Шепот за окном — страница 3 из 7

22

Стоит отдать должное – двое полицейских появились у моей двери в течение десяти минут после моего звонка. А сразу после этого все стремительно покатилось под откос.

Конечно, я не мог не взять на себя некоторую долю ответственности за случившееся. Была половина пятого утра, я был вымотан, испуган и не способен мыслить связно, и объяснения, которые мне пришлось дать, в любом случае получились достаточно поверхностными. Но роли Джейка в том, что произошло, было никак не избежать.

Когда я вернулся в дом, чтобы позвонить, то нашел его в самом низу лестницы – он сидел, обхватив руками колени и спрятав в них лицо. Я уже достаточно успокоился, чтобы успокоить и его, и отнес сына в переднюю комнату, где он свернулся калачиком в углу дивана. И говорить со мной напрочь отказывался.

Я делал все возможное, чтобы скрыть раздражение и панику, которые чувствовал. Наверняка это получалось у меня не слишком хорошо.

Даже когда патрульные присоединились к нам в передней комнате, Джейк оставался в той же позиции. Я неловко присел рядом с ним. Я продолжал сознавать разделявшее нас расстояние и не сомневался, что это хорошо заметно и полицейским. Оба они – мужчина и женщина – были очень вежливы и делали необходимые в таких случаях озабоченные и понимающие лица, но женщина постоянно с любопытством посматривала на Джейка, и у меня возникло впечатление, что выражение беспокойства у нее на лице объяснялось не только тем, что я им рассказывал.

Потом полицейский сверился с записями, которые делал во время разговора.

– Джейк уже когда-нибудь ходил во сне?

– Бывало, – ответил я. – Не часто, и только до моей комнаты. Вниз таким образом он никогда еще не спускался.

Если он вообще ходил во сне, конечно же. В то время как меня успокаивала мысль, что он не собирался открыть дверь по собственной воле, я сознавал, что далеко в этом не уверен. И господи, если это было не так, то что это говорит о том, насколько мой сын ненавидит меня?

Полицейский еще что-то записал в блокноте.

– И вы не можете описать человека, которого видели?

– Нет. В тот момент он был уже довольно далеко в поле и бежал очень быстро. Было темно, и я не сумел его как следует разглядеть.

– Телосложение? Одежда?

Я покачал головой.

– Нет, к сожалению.

– А вы уверены, что это был мужчина?

– Да. Это был мужской голос – тот, который я слышал из-за двери.

– Может, Джейк что-то видел? – Полицейский посмотрел на моего сына.

Джейк по-прежнему лежал рядом со мной, свернувшись в клубок и уставившись куда-то в пространство, словно был единственным человеком во всем мире.

– Иногда дети разговаривают сами с собой.

Не та тема, в которую мне хотелось бы вдаваться.

– Нет, – произнес я. – Там определенно кто-то был. Я видел пальцы этого человека, когда он держал почтовый ящик открытым. Я слышал его. Голос был старше. Он пытался убедить Джейка открыть дверь – а тот уже собирался это сделать… Бог знает, что произошло бы, если б я вовремя не проснулся.

И тут реальность ситуации буквально обрушилась на меня. Мысленным вздором я опять увидел эту сцену и осознал, насколько близко подобралась беда. Если б меня там не оказалось, Джейка сейчас тут не было бы. Я представил себе, что вот он пропал, а полицейские сидят напротив меня уже совсем по другой причине, и ощутил полную беспомощность. Несмотря на обиду и раздражение на его поведение, мне хотелось крепко его обнять – защитить, держать к себе как можно ближе… Но я знал, что не могу. Что он мне не позволит, что даже просто видеть меня сейчас не хочет.

– Где Джейк взял ключи?

– Я оставил их в кабинете, рядом с прихожей. – Я покачал головой. – Такой ошибки я больше не допущу.

– Наверняка это будет мудро.

– Ну а ты, Джейк? – Женщина-констебль склонилась к нему с доброй улыбкой на лице. – Можешь рассказать нам что-нибудь про то, что тут произошло?

Джейк помотал головой.

– Не можешь? Почему ты оказался у двери, зайчик?

Он едва заметно пожал плечами, а потом словно отодвинулся от меня еще дальше. Женщина выпрямилась, все еще глядя на Джейка и слегка склонив голову набок. Оценивая его.

– Был еще один мужчина, – быстро произнес я. – Вчера он подходил к дому. Болтался вокруг гаража, как-то странно себя вел… Когда я столкнулся с ним, он сказал, что вырос здесь и просто хочет осмотреться.

Мужчину-полицейского это явно заинтересовало.

– Как именно вы с ним столкнулись?

– Он подошел к двери.

– Так, понятно… – Полицейский что-то черкнул в блокноте. – Можете его описать?

Я выполнил его просьбу, и он старательно все записал. Но было ясно, что человек, открыто постучавшийся в дверь, не вызвал у него большого профессионального интереса. Вдобавок мне трудно было передать, какую безотчетную тревогу вызвал у меня этот тип. С физической точки зрения ничего угрожающего в нем не было, но все равно явственно ощущалось что-то опасное.

– Нил Спенсер, – вспомнил я.

Мужчина прекратил писать.

– Простите?

– По-моему, так его звали. Мы только что сюда переехали. Но вроде пропал еще один мальчик, так ведь? Еще летом…

Оба патрульных обменялись взглядами.

– Что вам известно про Нила Спенсера? – спросил меня мужчина.

– Ничего. Просто учительница Джейка про него упоминала. Я собирался посмотреть в Интернете, но… Вечером был слишком занят. – И опять-таки мне очень не хотелось вдаваться в подробности ссоры, которая возникла у нас с Джейком. – Я работал.

Но, конечно же, я тоже зря это сказал, поскольку «работал» означает «писал», и Джейк успел прочитать написанное. Я почувствовал, как он немного сжался рядом со мной.

Раздражение опять стало брать верх.

– Я просто к тому, что все это может оказаться более тревожным, чем кажется на первый взгляд, – сказал я.

– Мистер Кеннеди…

– Кажется, вы мне не верите.

Мужчина улыбнулся. Но это была осторожная улыбка.

– Дело не в том, верим или не верим, мистер Кеннеди. Но мы можем работать только с тем, что у нас есть. – Он секунду смотрел на меня, изучая примерно так же, как его напарница по-прежнему оценивала моего сына. – Мы всё воспринимаем серьезно. Всё заносится в протокол, но, основываясь на том, что вы нам только что рассказали, в данный момент мы можем сделать не так много. Как я уже говорил, рекомендую вам держать ключи подальше от вашего сына. Соблюдать основные принципы безопасности дома. Не терять бдительности. И без всякого стеснения или промедления связываться с нами, если вы вдруг заметите на своем участке кого-то, кому здесь быть не следует.

Я покачал головой. Учитывая то, что произошло – учитывая, что кто-то пытался похитить моего сына, – такой ответ меня далеко не устроил. Я был зол на самого себя и не мог удержаться, чтобы не злиться и на Джейка. Я пытался помочь ему! А через минуту полиция уйдет, и опять останемся только мы с ним, я и он. Одни. И никто из нас не готов к нормальной жизни с другим.

– Мистер Кеннеди, – мягко произнесла женщина-констебль. – Здесь только вы с Джейком? Его мать живет в другом месте?

– Его мать умерла.

Я выпалил это слишком резко и прямолинейно, и часть злости, которую я чувствовал, показалась наружу. Похоже, это застало ее немного врасплох.

– О! Очень жаль это слышать.

– Я просто… это тяжело. И то, что здесь только что произошло, меня напугало.

И это был момент, когда Джейк возродился к жизни – наверное, подпитываемый собственной злостью. Тем, что я написал. Тем фактом, что я только что объявил о смерти его матери столь беспардонным образом. Он развернулся и медленно сел прямо, наконец посмотрев на меня, без всякого выражения. Когда он заговорил, это был какой-то шершавый, потусторонний голос, который звучал слишком старо для его лет.

– А я и хочу тебя напугать, – медленно произнес он.

23

Когда сработал будильник, Пит некоторое время лежал совершенно неподвижно, позволяя ему звонить с прикроватного столика. Что-то пошло не так, и нужно подготовиться. Потом волной накатила паника, едва он припомнил события прошлого вечера. Вид тела Нила Спенсера на земле пустыря. Почти лихорадочная пробежка домой после. И ободряющий вес бутылки в руке.

Щелчок, когда он скрутил крышечку.

А потом…

Наконец он открыл глаза. Яркие лучи раннего утреннего солнца уже вовсю били в окно, просачиваясь сквозь тонкие голубые занавески и падая клином на одеяло, комком собравшееся у ног. В какой-то момент этой ночью, обливаясь по́том от жары, он, должно быть, сбросил его с груди, и путаница ткани теперь казалась странно тяжелой, туго охватывая колени.

Повернув голову, он посмотрел на столик рядом с кроватью.

Бутылка стояла там. Крышечка свернута.

Но ее содержимое оставалось нетронутым – полна доверху.

Пит припомнил, как долго размышлял прошлым вечером, вновь и вновь борясь со стремлением немедленно выпить – когда оно подкатывало к нему с разных углов, когда и он сам, и голос отказывались смягчиться или уступить. Он даже принес бутылку и стакан сюда, взял с собой в кровать. И по-прежнему боролся, даже тогда.

И под конец все-таки победил.

На него волной обрушилось облегчение. Теперь он бросил взгляд на стакан. Перед тем как заснуть, Пит положил сверху фотографию Салли. Даже после всего, что произошло – всех ужасов прошлого вечера, – этого снимка и тех воспоминаний по-прежнему оказалось достаточно, чтобы не «развязать».

Он пытался не думать про день, ждущий его впереди, или про вечера, которые неминуемо наступят.

«Хватит уже!» 

* * *

Он принял душ, позавтракал. Даже без выпивки Пит чувствовал себя таким измочаленным, что подумывал обойтись без посещения спортзала. На работе первым делом намечалось общее совещание с инструктажем, и нужно было к нему подготовиться, получше ознакомившись с делом. Но Пит уже чувствовал, что и так насквозь пропитался им. Смотреть на тело Нила Спенсера на пустыре он пытался как можно более беспристрастно. Это было все равно что нацелить на него фотоаппарат, не глядя в видоискатель, – мозг все равно сам сделает снимок. Так что, если через пару часов он собирается проявить рациональный и профессиональный подход, подумал Пит, надо выгнать хотя бы часть того ужаса.

И все-таки отправился в спортзал.

После, чувствуя уже большее спокойствие, поднялся наверх. Заглянул к себе в кабинет и секунду смотрел на уютные стопки безопасных, безвредных бумаг. А потом отыскал кипу старых, вызывающих тоску и изжогу заметок, которые могли ему в скором времени понадобиться, и направился в оперативную комнату этажом выше.

Спокойствие несколько потускнело, когда Пит открыл дверь. До начала совещания оставалось еще три минуты, но помещение уже кишело полицейскими. Никто не разговаривал между собой – все лица, которые он видел, были унылы и мрачны. Большинство этих мужчин и женщин работали над этим делом с самого начала, и, каковы бы ни были расклады, каждый из них сохранял хотя бы минимальную надежду. Но теперь всем уже было известно, что обнаружили прошлым вечером.

