником. Или она с этого дня будет относиться к нему всерьез или… пусть убирается ко всем чертям!


Илона, напротив, положила трубку на рычаг мягко и осторожно. Правда, тут же кончиком указательного пальца, а потом и всей ладонью провела по щеке. И почувствовала на губах солоноватый, давно забытый привкус. Бог ты мой, а ведь она считала, что давно уже разучилась плакать!

— О, Петер, — всхлипнула она горестно. — Петер, любимый мой…

Она непременно разрыдалась бы, если бы телефон снова не звякнул у самого уха. Несколько секунд она смотрела на аппарат, словно не понимая, что происходит, но потом все-таки взяла трубку. С невероятным трудом ей удалось выдавить из себя вежливое приветствие.

— Добрый день. — Незнакомый голос заставил ее встрепенуться и поглядеть на себя в зеркало. — Я хотел бы побеседовать с Петером Адлером.

— Простите, но с кем имею честь? — утирая слезы, осведомилась Илона.

— Гуго Адлер. Брат Петера. А вы…

Она обомлела.

— Илона Орошвар.

— Простите?..

Вопросительная интонация, с которой было произнесено это слово, предполагала, что она не замедлит дополнить свой слишком краткий ответ. Однако Илона не торопилась с разъяснениями, — что-то подсказывало ей, что собеседник прекрасно знает, с кем разговаривает.

Пауза, однако, затягивалась, и в конце концов Илоне пришлось удовлетворить любопытство братца Гуго.

— Если вас это интересует, я — художник по дизайну, работаю над оформлением этого дома.

— Ах, художница.

Ирония в его голосе превратилась в открытый сарказм, и Илона не замедлила отреагировать.

— Да, художник-дизайнер. А вы что-то имеете против?

Гуго, однако, не принял вызова.

— Нисколько, госпожа Орошвар. — Он снова был сама любезность. — Надеюсь, вас не затруднит позвать Петера к телефону.

— Не затруднит, господин Адлер. — Она удачно скопировала его фальшивую вежливость. — Но, к сожалению, в данный момент ваш брат находится у себя в офисе.

— Ах, так! И когда же он к вам вернется?

Раздосадованный ее независимым тоном, он не выдержал и снова исподтишка уколол ее. Однако Илона уже была настороже.

— Господин Петер Адлер — взрослый мужчина, — язвительно заметила она. — И потому сам распоряжается своим временем. А я… Очевидно, вы плохо расслышали мои слова. Я — не профессиональная няня, а художник по дизайну…

Воцарилось молчание, — правда, ненадолго. Прошло каких-нибудь десять секунд, и Гуго уже оправился — все Адлеры, как видно, неплохо имели держать удар.

— Благодарю вас, фрейлейн Орошвар. Я позвоню ему в офис.

— Всего доброго, господин Адлер.

Положив трубку, Илона встала со стула и провела ладонью по своему пока еще плоскому животу, как будто хотела защитить то маленькое существо, что таилось внутри. Она чувствовала, что задыхается, словно долго поднималась по винтовой лестнице.

И вдруг теплое чувство захлестнуло ее. Она поступила правильно! Неважно, что случится потом, но ребенок Петера навсегда останется с ней. И она будет любить его и заботиться о нем. Ведь это по-настоящему желанный ребенок.

В пять минут седьмого ужин был в духовке, а на столе стояли свечи и цветы.

Илона переоделась в маленькую черную шерстяную кофту с большим круглым вырезом и вызывающе короткую развевающуюся юбку. Ее и без того длинные ноги в черных туфлях на высоких каблуках казались еще длиннее. Зачесав волосы наверх, как любил Петер, она оставила отдельные локоны будто бы случайно падать на лицо и шею волнистыми прядями. В ушах играли задорными огоньками те самые, заветные серьги…

Илона чувствовала, что выглядит сексуально, и сама все больше и больше попадала под власть своего эротического порыва.

Депрессия не была свойственна такой энергичной натуре, как она, и уже к полудню ее жизнелюбие и здравый смысл с полным правом могли праздновать свою победу.