До сегодняшнего дня ребенок считался пропавшим.

Теперь он был мертв.

Пит прислонился к стене в глубине комнаты, подмечая нацеленные на него взгляды. Это было объяснимо. Хотя его изначальное участие в расследовании ни к чему не привело, все они должны были знать, что его присутствие здесь не случайно. Он заметил сидящего неподалеку в первых рядах старшего детектива-инспектора Лайонса, который посмотрел на него в ответ. Пит на миг встретился с ним взглядом, пытаясь прочитать выражение у того на лице. Как и прошлым вечером на пустыре, ничего оно не выражало, так что Питу оставалось только теряться в догадках. Не испытывает ли этот человек странное чувство торжества? Нехорошо, что такая мысль вообще пришла в голову, но все же такое отнюдь не исключено. Несмотря на существенную разницу в карьерном росте, Пит знал, что Лайонса всегда немного задевало, что это не он сам поймал Фрэнка Картера. Недавний поворот событий означал, что в действительности дело так никогда и не было закрыто. И теперь уже Лайонс возглавлял то, что в этой партии могло оказаться эндшпилем, в то время как Пит оказался понижен до статуса обычной пешки.

Сложив руки на груди, он уставился в пол и стал ждать.

Через минуту появилась Аманда, быстро проталкиваясь через толпу коллег к первым рядам. Даже лишь мимолетно глянув на нее сбоку, Пит сразу понял, насколько она устала и издергана. Даже не переоделась – одежда та же, что и вчера, отметил он. Спала наверняка в одном из помещений дежурной смены или, что более вероятно, не спала вообще. Когда Аманда поднялась на небольшое возвышение в глубине комнаты, вид у нее был подавленный и побежденный.

– Прошу внимания всех, – произнесла она. – Все вы слышали последние новости. Вчера вечером мы получили сообщение, что на пустыре неподалеку от Гейр-лейн обнаружено тело ребенка. Отправленные туда сотрудники сразу огородили место происшествия. Личность жертвы пока официально не подтверждена, но мы считаем, что это Нил Спенсер.

Все они уже знали это, но все-таки Пит заметил, что собравшиеся сразу поникли. Эмоциональная температура в помещении заметно упала. Все молчали. Тишина, и без того казавшаяся полнейшей, словно еще больше усилилась.

– Мы также считаем, что в этом деле замешана некая третья сторона. На теле имеются значительные повреждения.

Голос Аманды почти надломился при этих словах, и Пит заметил, что она легонько моргает. Слишком тяжело для нее. При других обстоятельствах это могло быть сочтено проявлением слабости, но Пит не думал, что собравшиеся станут ее порицать. Он наблюдал, как Аманда старается взять себя в руки.

– Подробности которых, естественно, на данный момент не будут предоставлены средствам массовой информации. Место огорожено, но пресса в курсе, что мы обнаружили тело. Это все, что им полагается знать, пока мы не разберемся, что там произошло.

Одна из женщин-полицейских, сидящая возле стены, кивала каким-то своим мыслям. Пит узнал в этом действии самого себя, когда в глубочайших муках своей пагубной привычки убеждал себя не хвататься за стакан, чтобы убежать от боли.

– Тело вывезено с места преступления, вскрытие намечено провести сегодня же утром. На данный момент приблизительное время наступления смерти – где-то между пятнадцатью и семнадцатью часами предыдущего дня. Если обоснованно предположить, что это Нил Спенсер, то обнаружили его примерно в том же месте, в котором он пропал, что может оказаться существенным. Мы также считаем, что Нил был убит в каком-то другом месте – предположительно, там, где его удерживали. Будем держать кулаки за то, что криминалисты дадут нам какой-то ключ к тому, где это могло быть. А тем временем просмотрим все записи с камер наблюдения в данном районе. Посетим все дома в окру́ге. Поскольку я не потерплю, чтобы этот монстр шлялся по нашему городу незамеченным. Я этого просто не потерплю.

Аманда подняла взгляд. Несмотря на очевидную усталость и расстройство, теперь в глазах ее горел огонь.

– Все собравшиеся здесь будут работать над этим расследованием. И если даже мы были готовы к худшему, это не тот результат, на который надеялся любой из нас. Так что позвольте мне выразиться абсолютно прямо и четко: мы этого просто так не оставим. Все согласны?

Пит опять огляделся по сторонам. Несколько кивков тут и там – зал возрождался к жизни. Его восхитило это проявление чувств. Он признавал, что сейчас в них действительно была нужда, но также и помнил, как сам выступал со столь же гневными речами двадцать лет назад. И хотя в то время Пит искренне верил своим собственным словам, теперь он знал, что порой некоторые вещи не только остаются стоять на прежнем месте, – независимо от того, хотите вы этого или нет, – но иногда и преследуют вас всю жизнь.

– Мы делали все возможное, – сказала Аманда залу, – и все же не нашли Нила Спенсера вовремя. Но будьте уверены: мы обязательно найдем того, кто это с ним сделал.

И Пит мог с уверенностью сказать, что она верила в свои слова столь же пылко, как он сам двадцать лет назад. Поскольку иначе никак. Что-то страшное произошло в твое дежурство, и единственный способ облегчить боль – сделать все возможное для того, чтобы это исправить. Поймать того, кто это сделал, пока он не успел причинить вред кому-нибудь еще. Или, по крайней мере, попытаться поймать.

«Мы обязательно найдем того, кто это сделал».

Он надеялся, что это будет так.

24

Просто удивительно, насколько быстро жизнь может вернуться в нормальную колею, когда нет другого выхода.

После ухода полиции я решил, что ни мне, ни Джейку уже нет смысла опять ложиться спать, и в результате к половине девятого уже чувствовал себя буквально полумертвым. Заставил себя проделать обычные действия – приготовить ему завтрак и собрать в школу. После того, что произошло, это может показаться странным, но у меня не было каких-либо оправданий, чтобы держать его в доме. Вообще-то, учитывая его недавнее состояние перед полицейскими, некая ужасная часть меня просто не желала сейчас находиться рядом с ним.

Пока Джейк ел кашу, все еще отказываясь общаться со мной, я остановился в кухне, налил себе стакан воды и осушил одним махом. Я действительно не знал, что делать или что я должен чувствовать. По прошествии каких-то считаных часов события ночи уже представлялись чем-то далеким и сюрреалистичным. Должен ли я испытывать уверенность, что действительно видел то, что видел? Может, это было лишь мое воображение? Но нет, я в самом деле все это видел! Какой-нибудь отец получше меня – даже самый обычный середнячок – убедил бы полицию воспринять себя серьезно. У лучшего отца был бы сын, который разговаривает с ним, а не пакостит ему. Который смог бы понять, что я просто боялся за него и пытался его защитить!

Моя рука плотнее обхватила стакан.

«Ты – это не твой отец, Том».

Тихий голос Ребекки у меня в голове.

«Никогда про это не забывай».

Я опустил взгляд на пустой стакан у себя в руке. Я сжимал его так крепко, что побелели пальцы. И тут же вернулось то страшное воспоминание – звон бьющегося стекла, визг моей матери, – и я быстро отставил его в сторону, прежде чем не успел наделать чего-нибудь похуже. 

* * *

В четверть девятого мы с Джейком вместе отправились в школу – он тащился сбоку от меня, все еще сопротивляясь всем попыткам завязать беседу. Лишь когда мы дошли до ворот, он наконец заговорил со мной:

– Па, а кто этот Нил Спенсер?

– Я не знаю. – Несмотря на поднятую тему, я испытал облегчение, что он все-таки сам обратился ко мне. – Какой-то мальчик из Фезербэнка. По-моему, он пропал, еще в этом году, – помню, что где-то читал про это. Никто не знает, что с ним случилось.

– Оуэн говорит, что он умер.

– Этот Оуэн, похоже, просто настоящий очаровашка.

Было ясно, что Джейк собирался что-то к этому добавить, но почему-то передумал.

– Он сказал, что я сижу на стуле Нила.

– Полная дурь. Ты вовсе не получил место в этой школе только потому, что этот Нил пропал. Кто угодно мог переехать в новый дом, как мы. – Я нахмурился. – И в любом случае все они ведь были в другом классе в прошлом году, насколько я понимаю?

Джейк с любопытством посмотрел на меня.

– Двадцать восемь, – произнес он.

– Что двадцать восемь?

– Двадцать восемь детей, – сказал он. – Плюс я – двадцать девять.

– Точно. – Я совершенно не представлял, так ли это, но решил на этом вопросе не заостряться. – У них тут классы из тридцати учеников. Так что где бы ни был сейчас Нил, его стул по-прежнему ждет его.

– Как думаешь, он все-таки вернется домой?

Мы уже заходили на игровую площадку.

– Не знаю, дружок.

– А можно обнимашки, папа?

Я опустил на него взгляд. Судя по выражению его лица, нынешней ночи и утра с равным успехом могло вообще и не быть. Но ведь ему было только семь. Ссоры всегда улаживались тогда, когда этого хотелось ему, и на его условиях. Однако в тот момент я был слишком измотан, чтобы признать это.

– Ну, конечно же!

– Потому что даже когда мы ссоримся…

– Мы все равно любим друг друга. Очень сильно.

Я опустился на корточки, и показалось, что крепкие объятия немного придали мне сил. Что такие вот обнимашки очень часто и поддерживали во мне жизнь. А потом Джейк метнулся ко входу вслед за миссис Шелли, даже не обернувшись на меня напоследок. Я медленно двинулся обратно к воротам, надеясь, что сегодня он не влипнет ни в какие неприятности.

Но если влипнет…

Ладно, пусть влипает.

«Дай ему быть самим собой».

– О, привет!

Обернувшись, я увидел чуть позади себя Карен, которая прибавила шагу, чтобы меня догнать.

– Здрасьте, – отозвался я. – Как вы?

– Жду не дождусь нескольких часов тишины и покоя.

Она пристроилась рядом.

– Ну как Джейк вчера?

– Попал в желтый квадрат, – сказал я.

– Совершенно не представляю, что это означает.

Я объяснил суть этой светофорной системы. Значение и предполагаемая серьезность проступка Джейка представлялись в свете ночных событий таким пустячными, что я чуть было не рассмеялся под конец.

– Охренеть, как кошмарно, – сказала Карен.

– Вот и я так подумал.

Интересно, мелькнула у меня мысль, не наступил ли тот определенный некими неписаными правилами момент, когда оказавшиеся на школьной игровой площадке родители решают отбросить некоторую долю притворства и ругаться, как все нормальные люди. Если это был он, то меня порадовало, что я его благополучно преодолел.

– Хотя на самом-то деле это в некотором роде вроде ордена, – заметила она. – Теперь все одноклассники будут ему завидовать. Адам сказал, что у них пока не выпадало особого случая поиграть вместе.

– Джейк сказал, что Адам ему понравился, – соврал я.

– А еще он сказал, что Джейк иногда разговаривает сам с собой.

– Да, с ним такое случается. Воображаемые друзья.

– Точно, – Карен кивнула. – Целиком и полностью его понимаю и сочувствую. Некоторые из моих лучших друзей тоже воображаемые… Шучу, естественно. Но Адам прошел через это, а наверняка и я тоже, когда была маленькой. Да и вы сами, скорее всего.

Я нахмурился. Некое воспоминание вдруг вернулось ко мне.

– Мистер Ночь, – произнес я.

– Простите?

– Господи, я сто лет об этом не вспоминал! – Я провел рукой по волосам. Как же я ухитрился про это забыть? – Ну да, у меня действительно имелся воображаемый друг. Когда я был значительно моложе, то, бывало, говорил матери, что кто-то приходит в мою комнату по ночам и обнимает меня. «Мистер Ночь». Так я его называл.

– Угу… Вообще-то малость жутковато. Но дети постоянно рассказывают всякие страшилки. Целые веб-сайты посвящены этой теме. Вам стоит записать это и запостить.

– Может, так я и сделаю. – Но это напомнило мне про кое-что еще. – Джейк недавно говорил другие странные вещи. «Если дверь прикрыть забудешь, скоро шепот слышать будешь». Вы никогда такого не слышали?

– Хм-м… – Карен призадумалась. – Действительно что-то смутно знакомое, я определенно уже слышала нечто такое… По-моему, один из тех стишков, которые дети рассказывают друг другу на игровой площадке.

Вот только не на этой площадке, поскольку Джейк продекламировал его вечером перед своим первым учебным днем. Может, это действительно был самый обыкновенный детский стишок-страшилка, которого я никогда раньше не слышал, – что-то из тех телевизионных программ, которые я ему ставил, сам при этом моментально переключаясь на какие-то собственные дела и мысли.

Я вздохнул.

– Просто надеюсь, что сегодняшний день у него пройдет получше. Я беспокоюсь за него.

– Это вполне естественно. А что говорит ваша супруга?

– Она умерла в прошлом году, – ответил я. – Не совсем представляю, насколько хорошо он с этим справляется. Полагаю, это вполне объяснимо.

Карен немного помолчала.

– Мне очень жаль про это слышать.

– Спасибо. Не совсем представляю, насколько хорошо и я сам со всем этим справляюсь, если честно… Никогда не знал, хороший я отец или нет. Хотя делаю для него все, что в моих силах.

– Это тоже естественно. Уверена, что вы можете не сомневаться.

– Хотя, может, куда более серьезный вопрос – это насколько хорошо можно оценить эти мои силы.

– И опять-таки я уверена, что переживать вам на этот счет не стоит.

Карен остановилась и засунула руки в карманы. Мы подошли к перекрестку, и по нашему взаимному «языку тела» стало ясно, что дальше она собирается идти прямо, а я – повернуть вправо.

– Но, тем не менее, – произнесла Карен, – похоже, что вам обоим пришлось пережить довольно тяжелые времена. Так что я думаю – не то чтобы вы спрашивали мое мнение, я понимаю, но в жопу все эти тонкости, – что, может, вам не стоит относиться к себе столь сурово?

– Может.

– Хотя бы немножко, по крайней мере?

– Наверное.

– Легче сказать, чем сделать, я знаю. – Она взяла себя в руки, словно вздохнув сразу всем своим телом. – Но все равно. Вечером опять пересечемся. Хорошего дня!

– Вам тоже.

Я думал об этом всю оставшуюся дорогу домой. «Может, вам не стоит относиться к себе столь сурово…» Наверняка в этом была какая-то доля правды, поскольку, в конце концов, я всего лишь пробиваюсь сквозь жизнь, барахтаясь в ней в меру сил, как и любой другой, разве не так? Действительно делаю, что могу.

Но, уже дома, я все еще расхаживал по первому этажу, не особо представляя, что мне делать с самим собой. Раньше я подумывал, что было бы неплохо провести какое-то время без Джейка. Теперь же, когда дом стоял вокруг меня пустой и безмолвный, я чувствовал стремление оказаться к нему как можно ближе.

Поскольку мне было нужно, чтобы ему не грозила никакая опасность.

И я точно не вообразил себе то, что случилось ночью.

Это вызвало укол паники. Если полиция не собирается нам помочь, то, значит, придется это сделать мне самому. Проходя по пустым комнатам, я ощутил прилив отчаяния – назойливое стремление сделать что-то, хотя я и не имел ни малейшего представления, что именно. В итоге забрел в свой кабинет. Лэптоп всю ночь простоял в спящем режиме. Я ткнул пальцем в трекпэд, и экран пробудился к жизни, открывая набранные на нем слова.

«Ребекка…»

Она-то точно знала бы, что сейчас делать, – она всегда знала. Я представил, как Ребекка сидит на полу рядом с Джейком, поджав ноги, с энтузиазмом перебирая какие-то разбросанные между ними игрушки. Или, уютно свернувшись на нашем старом диване, читает ему – его голова у нее под подбородком, а их тела так близко друг к другу, что они кажутся одним человеком. Когда бы он ни позвал ночью, Ребекка всегда уже мчалась к нему, пока я еще только просыпался. И звал он всегда маму.

Я стер слова, которые написал вчера, после чего напечатал три новых предложения.

Мне не хватает тебя.

Кажется, я теряю сына и не знаю, что делать.

Прости меня.

Секунду я таращился в экран.

Хватит.

Хватит ныть! Как бы ни было трудно, это моя задача присматривать за своим сыном, и если эти «мои силы» недостаточно эффективны, тогда их нужно удвоить.

Я опять направился к входной двери. На ней и замок, и цепочка, но этого явно недостаточно. Так что вдобавок установлю еще и защелки-блокираторы, причем повыше, чтобы Джейк не дотянулся без посторонней помощи. Датчики движения в низу лестницы. Все это легко сделать. Все это выполнимо и вполне подъемно, как бы ни грыз меня червячок неуверенности в собственных силах.

Но имелось и кое-что еще, что я мог сделать прямо сейчас, так что я переключил внимание на кипу почты, лежащую на лестнице у меня за спиной. Здесь появилось еще два письма, адресованных Доминику Барнетту, оба – извещения от коллекторских агентств. Я отнес их в кабинет, закрыл на лэптопе «Ворд» и открыл веб-браузер.

«Давай-ка посмотрим, кто ты такой, Доминик Барнетт!»

Я точно не знал, что рассчитывал найти на него в Интернете. Может, страничку в «Фейсбуке» – что-то с фотографией, которая подскажет мне, не тот ли это человек, который приходил вчера, – а если и нет, то, по крайней мере, любого рода адрес, который я могу посетить в реальном мире. Да что угодно – только бы помогло мне защитить Джейка и выяснить, что, черт побери, творится в моем новом доме!

Фотографию я нашел с первой же попытки. Доминик Барнетт не был моим загадочным гостем. Он оказался моложе, с густой иссиня-черной шевелюрой. Но снимок обнаружился вовсе не на сайте какой-нибудь социальной сети. Нет, он открылся в блоке новостей на самом верху страницы с результатами поиска: «Полиция рассматривает смерть местного жителя как убийство».

Стены комнаты словно сжались вокруг меня. Я таращился на эти слова, пока они не начали терять смысл. В доме воцарилась полная тишина, и я мог слышать тугое биение своего сердца.

И тут…

Кр-к!

Я бросил взгляд на потолок. Опять какой-то скрип – такой же, как в первый раз, словно кто-то сделал единственный осторожный шажок в комнате Джейка. По коже пробежали мурашки, когда я вспомнил, что произошло ночью, – фигуру, которую, как я вообразил, стояла в ногах моей кровати, со свешивающими набок волосами, совсем как у той девочки, которую нарисовал Джейк. Ощущение, будто меня дергают за ногу.

«Проснись, Том!»

Но, в отличие от мужчины в дверях, это было всего лишь мое воображение. Тогда я все еще наполовину спал, в конце концов. Ничего более, чем остатки ночного кошмара из прошлого, которому придали реальные очертания страхи из настоящего.

Ничего такого у меня в доме нет.

Решительно настроенный отвлечься от этого шумка, я заставил себя щелкнуть на ссылке на статью. 

Полиция рассматривает смерть местного жителя как убийство.

Недавно полиция официально объявила, что смерть Доминика Барнетта, тело которого было обнаружено в лесном массиве во вторник, является убийством.

Барнетт, 42 года, проживающий на Гархольт-стрит в Фезербэнке, был обнаружен на берегу ручья детьми, играющими в Холлингбекском лесу. Сегодня старший детектив-инспектор Лайонс сообщил прессе, что смерть Барнетта наступила в результате «значительных» повреждений головы. Изучаются сразу несколько возможных мотивов для этого нападения, но предметы, обнаруженные на месте преступления, позволяют предположить, что ограбление исключается.

«Мне хотелось бы воспользоваться случаем и успокоить людей в общем и целом, – говорит Лайонс. – Мистер Барнетт был хорошо известен полиции, и мы считаем, что это единичное происшествие. Однако мы усилили патрулирование данного района и просим всех, кто располагает какими-либо сведениями, немедленно выйти на связь».

Я еще раз перечитал заметку – зарождающаяся во мне паника только усилилась. Судя по адресу, это, несомненно, был тот самый Доминик Барнетт. Он жил в этом доме. Может, сидел точно на том самом месте, где сейчас сижу я, или же спал там, где сейчас спальня Джейка…

И был убит в апреле этого года.

Пытаясь сохранять спокойствие, я щелкнул на «возврат» и поискал еще какие-нибудь статьи. Факты, которых оказалось негусто, обнаруживались в час по чайной ложке и зачастую между строк. «Мистер Барнетт был хорошо известен полиции». Достаточно осторожная формулировка, но, как выяснилось, намекала она на то, что он был каким-то образом замешан в торговле наркотиками, и именно это, как предполагалось, и могло стать мотивом убийства. Холлингбекский лес располагался к югу от Фезербэнка, на другой стороне реки. Почему Барнетт там оказался, было совершенно неясно. Орудие убийства обнаружили неделю спустя, после чего эта тема достаточно быстро заглохла. Из того, что мне удалось найти в Интернете, убийца так и не был пойман.

Что означало, что он – или они – по-прежнему где-то здесь.

От осознания этого меня всего перекорежило. Я не знал, что делать. Опять позвонить в полицию? То, что я выяснил, вряд ли многое добавляло к тому, что я им уже рассказал… Нет, все-таки позвоню, решил я, поскольку надо хоть что-нибудь делать. Но сначала надо получить побольше информации.

После некоторых раздумий дрожащими руками я порылся в кипе бумаг, которые сохранил после покупки дома, нашел нужный адрес и подхватил ключи. Дополнительные меры безопасности пока могли обождать. Имелся один человек, который точно мог кое-что рассказать мне про Доминика Барнетта, и я решил, что сейчас самый момент переговорить с ней.

25

«Всегда заканчивается там, где начинается», – подумала Аманда.

Она как раз просматривала записи с камер наблюдения, полученные с окружающей пустырь территории, и не удержалась, чтобы не вспомнить, как два месяца назад изучала изображения тех же самых улиц. Тогда это делалось в надежде засечь того, кто похитил Нила Спенсера. Теперь она искала того, кто вернул тело мальчика. Но пока что результат был тем же самым.

Нулевым.

«Пока рано, мы только начали», – повторяла она себе, хотя и понимала, что эта успокаивающая мыслишка – полная чушь и самообман. Откуда рано? Вообще-то на самом деле слишком поздно, чертовски поздно, в первую очередь для самого Нила Спенсера. В памяти постоянно вспыхивали яркие образы, виденные на пустыре, даже хотя мысленно задерживаться на ужасах, которые Аманда видела прошлой ночью – на том, что оказалась неспособна вовремя отыскать Нила – было абсолютно без толку. То, что надо сделать взамен, – это сосредоточиться на работе. Шаг за шагом. По одной подробности за раз. Это и есть тот способ, каким они со временем возьмут того мерзавца, который сделал все это с малолетним мальчишкой.

Еще одна вспышка.

Аманда помотала головой, а потом посмотрела вглубь комнаты, где за выделенным ему письменным столом тихо работал Пит Уиллис. После того как у нее наконец появилась возможность присесть, она ловила себя на том, что постоянно украдкой поглядывает на него. Время от времени он снимал трубку и куда-то звонил; остальное время все его внимание было полностью сфокусировано на фотографиях и бумагах перед ним. Фрэнк Картер что-то знал, и Пит внимательно изучал историю посещений его тюремных дружков и приятелей, пытаясь выяснить, не мог ли кто-нибудь из них оказаться ответственным за передачу Картеру информации из внешнего мира. Но сейчас Аманду больше занимал сам Пит.

Как он может быть таким спокойным?

Хотя она прекрасно знала, что он тоже страдает, где-то глубоко под поверхностью. Припомнила, каким он был вчера, после посещения Фрэнка Картера, а потом ночью на пустыре. Если сейчас Пит казался отстраненным, то лишь потому, что отвлекал себя точно так же, как это пыталась сделать она сама. И если ему это удавалось, то попросту по той причине, что у него в этом деле было куда больше опыта.

Аманде хотелось спросить у Пита, в чем тут секрет.

Но вместо этого она заставила себя переключить внимание на видеозаписи, уже где-то в глубине души зная, что толку не будет, – точно так же, как и два месяца назад, когда ее группа постепенно, одного за другим, опознавала и исключала из расследования людей, попавших под объективы немногочисленных камер городка. Это было крайне тоскливое занятие. Чем больше было просмотрено, тем сильней ее охватывало неверие в собственные силы и правильность выбранного пути. Но это было необходимо.

Она с трудом продиралась сквозь размытые изображения. Стоп-кадры мужчин, женщин и детей. Всех предстояло опросить, пусть даже никто из них и не видел ничего существенного. Человек, которого они искали, был для этого слишком осторожным. И то же самое с транспортными средствами. Ее убежденность во время инструктажа была искренней, и какая-то часть ее продолжала культивировать эту убежденность, но в глубине души она сознавала, что в данном случае они бессильны. Оставался непреложный факт – по Фезербэнку можно спокойно ездить, избегая камер наблюдения. Особенно если знаешь, что делаешь.

Эту мысль Аманда записала в блокнот, лежащий под рукой.

«Знание расположения камер?»

Но опять-таки – точно такую же запись она делала и два месяца назад. История повторяется.

«Всегда заканчивается там, где начинается».

Она раздраженно отбросила ручку, после чего встала и подошла туда, где работал Пит, настолько поглощенный своим занятием, что даже не заметил ее. Из принтера у него на столе одна за другой вылезали фотографии – стоп-кадры с посетителями тюрьмы. Пит сверял их с данными на экране и что-то отмечал в блокноте. На столе лежала также распечатка какой-то старой газеты. Аманда наклонила голову, чтобы прочитать заголовок.

– «Тюремная свадьба Кокстонского Каннибала»? – спросила она.

Пит вздрогнул.

– Что?

– Да я про эту статью. – Она перечитала это еще раз. – Мир никогда не перестает меня удивлять. В основном своими ужасами.

– А-а, ну да. – Пит махнул рукой на фотографии, которые успел отсортировать. – А это все его гости. Настоящее имя – Виктор Тайлер. Двадцать пять лет назад он похитил маленькую девочку. Мэри Фишер.

– Помню ее. – Аманда кивнула.

Они с ней были примерно одного возраста. И хотя Аманда не сумела представить себя лица девочки, мозг немедленно связал имя со страшными историями и зернистыми фотографиями в старых газетах. Двадцать пять лет. Трудно поверить, как давно это было и как быстро люди теряются в прошлом и забываются всем остальным миром…

– Она и сама уже могла бы выйти замуж, – сказала Аманда. – Хотя странно, правда?

– Да. – Пит вытащил из принтера очередную фотографию и секунду вглядывался в экран. – Тайлер женился пятнадцать лет назад. На некоей Луизе Диксон. Невероятно, но они до сих пор вместе. Хотя ни единой ночи вместе не провели, естественно. Но сама знаешь, как это иногда бывает… Такие люди обладают определенной привлекательностью. Романтика.

Аманда кивнула сама себе. Преступники, даже наихудшие из них, никогда не испытывают недостатка в собеседниках по переписке из внешнего мира. Для определенного сорта женщин они словно валерьянка для кошки. «Он этого не делал», – убеждают они себя. Или что он изменился – а если нет, то как раз им-то под силу оказать на него благотворное влияние. Может, некоторым из них даже нравится опасность. Для нее самой все это не имело ни малейшего смысла, но это было так.

Пит что-то написал с обратной стороны фотографии, после чего отложил ее в сторону и потянулся за другой.

– А Картер с ним в друзьях? – спросила Аманда.

– Картер был его шафером.

– М-да, представляю себе эту церемонию… Кто выходит за таких замуж? Сам сатана?

Но Пит ничего не ответил. Оторвавшись от экрана, он полностью сосредоточился на фотографии, которую только что достал из принтера. Еще кто-то из посетителей Тайлера, предположила Аманда, хотя этот снимок полностью захватил его внимание.

– Кто это?

– Норман Коллинз. – Пит поднял на нее взгляд. – Я знаю его.

– Расскажи.

Он вкратце просветил ее. Нормана Коллинза, местного жителя, допрашивали в ходе расследования двадцать лет назад – не потому, что против него имелись какие-то конкретные улики, а по причине его поведения. По описанию Пита, он представлял собой нечто вроде одного из тех уродов, которые иногда пытаются влезть в проводящееся расследование. Опытные детективы уже умеют их вычислять. Это те, что толкутся в задних рядах на пресс-конференциях и похоронах. Те, что пытаются подслушать какие-то ваши разговоры или задают слишком много вопросов. Те, что проявляют избыточный интерес или просто болтаются где-то поблизости. Поскольку, хотя подобное поведение и может объясняться просто болезненным любопытством или недостатком воспитания, именно так зачастую действуют и сами убийцы.

Но Коллинз – явно не тот случай.

– Ничего у нас на него нет, – сказал Пит. – Даже меньше, чем просто ничего, вообще-то говоря. У него железное алиби на время всех похищений. Никаких связей ни с детьми, ни с их родственниками. Вообще ни хрена. Под конец он стал просто примечанием к делу.

– И все же ты его помнишь.

Пит опять уставился на фотографию.

– Мне он никогда не нравился, – произнес он.

Наверняка это тоже была пустышка, и Аманде не хотелось поднимать свои надежды на излишнюю высоту, но при всей методичности и разуме, есть еще и такая штука, как интуиция. Если Пит до сих пор помнит этого человека, наверняка к этому его что-то подталкивало.

– И вот теперь он опять вылез, – сказала она. – Есть адрес?

Пит пощелкал по клавиатуре.

– Угу. Он по-прежнему живет там же, где и раньше.

– Хорошо. Съезди пообщайся с ним. Это наверняка ничего, но давай выясним, зачем он посещал Виктора Тайлера.

Пит еще секунду вглядывался в экран, после чего кивнул и поднялся.

Аманда направилась обратно к своему столу. Детектив-сержант Стефани Джонсон перехватила ее на полпути.

– Мэм?

– Пожалуйста, не называй меня так, Стеф. Из-за этого я чувствую себя, как чья-нибудь бабуля. Есть что-нибудь с подомового обхода?

– Пока ничего. Но вы ведь хотели знать, если вдруг что-нибудь поступит от озабоченных родителей? Сообщения о бродягах – такого вот рода…

Аманда кивнула. Мать Нила поначалу упустила кое-что важное, и Аманда не хотела, чтобы они повторили ту же ошибку.

– Есть кое-что, вызов поступил рано утром, – сказала Стеф. – Позвонил один мужчина; сказал, что кто-то находился рядом с его домом и разговаривал с его сыном.

Аманда подошла к столу Стефани и повернула экран к себе, чтобы прочитать подробности. Мальчику, о котором шла речь, было семь. Школа «Роуз-террас». Какой-то мужчина за входной дверью предположительно разговаривал с ним. Но в рапорте также упоминалось, что мальчик вел себя как-то странно, и между строк читалось, что прибывшие по вызову патрульные не восприняли сказанное всерьез.

Наверное, придется сказать им пару теплых слов.

Аманда выпрямилась и двинулась по комнате, бросая вокруг сердитые взгляды. Заметила детектива-сержанта Джона Дайсона. Вот он и сгодится – ленивый поганец просто просиживает штаны за кучей бумаг и играется со своим мобильником. Когда она подошла к нему и щелкнула пальцами у него перед физиономией, он просто уронил его на колени от неожиданности.

– Пошли со мной, – приказала она ему.

26

До дома миссис Ширинг – женщины, которая продала нам наш новый дом – было десять минут езды.

Я припарковался рядом с отдельно стоящим двухэтажным строением с двухскатной крышей и большой мощеной подъездной дорожкой, отделенным от тротуара металлической оградой с черным почтовым ящиком на столбе. Это был куда более престижный район Фезербэнка, чем тот, в котором теперь жили мы с Джейком – в доме, которым некогда владела и который некогда сдавала миссис Ширинг.

И в последнее время, судя по всему, Доминику Барнетту.

Просунув руку между прутьями ворот, я открыл защелку. Едва толкнул створку, как где-то внутри дома неистово залаяла собака, и шум только усилился, когда я подошел к входной двери, нажал на кнопку звонка и стал ждать. Миссис Ширинг открыла на втором звонке, но цепочку снимать не стала, присматриваясь сквозь щель. Пес крутился позади, сердито тявкая на меня, – маленький йоркширский терьер. Его мех подернулся сединой, и выглядел он таким же старым и дряхлым, как и его хозяйка.

– Да?

– Здрасьте, – сказал я. – Не знаю, помните ли вы меня, миссис Ширинг. Меня зовут Том Кеннеди. Я купил ваш дом несколько недель назад. Мы встречались пару раз, когда я его смотрел. Я был с сыном.

– Ах да. Конечно… Фу, Моррис! А ну давай назад. – Последнее было адресовано собаке. Миссис Ширинг отряхнула платье и повернулась ко мне спиной. – Простите, он очень возбудимый. Что я могу для вас сделать?

– Это насчет дома. Мне вот интересно, можно ли поговорить с вами насчет одного из предыдущих жильцов?

– Понятно…

Похоже, при этих словах она испытала некоторую неловкость, словно хорошо понимала, кого конкретно я имею в виду, и предпочла бы не обсуждать эту тему. Я решил дождаться, пока она выйдет. После нескольких секунд молчания воспитанность все-таки взяла верх над какими-то иными соображениями, и миссис Ширинг отстегнула цепочку.

– Понятно, – повторила она. – Тогда лучше заходите.

Внутри хозяйка явно засуетилась, принявшись спешно приводить в порядок одежду и волосы и рассыпаясь в извинениях за состояние дома. В чем абсолютно не было никакой нужды: дом был просто роскошный, настоящий дворец – одна только прихожая размером с мою переднюю комнату, – и безукоризненно чистый, с широкой деревянной лестницей, загибающейся полукругом ко второму этажу. Я последовал за миссис Ширинг и восторженно путающимся у меня в ногах Моррисом в уютную гостиную. Перед камином полукругом стояли два диванчика и кресло, камин был пуст и без единого пятнышка, а вдоль одной из стен стояли шкафы, за стеклянными дверцами которых виднелся тщательно расставленный на одинаковом расстоянии друг от друга хрусталь. Картины на стенах изображали сельские виды и охотничьи сцены. Фасадное окно в глубине комнаты было закрыто красными бархатными шторами, закрывающими вид на улицу.

– Дом у вас просто замечательный, – сказал я.

– Спасибо. Вообще-то он великоват для меня, особенно после того, как дети разъехались, а Дерек скончался, упокой, Господи, его душу. Но теперь-то я слишком стара, чтобы куда-то переезжать. Каждые несколько дней приходит одна девушка, прибирается тут… Жуткая роскошь, но что поделаешь? Пожалуйста, присаживайтесь.

– Благодарю вас.

– Не хотите чаю? Кофе?

– Нет, спасибо.

Я уселся. Диванчик оказался жестким и неудобным.

– Ну как вы, уже устроились? – спросила миссис Ширинг.

– Да вроде все нормально.

– Приятно слышать. – Она растроганно улыбнулась. – Знаете, я выросла в том доме и всегда хотела, чтобы под конец он достался кому-нибудь достойному. Приличной семье. Ваш сын… Джейк, если я правильно помню? Как он?

– Только что пошел в школу.

– «Роуз-террас»?

– Да.

Опять та же улыбка.

– Очень хорошая школа. Я ходила туда, когда была маленькой.

– А отпечатки ваших рук тоже есть на стене?

– Есть! – Она гордо кивнула. – Один красный, один синий.

– Здорово. Так вы сказали, что выросли на Гархольт-стрит?

– Да. После смерти моих родителей мы с Дереком сохранили его просто как вложение денег. Это была идея моего супруга, но меня не потребовалось долго уговаривать. Я всегда была в восторге от этого дома. Столько воспоминаний, знаете ли…

– Ну да, конечно. – Я подумал про человека, который болтался вокруг, и попытался сделать кое-какие подсчеты. Он был значительно моложе миссис Ширинг, но такая возможность ничуть не исключалась. – Кстати, а у вас не было ли, часом, младшего брата?

– Нет, я была единственным ребенком. Наверное, как раз поэтому так привязана к этому дому. Он был мой, понимаете? Весь мой. Я любила его. – Она вдруг слегка скривилась. – Когда я была маленькой, мои друзья его немного побаивались.

– Почему побаивались?

– О, это просто такой тип дома, по-моему. Вид у него и вправду немного странноватый, не правда ли?

– Пожалуй. – Карен вчера сказала мне практически то же самое, и в ответ я повторил те же слова, что сказал ей, хотя, честно говоря, это начинало звучать пустым звуком: – У него есть характер.

– Именно! – Миссис Ширинг была явно польщена. – Именно то, что я тоже всегда думала! Вот потому-то я так рада, что теперь он опять оказался в надежных руках.

Я это просто проглотил, поскольку сам дом не представлялся мне даже отдаленно надежным. Но, как я подозревал, кем бы ни был человек, который болтался вокруг, он явно соврал насчет того, что вырос там. И еще меня поразили некоторые ее формулировки. Теперь опять в надежных руках. И она хотела, чтобы он достался кому-нибудь достойному под конец.

– А до этого он был не в надежных руках?

Миссис Ширинг опять явно испытала неловкость.

– Вообще не особо… Просто, скажем так: в прошлом мне не очень-то сильно везло с жильцами. Но теперь это так трудно признать, верно? Люди могут показаться очень приятными, когда с ними только знакомишься. И вообще у меня никогда не было настоящих причин жаловаться. Платили вовремя. Дом содержали вполне в порядке…

Она не договорила, словно не зная, как объяснить, в чем заключались настоящие проблемы, и предпочла бы закрыть эту тему. Но, в отличие от нее, я не мог позволить себе такой роскоши.

– Но?..

– Ой, ну не знаю… У меня никогда не было против них ничего конкретного, иначе я не стала бы медлить. Просто подозрения. Что, наверное, еще какие-то люди живут в этом доме…

– Что они сдавали комнаты в субаренду?

– Да. Такие некрасивые вещи иногда случаются. – Миссис Ширинг скривилась. – В доме иногда как-то странно пахло, когда я туда заглядывала, – но, конечно, в наши дни вам нельзя делать такое без договоренности… Можете в это поверить?! Договоренность, чтобы посетить свой собственный дом! Даже просто заранее предупредить – и то мало. Единственный раз, когда я появилась там без договоренности, он меня не впустил.

– Это был, наверное, Доминик Барнетт?

Она замешкалась.

– Да. Он. Хотя тот, что до него, был не лучше. По-моему, я только что избавилась от полосы неудач с этим домом.

«Которую ты передала мне».

– Так вы в курсе, что случилось с Домиником Барнеттом? – спросил я.

– Да, конечно.

Миссис Ширинг опустила взгляд на свои руки, аккуратно и деликатно лежащие у нее на коленях, и некоторое время молчала.

– Что было, конечно, совершенно ужасно. Такой судьбы никому не пожелаешь. Но из того, что я слышала потом, он действительно вращался в тех самых кругах.

– Наркотики, – брякнул я.

Еще секунда тишины. Потом она вздохнула, словно мы говорили о каких-то аспектах окружающего мира, которые были для нее абсолютно чуждыми.

– Не было никаких свидетельств тому, что он торговал ими в моем доме. Но – да. Это было очень прискорбное дело. И я полагаю, что смогла бы найти другого жильца после его смерти, но я уже слишком стара и решила отказаться от этой затеи. Подумала, что настала пора продать дом и подвести черту. Таким образом я смогла бы дать своему старому жилищу новый шанс с кем-нибудь другим. С тем, кто сумеет распорядиться им лучшим образом, чем я в последнее время.

– Со мной и Джейком.

– Да! – Она прямо-таки расцвела при этой мысли. – С вами и вашим замечательным сынишкой! У меня были куда как более выгодные предложения, но в нынешние дни деньги не так много для меня значат, а вы оба показались мне наиболее подходящими кандидатурами. Мне нравилось думать, что мой дом перейдет молодой семье, что там опять будет играть ребенок… Мне хотелось чувствовать, что он опять может наполниться любовью и светом. Наполниться красками, как в те времена, когда я была маленькой. Я так рада слышать, что вы оба там счастливы!

Я откинулся на спинку диванчика.

Мы с Джейком не были счастливы там, конечно же, и какая-то часть меня очень разозлилась на миссис Ширинг. У меня появилось чувство, что история дома была тем, что она на самом-то деле должна была в свое время обязательно мне рассказать. Но при этом миссис Ширинг была искренне рада, словно думала, будто действительно сделала доброе дело, и я мог понять, какими мотивами она руководствовалась, выбрав нас с Джейком в качестве покупателей, вместо того чтобы…

И тут я нахмурился.

– Вы сказали, что у вас были более выгодные предложения?

– О да, и даже очень! Один человек был готов заплатить много больше запрошенной цены. – Она наморщила нос и покачала головой. – Но он мне совсем не понравился. Мало чем напоминал остальных. Вдобавок он был очень настойчив, что еще сильнее меня оттолкнуло. Не люблю, когда пристают с ножом к горлу.

Я опять подался вперед.

Кто-то приготовил предложение, значительно превосходящее запрошенную цену, и миссис Ширинг ему отказала. Он был настойчив и навязчив. И чем-то заметно выделялся.

– А этот человек… – осторожно начал я. – Как он выглядел? Он довольно маленького роста? Макушка лысая, вокруг седые волосы?..

Я показал рукой, но она уже кивала.

– Да, это он. И одет всегда с иголочки.

Тут миссис Ширинг снова скривилась, словно была обманута налетом респектабельности не более, чем я.

– Некий мистер Коллинз, – добавила она. – Норман Коллинз.

27

Вернувшись домой, я поставил машину и вгляделся вглубь подъездной дорожки.

Напряженно думал – или же пытался, по крайней мере. Казалось, что факты, мысли и объяснения кружатся у меня в голове, словно птицы, – достаточно медленно, чтобы их заметить, но слишком проворно, чтобы поймать за хвост.

Человека, который что-то вынюхивал вокруг дома, звали Норман Коллинз. Несмотря на все его заявления, он не вырос в этом доме, и все же по какой-то причине был готов заплатить много больше заявленной цены, чтобы приобрести его. Дом для него явно что-то значил.

Но что?

Я уставился вдоль подъездной дорожки на гараж.

Именно там ошивался Коллинз, когда я впервые заметил его. Гараж, набитый всяким хламом, вынесенным из дома перед тем, как я вселился в него, часть из которого предположительно принадлежала Доминику Барнетту. Уж не Коллинз ли скрывался прошлой ночью за дверью, уговаривая Джейка открыть ее? Если так, может, сам Джейк и не был тогда в опасности, просто Коллинзу что-то было нужно в доме?

Ключ от гаража, к примеру.

Но все размышления довели меня лишь до такого рода предположений. Выбравшись из машины, я направился к гаражу, отпер его, полностью распахнул одну из створок и подпер ее старой банкой с остатками краски.

Ступил внутрь.

Весь хлам остался на месте, конечно же: старая мебель, грязный матрас, перепутанные кипы отсыревших картонных коробок посередине. Внизу справа от меня тот же самый паук по-прежнему плел свою тугую паутину, окруженный еще большим количеством остатков насекомых, чем раньше. Бабочки, очевидно, превратились в крошечные бледные узелки на ее нитях.

Я огляделся по сторонам. Одна из бабочек так и осталась недвижимо сидеть на окне. Другая прилепилась к боку коробки с елочными игрушками, ее крылышки легонько поднимались и опадали. Они напомнили мне про рисунок Джейка – вместе с тем фактом, что он никак не мог здесь их видеть. Но это была загадка, которую я пока не сумел разгадать.

«Так что же, Норман?»

«Что ты тут искал?»

Я разгреб сухие листья ногой, чтобы расчистить пространство, потом снял коробку с игрушками на пол и принялся рыться в ней.

Чтобы перебрать все картонные коробки, у меня ушло полчаса работы – одну за другой я вываливал их содержимое на пол и раскладывал вокруг. Стоя на коленях посреди всего этого хлама, чувствовал, как каменный пол гаража ощутимо холодит ноги, словно на штанинах моих джинсов собрались сырые овалы.

Дверь гаража вдруг затрещала у меня за спиной, и, вздрогнув, я быстро обернулся. Но подъездная дорожка, ярко освещенная солнцем, была пуста. Просто теплый ветерок стукнул дверью о жестянку с краской.

Я повернулся обратно к своим находкам.

Каковых по сути не было. В коробках лежал такого рода разнообразный хлам, который вам вроде бы особо не нужен, а выбросить жалко. Для начала, все те елочные игрушки, конечно же, – вокруг меня теперь разлеглись кольца мишуры, краски которой безжизненно потускнели со временем. Журналы и газеты, не объединенные ни датами, ни названиями. Одежда, некогда аккуратно сложенная и убранная, а теперь пропахшая плесенью. Пыльные старые электрические удлинители. Не было похоже, чтобы хоть какой-то из этих предметов был намеренно спрятан – все было довольно небрежно накидано в коробки и благополучно забыто.

Я постарался перебороть раздражение. Никаких ответов.

Впрочем, мое исследование потревожили еще нескольких бабочек. Пять или шесть из них, шевеля усиками, теперь ползали по барахлу, вываленному из коробок, в то время как еще две бились о пыльное стекло. У меня на глазах та, что сидела на мишуре, взмыла в воздух, а потом метнулась мимо меня в сторону открытой двери, но тут это глупое существо сделало обратную петлю и приземлилось на полу прямо передо мной, на один из кирпичей пола.

Секунду я наблюдал за ней, опять восхитившись богатой яркой расцветкой ее крылышек. Бабочка упорно ползла по поверхности кирпичей, а потом исчезла в трещине между ними.

Я уставился в землю.

Большая секция гаражного пола передо мной была заложена разномастными строительными кирпичами, и у меня ушло не больше секунды, чтобы понять, на что я смотрю. Старая осмотровая яма, куда можно залезть, чтобы работать с машиной снизу. Она была завалена кирпичами, образующими сверху сравнительно ровную поверхность.

Я на пробу приподнял тот, по которому только что проползла бабочка. Кирпич вылез из пола, покрытый пылью и старой паутиной – бабочка упорно цеплялась за него сбоку.

На дне оставленного кирпичом углубления я углядел то, что казалось крышкой еще одной картонной коробки.

Дверь гаража у меня за спиной опять лязгнула.

«Господи!»

На сей раз я встал и вышел на подъездную дорожку проверить. Никого не было видно, но в течение последних нескольких минут солнце спряталось за тучу, снаружи заметно потемнело и похолодало. Ветер усилился. Опустив взгляд, я заметил, что все еще держу кирпич и что моя рука слегка дрожит.

Вернувшись в гараж, я отложил кирпич в сторону, а потом принялся один за другим вытаскивать из смотровой ямы остальные, постепенно открывая спрятанную под ними коробку. Она оказалась того же размера, что и остальные, но была перетянута вдоль сомкнутых створок крышки скотчем. С гулко бьющимся сердцем я вытащил ключи и выбрал тот, что с самым острым кончиком.

«Уж не это ли ты искал, Норман?»

Проведя концом ключа по запечатанной щели под скотчем, я засунул туда пальцы и оторвал картонные половинки друг от друга; треснув остатками ленты на концах, они разлепились по сторонам. Потом заглянул внутрь.

И в ту же секунду, стоя на коленях, отпрянул назад, поскольку либо не мог, либо не желал воспринять то, что увидел. Мысли метнулись к словам, которые произнес Джейк, когда разговаривал сам с собой в передней комнате. «А я и хочу тебя напугать». Когда я предположил, что воображаемая девочка вновь вошла в нашу жизнь.

Хлопнула автомобильная дверца. Обернувшись через плечо, я увидел, что в конце дорожки остановилась какая-то машина и что в мою сторону идут мужчина и женщина.

«Это не она, – сказал мне тогда мой сын. – Это мальчик в полу».

– Мистер Кеннеди? – позвала женщина.

Вместо того, чтобы ответить, я опять уставился на коробку перед собой.

На кости внутри.

На маленький череп, уставившийся на меня в ответ.

И на удивительно красивую бабочку, которая села и устроилась там, подергивая крылышками так тихо и едва заметно, словно это билось сердце спящего ребенка.

28

Некогда Питу уже доводилось несколько раз сталкиваться с Норманом Коллинзом, но никогда еще не выпадало случая побывать у него дома. Хотя он знал, что тот из себя представляет: достаточно большой «семи»[9], некогда принадлежавший родителям Коллинза, из которого Норман так никуда и не переехал. Долгие годы, последовавшие за смертью отца, он жил там вместе со своей матерью, а когда и та умерла, продолжал жить в доме совершенно один.

В этом, конечно, не было абсолютно ничего предосудительного, но мысль об этом вызывала у Пита некоторую тошноту. Дети обычно вырастают, переезжают и обустраивают свои собственные жизни – иное позволяет предположить некую нездоровую зависимость или несостоятельность. Возможно, это объяснялось просто тем, что Пит был уже знаком с Коллинзом. Он помнил его мягким и рыхлым, вечно потеющим, словно нечто гниющее в нем постоянно просачивалось наружу. Коллинз был из тех людей, которые, как легко представить, могут годами тщательно сохранять обстановку в спальне покойной матери или даже по-прежнему спать в ее кровати, в которую его брали с собой в детстве.

И все же, как у Пита ни вставала дыбом шерсть от общения с подобной личностью, Норман Коллинз не был сообщником Фрэнка Картера.

Впрочем, хоть какое-то утешение: замешан там в чем-нибудь Коллинз в данный момент или нет, Пит в то время не упустил его из виду. Хотя этот человек никогда официально не рассматривался в качестве подозреваемого, подозревали его еще как! Впрочем, все его алиби успешно прошли проверку. Если кто-то действительно помогал Фрэнку Картеру, то Норман Коллинз просто физически не мог быть таким человеком.

Тогда что же он делал в тюрьме?

Может, и ровным счетом ничего. Но Картер каким-то образом все же связывался с внешним миром, и когда Пит парковал машину возле дома Коллинза, то ощутил небольшое охотничье возбуждение. Лучше не предаваться излишним надеждам, конечно же, но все равно было чувство, что в данном случае они на правильном пути, пусть даже пока и непонятно, куда он приведет.

Пит подошел к дому. Маленький передний садик был неухожен и весь зарос, заполненный перепутанными космами травы, которые прилегли к земле под собственной тяжестью. Кусты возле самого крыльца оказались настолько густыми, что ему пришлось развернуться боком и продираться мимо них, чтобы пробраться к входной двери. Пит постучал. Доски под его костяшками казались слабыми и хлипкими, наполовину сгнившими. Когда-то фасад дома был выкрашен белой краской, но та с тех пор настолько облупилась, что он напомнил Питу лицо старухи, покрытое толстым слоем потрескавшихся румян.

Он собрался было постучать еще раз, когда услышал какое-то шевеление с обратной стороны двери. Она открылась, но только на цепочку. Не было слышно, чтобы ее накидывали, так что, судя по всему, Коллинз предпочитал держать свои владения надежно запертыми, даже когда сам находился дома.

– Да?

Норман Коллинз не узнал Пита, но тот достаточно хорошо его помнил. За двадцать лет тот практически не изменился, если не считать того, что монашеский кружок волос вокруг лысины покрылся сединой. Красная, покрытая возрастными крапинками голая макушка напоминала нечто воспаленное и готовое лопнуть. И даже хотя владелец дома вроде как наслаждался домашним уютом, одет он был до абсурда формально, во франтоватый костюм с жилетом.

Пит протянул ему свое удостоверение.

– Здравствуйте, мистер Коллинз. Я детектив-инспектор Питер Уиллис. Вы, должно быть, меня не помните, но несколько лет назад мы с вами вроде уже встречались.

Взгляд Коллинза метнулся с удостоверения на лицо Пита, и его выражение стало натянутым и напряженным. Ну да, все он прекрасно помнил.

– Ах да. Конечно.

Пит убрал документы.

– Можно зайти поговорить? Я постараюсь не отнять у вас слишком много времени.

Коллинз помедлил, обернувшись через плечо на темные глубины дома. Пит уже заметил бисеринки пота, появившиеся на лбу этого человека.

– Не самое удачное время… Насчет чего разговор?

– Я предпочел бы поговорить внутри, мистер Коллинз.

Он выждал. Коллинз был человек чопорный, и Пит был убежден, что он не захочет, чтобы молчание стало неловким. Через несколько секунд хозяин дома уступил.

– Ну хорошо.

Дверь захлопнулась – и тут же открылась во всю ширь. Пит ступил на грязновато-коричневый квадрат прихожей, прямо из которой вверх к теряющейся в полутьме площадке поднималась лестница. В воздухе пахло застарелостью и тленом, но ощущался и еще какой-то едва уловимый сладковатый аромат. Это напомнило ему о древних школьных партах из его детства, где открываешь крышку и сразу чувствуешь запах дерева и засохшей жевательной резинки.

– Чем могу помочь, детектив-инспектор Уиллис?

Они все еще стояли в самом низу лестницы, слишком близко друг к другу, на вкус Пита. С такого близкого расстояния он чувствовал запах Коллинза, потеющего под своим костюмом. Пит указал рукой на открытую дверь – очевидно, гостиной.

– Может, пройдем вон туда?

И вновь Коллинз замешкался.

Пит нахмурился.

«Что ты скрываешь, Норман?»

– Ну, конечно, – очнулся Коллинз. – Прошу, пожалуйста.

Он провел Пита в гостиную. Инспектор ожидал увидеть здесь полный кавардак, но комната оказалась опрятной и чистой, мебель тут была поновей и не столь старомодной, как он себе представлял. На одной стене висел большой плазменный экран, другие были покрыты картинками в рамках и какими-то небольшими застекленными коробочками.

Коллинз остановился посреди комнаты и деревянно застыл, сложив на животе сцепленные руки, словно дворецкий. Что-то в его странно официально-чопорных манерах заставило волосы на затылке Пита встать дыбом.

– Вы… вы вообще в порядке, мистер Коллинз?

– О да. – Тот коротко кивнул. – Могу я опять поинтересоваться, в чем, собственно, вопрос?

– Чуть больше двух месяцев назад вы приходили навестить заключенного по имени Виктор Тайлер в тюрьме «Уитроу».

– Было дело.

– И какова была цель этого визита?

– Поговорить с ним. Та же цель, что и при других посещениях.

– Вы уже посещали его до этого?

– Совершенно верно. Несколько раз.

Коллинз по-прежнему стоял совершенно неподвижно, словно позировал фотографу. По-прежнему вежливо улыбался.

– Могу я спросить, что именно вы обсуждали с Виктором Тайлером?

– Ну, его преступление, конечно же.

– Девочку, которую он убил?

Коллинз кивнул.

– Мэри Фишер.

– Да, я в курсе, как ее звали.

Вурдалак. Вот кого Коллинз всегда безотчетно напоминал Питу – странный маленький человечек, одержимый тем видом тьмы, которого другие инстинктивно сторонятся. Коллинз все еще стоял, улыбаясь, словно терпеливо дожидаясь, пока вопрос не будет закрыт и Пит не уберется прочь, – но улыбка была совершенно не та. Коллинз нервничает, подумал Пит. Скрывает что-то. И он осознал, что и сам начинает застывать – было какое-то неловкое отсутствие движения в комнате, – так что отошел к одной из стен, бездумно изучая картины и предметы, которые Коллинз забрал в рамки и развесил там.

Картины были странные. Вблизи стало ясно, насколько по-детски примитивны многие из них. Взгляд Пита двигался туда и сюда, по фигуркам из палочек, любительским акварелькам, а потом его внимание привлекло кое-что куда более необычное. Красная пластиковая маска чёрта – такого типа штуковина, которую можно найти в любой лавке маскарадных аксессуаров, но по какой-то причине Коллинз заключил ее в тонкий стеклянный прямоугольник и повесил на стену.

– Коллекционная вещица!

Коллинз вдруг оказался рядом с ним. Пит едва справился со стремлением вскрикнуть, но все-таки не удержался, чтобы не отступить на шаг.

– Коллекционная?

– Вот именно, – Коллинз кивнул. – Ее надевал один довольно примечательный убийца во время совершения своих преступлений. Она стоила целое состояние, но образец просто замечательный, а все подтверждающие документы в полном порядке. – Он быстро повернулся к Питу: – Всё абсолютно легально и прозрачно, могу вас заверить. Могу я вам еще чем-нибудь помочь?

Пит покачал головой, пытаясь понять смысл того, что только что сказал Коллинз. А потом осмотрел несколько остальных предметов на стене. Здесь были не только картинки, сообразил он. В нескольких рамках содержались какие-то заметки и письма. Некоторые явно представляли собой официальные документы и полицейские рапорты на бланках, в то время как другие оказались полностью рукописными, наскоро нацарапанными на дешевой бумаге для заметок.

Он махнул рукой на стену, чувствуя некоторую беспомощность.

– А… вот эти?

– Корреспонденция! – радостно объявил Коллинз. – Некоторые образцы личные, некоторые приобретены. А еще бланки и документы из уголовных дел.

Пит опять отступил подальше, на сей раз до самой середины комнаты. А потом повернулся, водя взглядом туда-сюда. Когда окончательно понял, что видит, тревожное чувство пролезло еще глубже, копошась по всему его нутру и вытягивая тепло из кожи.

Рисунки, записки, письма.

Артефакты смерти и убийства.

Он и раньше знал, что в мире есть люди, которых просто тянет приобретать такие зловещие вещицы, и что в Сети даже есть целые интернет-магазины, посвященные этой деятельности. Но ему еще никогда не доводилось стоять в самом сердце подобной коллекции. Комната вокруг него буквально дышала опасностью и страхом, – прежде всего потому, что это явно была не просто коллекция, а объект чуть ли не божественного поклонения и прославления. Чувствовалось, с каким большим уважением и почтением все эти вещи выставлялись напоказ.

Пит бросил взгляд на Нормана Коллинза, который остался стоять у стены. Теперь улыбка исчезла у того с лица, а выражение сменилось чем-то одновременно более чужеродным и змеиным. Коллинз не хотел впускать Пита и явно надеялся закруглить разговор без того, чтобы полицейский обратил внимание на картинки и украшения. Но теперь на лице у него была гордая ухмылочка – вид, который говорил, что он прекрасно знает, какой отвратительной должен был найти Пит его коллекцию, и что какая-то часть его упивается этим. Что тем самым он в каком-то роде даже выше его.

«Все абсолютно легально и прозрачно, могу вас заверить».

Так что Пит просто какое-то время неподвижно стоял, не зная, что делать, и до конца не понимая, можно ли тут сделать что-либо вообще. Но тут зазвонил мобильник инспектора, заставив его вздрогнуть. Он вытащил его и отвернулся, стараясь говорить как можно тише и плотно прижимая телефон к уху.

– Уиллис.

Это была Аманда.

– Пит? Где ты?

– Я там, где и обещал быть. – Он заметил настойчивую нотку в ее голосе. – А ты где?

– Я в одном доме на Гархольт-стрит. У нас второе тело.

– Второе?

– Да. Но эти останки значительно старше – похоже, что их прятали тут долгое время.

Пит попытался воспринять то, что только что услышал.

– Этот дом был недавно продан. – Аманда вроде как слегка задыхалась, словно она тоже пыталась все это уложить в голове. – Новый владелец обнаружил тело в коробке в гараже. Он также подал заявление, что прошлой ночью кто-то пытался похитить его сына. И этот твой человек, Норман Коллинз, – похоже, что он там недавно рыскал. Владелец его застукал. Думаю, Коллинз знал, что тело там.

Тут Пит быстро обернулся – вдруг осознав совсем рядом чье-то присутствие. Коллинз каким-то волшебным образом опять оказался почти вплотную. Теперь он стоял прямо рядом с Питом – лицо его оказалось так близко, что стали хорошо видны поры у него на лице и пустота в глазах. Воздух был просто пропитан угрозой.

– Что-нибудь еще, детектив-инспектор Уиллис? – прошептал Коллинз.

Пит с гулко бьющимся сердцем отступил на шаг.

– Задержи его, – распорядилась Аманда.

29

Я припарковался за улицу от школы Джейка, вскользь подумав, что это должно меня несколько приободрить – когда прямо рядом со мной в машине сидит полисмен.

Меня расстроило, что патрульные, приезжавшие утром, не восприняли моего ночного гостя и попытку похищения моего сына настолько серьезно, как следовало. Сейчас все определенно переменилось, но в этом не было ничего даже отдаленно успокаивающего. Это означало, что все действительно происходило. Это означало, что опасность, в которой находится Джейк, совершенно реальна.

Детектив-сержант Дайсон поднял взгляд.

– Уже на месте?

– Да, почти.

Он засунул мобильник в брючный карман. Дайсону было уже за пятьдесят, но он провел всю поездку от полицейского участка в полном молчании, поглощенный чем-то в своем мобильном телефоне, словно подросток.

– Ладно, – произнес сержант. – Я хочу, чтобы вы вели себя в точности как обычно. Заберите сына. Поболтайте с другими родителями, или что вы там обычно делаете. Не спешите. Я буду держать вас в поле зрения и присматривать за всеми остальными, кто там будет.

Я побарабанил пальцами по рулю.

– Детектив-инспектор Бек сказала мне, что вы уже арестовали человека, который за это ответственен.

– Точно. – Дайсон пожал плечами, и по его манере вести себя было ясно, что он просто выполняет приказ и отбывает свой номер. – Это просто мера предосторожности.

Мера предосторожности…

Это были в точности те же самые слова, которые детектив-инспектор Аманда Бек использовала в участке. После того как полиция приехала в мой дом и я показал им то, что нашел, все стало развиваться очень быстро. Нормана Коллинза уже успели задержать, из-за чего я в полной мере осознал, что могло случиться с Джейком прошлой ночью. Но теперь, когда Коллинз в камере, мой сын должен быть в безопасности.

Тогда зачем полицейский эскорт?

Просто мера предосторожности.

Это не особо успокоило меня в полицейском участке, не успокаивало и сейчас. Полиция – грамотная и мощная сила, которую стоит иметь за спиной, но все-таки почему-то казалось, что Джейк не будет в полной безопасности, пока не окажется рядом со мной. Кое-где и я могу за ним приглядывать.

Дайсон растворился у меня за спиной, когда я направился к школе, и мысль о том, что меня тайно прикрывает офицер полиции, представлялась какой-то сюрреалистической. Но тогда вообще весь день казался перевернутым с ног на голову и оторванным от реальности. При столь быстром развитии событий я до сих пор окончательно не осознал тот факт, что нашел у себя человеческие останки – скорее всего, останки ребенка. Реальность этого еще не оглушила меня. Я довольно беспристрастно дал показания в участке, где их должны были перепечатать и предоставить мне на подпись, когда я заберу Джейка. У меня до сих пор не было ни малейшего представления, что произойдет дальше.

Просто ведите себя как обычно, сказал мне Дайсон, что было совершенно невыполнимой инструкцией при данных обстоятельствах. Но когда я зашел на игровую площадку, то увидел Карен, которая прислонилась к ограде, глубоко засунув руки в карманы своего плотного пальто, и решил, что поговорить с ней будет столь же обычным делом, как и что-либо еще.

– О, привет! – сказала она. – Как дела?

– Как сажа бела.

– Ха-ха! – И только тут она как следует меня разглядела. – Хотя, похоже, это совсем не шутка, судя по вашему виду… Не слишком удачный день?

Я медленно выдохнул. В полиции мне напрямую не запретили рассказывать кому-то о событиях дня, но я подозревал, что будет все-таки мудро на эту тему помалкивать. Вдобавок, в случае чего, я совершенно не представлял, с чего начать.

– Можно сказать и так. Это были просто сумасшедшие сутки. Подробнее расскажу как-нибудь в следующий раз.

– Ну что ж, буду ждать с нетерпением. Хотя надеюсь, что у вас всё в порядке. Без обид, но вид у вас совершенно херовый… – Она призадумалась. – Хотя звучит, наверное, довольно оскорбительно, как по-вашему? Простите. Всегда я брякну что-нибудь не то… Плохая привычка.

– Все нормально. Просто не спал толком.

– Это воображаемые друзья вашего сына не давали вам покоя?

Тут уже рассмеялся я.

– Это гораздо ближе к истине, чем вы думаете!

«Мальчик в полу».

Я подумал об этих словно ржавых костях и черепе с пустыми глазницами с его украшением из зазубренных трещин. О завораживающем разноцветье бабочек, которых Джейк никогда не видел, но тем не менее нарисовал. И как бы мне ни хотелось увидеть его прямо сейчас, подобная перспектива меня слегка нервировала. Он сам меня нервировал. Мой сверхчувствительный сын, с его хождениями во сне и воображаемыми друзьями, и то, как он разговаривал с людьми, которых на самом деле не было и которые рассказывали ему страшные стишки и пытались напугать его…

Они пугали и меня тоже.

Дверь открылась. Появилась миссис Шелли, стала высматривать родителей и выкликать имена детей через плечо. Его взгляд скользнул по Карен и мне.

– Адам! – объявила она, после чего моментально переключилась на какого-то другого мальчика.

– Так-так, – произнесла Карен. – Похоже, сегодня мы опять пошли по кривой дорожке…

– После такого дня это меня ничуть не удивит.

– Иногда кажется, что ты сам ребенок, точно? В смысле, как с тобой разговаривают.

Я кивнул. Хотя не был уверен, что в настроении сегодня это терпеть.

– Во всяком случае, берегите себя, – сказала Карен, когда Адам подбежал к нам.

– Обязательно.

Я посмотрел, как они уходят, и ждал до тех пор, пока не отпустили остальных детей. По крайней мере, Дайсон получил хороший шанс принять «меры предосторожности», предположил я, – и эта мысль заставила меня самому внимательно пробежаться по лицам на игровой площадке. Некоторых родителей я стал уже узнавать, но еще не бывал здесь так часто, чтобы запомнить большинство лиц. На их взгляд, наверняка я и сам сейчас выглядел каким-то подозрительным типом.

Когда остался только Джейк, миссис Шелли поманила меня к себе. Мой сын появился сбоку от нее, снова уставившись в землю. Он выглядел таким беззащитным, что мне захотелось спасти его – просто сгрести его в охапку и унести в какое-нибудь безопасное место. Я ощутил прилив любви к нему. Может, он был слишком хрупким, чтобы быть обыкновенным, чтобы вписываться в обстановку и быть принятым… Но после всего, что случилось, что, блин, тут такого?

– Опять неприятности? – спросил я.

– Боюсь, что так. – Миссис Шелли печально улыбнулась. – Джейк сегодня попал в красную зону. И в результате ему пришлось пообщаться с мисс Уоллас, так ведь, Джейк?

Тот с несчастным видом кивнул.

– Что случилось? – спросил я.

– Он ударил другого мальчика в классе.

– О!

– Оуэн первый начал. – Голос у Джейка был такой, будто он вот-вот расплачется. – Он пытался взять мой Пакет для Особых Вещей. Я не хотел его бить.

– Да, ну что ж… – Миссис Шелли сложила руки на груди и пристально посмотрела на меня. – Для начала, я не совсем уверена, что это вообще подходящая вещь для ребенка твоего возраста, чтобы приносить в школу.

Я совершенно не представлял, что сказать. Социальные нормы предписывали мне встать на сторону взрослых; стало быть, мне следовало объяснить Джейку, что драться нехорошо и что, может, его учительница действительно права насчет Пакета. Но я не смог. Вся ситуация вдруг показалась до смешного тривиальной. Вся эта мудацкая светофорная система. Стращание встречей с мисс Уоллас. И больше всего – мысль о необходимости отчитывать Джейка из-за того, что какой-то мелкий пакостник прицепился к нему и, скорее всего, получил как раз ровно то, что и заслуживал.

Я посмотрел на своего сына, так робко стоящего рядом и наверняка ожидающего от меня выволочки, тогда как на самом деле меня так и подмывало сказать ему следующее: «Молодец! У меня самого никогда не хватало храбрости поступать так в твоем возрасте. Надеюсь, ты выдал ему по первое число!»

И все же социальные нормы победили.

– Я поговорю с ним, – пообещал я.

– Хорошо. Поскольку это отнюдь не фантастическое начало учебного года, так ведь, Джейк?

Миссис Шелли взъерошила ему волосы, и на сей раз упомянутые нормы потерпели поражение.

– Не трогайте моего сына, – встрепенулся я.

– Простите?

Она отдернула руку, словно Джейк был под током. Было в этом что-то греющее душу, даже если я брякнул это, совершенно не думая, и даже отдаленно не представлял, что скажу дальше.

– А что тут непонятного? – вопросил я. – Нельзя вставить его в эту вашу светофорную систему, а потом делать вид, будто все замечательно, и сюсюкать с ним. Честно говоря, я считаю, что просто ужасно поступать так с любым ребенком – а тем более с тем, у кого на данный момент совершено очевидные проблемы!

– Какие проблемы? – переполошилась миссис Шелли. – Если есть какие-то проблемы, то мы можем о них поговорить!

Я знал, что устраивать подобное противостояние просто глупо, но все еще ощущал некоторое удовольствие, вступившись за своего сына. Опять посмотрел на Джейка, который теперь с любопытством уставился на меня, словно не зная, чего от меня ждать. Я улыбнулся ему. Я был жутко рад, что он сумел постоять за себя. Рад, что он попытался хоть как-то изменить окружающий мир, пусть и наподдав ему как следует.

А потом опять посмотрел на миссис Шелли и сказал:

– Я обязательно поговорю с ним. Поскольку драться нехорошо. Так что у нас состоится длинное обсуждение на тему лучших способов противостояния задирам.

– Ну… Рада слышать.

– Ну вот и отлично. Все взял, дружок?

Джейк кивнул.

– Хорошо, – произнес я. – Поскольку я не думаю, что сегодня мы будем ночевать у себя в доме.

– Почему?

«Из-за мальчика в полу».

Но я этого не сказал. Самое странное было в том, что, по-моему, Джейк уже и сам знал ответ на собственный вопрос.

– Пошли, – тихонько сказал я.

30

«Они нашли его», – думал Пит.

«После всего этого времени».

«Они нашли Тони».

Сидя в машине, он смотрел, как в дом Нормана Коллинза входят сотрудники криминалистического отдела. На данный момент это было единственное движение на тихой улице. Несмотря на увеличивающееся присутствие полиции, журналисты еще не прибыли, а те из соседей, что сидели по домам, не показывались. Один из криминалистов остановился на крыльце, заложил руки за голову и потянулся.

Скованный наручниками и посаженный на заднее сиденье, Коллинз тоже наблюдал за разворачивающейся деятельностью.

– Не имеете права, – произнес он без всякого выражения.

– Сиди тихо, Норман.

В тесном пространстве машины запаха этого человека было не избежать, но беседовать с ним Пит решительно не намеревался. Пока ситуация еще только развивалась, на данный момент он задержал Коллинза по подозрению в скупке краденого, попросту по той причине – учитывая природу некоторых предметов в его коллекции, – что это было обвинение, которое они могли вполне успешно ему предъявить, и оно давало им законные основания для обыска в доме. Но, конечно, рассчитывали они на куда большее. И неважно, сколько у него было вопросов, – Пит не собирался подвергать дело риску, допросив Коллинза здесь и сейчас. Это нужно проделать в управлении, железно и под протокол.

– Ничего они не найдут, – произнес Коллинз.

Пит проигнорировал его. Поскольку, конечно, они уже кое-что нашли, а Коллинз, похоже, имел к этому самое непосредственное отношение. Был найден второй, более старый набор останков. Коллинз всегда был одержим Картером и его преступлениями; он посещал тюремного дружка Фрэнка Картера; он пытался пробраться в дом, в котором обнаружили второе тело. Коллинз уже знал, что тело там, – Пит был в этом совершенно убежден. Но, что более важно, хоть официальное опознание еще лишь только предстояло провести, он был также уверен, что останки принадлежат Тони Смиту.

«После двадцати лет тебя нашли».

Если отбросить все остальное в сторону, это достижение вроде должно было бы принести чувство облегчения и завершенности, поскольку он так долго искал мальчика. Ан нет. Пит не мог прекратить думать обо всех этих поисках по выходным, о прочесывании лесополос и лесных массивов за много миль отсюда, тогда как все это время Тони пролежал гораздо ближе к дому, чем кто-либо мог представить.

А это означало, что должно было иметься что-то, что он упустил из виду двадцать лет назад.

Пит опустил взгляд на планшетный компьютер, лежащий у него на коленях.

Господи, до чего хотелось сейчас выпить – и не странно ли, как это получается? Люди часто думают об алкоголе, как о буфере, смягчающем ужасы окружающего мира. Но тело Тони Смита уже обнаружено, и более чем вероятно, что человек, ответственный за убийство Нила Спенсера, уже задержан и сидит прямо сейчас у него за спиной – и все же тянуло выпить гораздо сильней, чем когда-либо. Хотя всегда находится множество причин, чтобы выпить. И всего лишь одна причина этого не делать.

«Можешь выпить потом. Хоть упейся».

Пит согласился с этим. Все средства хороши – это очень просто. На войне ты используешь любое подвернувшееся под руку оружие, чтобы выиграть какой-то отдельный бой, а после перестраиваешь боевой порядок и бьешься в следующем. И в следующем. И во всех, которые последуют.

Все средства хороши.

– Я не сделал ничего противозаконного, – настаивал Коллинз.

– Заткнись.

Пит ткнул пальцем в экран планшета. Этого не избежать: надо выяснить, что он упустил все эти годы назад и почему. И дом на Гархольт-стрит, в котором обнаружили останки Тони, был тем самым местом, с которого следовало начать.

Инспектор внимательно просмотрел имеющиеся сведения. До недавнего времени домом владела женщина по имени Энн Ширинг. Она унаследовала его от родителей, но не жила в нем несколько десятков лет – сдавала его все эти годы разным людям.

Имелся достаточно длинный их список, но Пит предположил, что жильцов до 1997 года, когда Фрэнк Картер совершил свои убийства, можно исключить. В то время в доме жил некий Джулиан Симпсон; он снял его за четыре года до этого, и договор аренды длился до 2008 года. Открыв на планшете новую вкладку, Пит задействовал поиск и выяснил, что в этот год Симпсон умер от рака, в возрасте семидесяти лет. Щелкнул на возврат. Следующим жильцом стал человек по имени Доминик Барнетт, который занимал дом вплоть до нынешнего года.

Доминик Барнетт.

Пит нахмурился. Имя явно было знакомым. После нового поиска он понял почему, хотя сам это дело не вел. Барнетт представлял собой незначительную фигуру преступного мира, замешанную в наркоторговле и вымогательстве, известную полиции, но сочтенную по большому счету слишком мелкой сошкой. Зарегистрированных приводов за последние десять лет не имелось – но, естественно, это не означало, что он вел честный образ жизни, и никто даже отдаленно не удивился, когда Барнетта нашли убитым. Орудие убийства – молоток с частичными пальцевыми отпечатками – было успешно обнаружено, но совпадений по базе данных не нашлось. В ходе последующего расследования найти вероятного подозреваемого так и не удалось. Но широкую публику, по крайней мере, успокоили. Несмотря на отсутствие ареста, полиция убедила всех, что это было единичное целенаправленное деяние, и любой, умеющий читать между строк, наверняка смог бы интуитивно догадаться, что за этим кроется.

Кто с мечом живет, тот от меча и погибнет.

В той степени, в которой Пит тогда уделял внимание этому делу, он пришел к тому же самому выводу. Но теперь у него возникли определенные сомнения. Наркотики оставались наиболее вероятным мотивом убийства, но Барнетт жил в доме, в котором были спрятаны человеческие останки, и представлялось невероятным, чтобы он об этом не знал. Предполагало ли это какой-либо иной мотив?

Пит поднял взгляд и некоторое время наблюдал за Норманом Коллинзом в зеркало заднего вида. Тот без всякого выражения смотрел на свой дом через боковое стекло.

Было три человека, о которых стоило поразмыслить: Джулиан Симпсон и Доминик Барнетт – оба жили в том доме, – а также Норман, который, похоже, был в курсе, что там спрятано. Какова связь между этими тремя? Что происходило двадцать лет назад и за время, прошедшее с тех пор?

Пит загрузил на планшет карту Фезербэнка.

Гархольт-стрит представляла собой естественный маршрут между местом похищения Тони Смита и направлением, в котором сбежал Фрэнк Картер. В то время материальные улики позволили установить, что Тони находился в принадлежащем Картеру транспортном средстве, – но если Картер каким-то образом и узнал, что в его собственном доме проводится обыск, он вполне мог избавиться от тела на Гархольт-стрит перед тем, как удариться в бега. Тогда там жил Джулиан Симпсон.

Питу не требовалось сверяться с материалами по делу, чтобы знать, что в то время Симпсон не попадал в сферу внимания расследования. Все, что касалось известных знакомых Картера, было тщательно проверено. Имени Симпсона среди них не было.

И все же…

Во время тех похищений Симпсону было порядка пятидесяти, и это означало, что его возраст совпадал с противоречивым описанием, данным в одном из свидетельских показаний. Может, он и был сообщником Картера. Если так, должна быть какая-то связь между этими двумя людьми, пусть даже косвенная, которую Пит не обнаружил.

Тяжело ударило чувство собственной несостоятельности.

«Ты должен был найти его гораздо раньше!»

Что бы он сделал или не сделал, это все равно был его собственный промах. Он знал, что найдет способ так все повернуть, что вина ляжет только на него. Но чувство осталось.

Никчемности.

Беспомощности.

«Ты можешь выпить потом».

Зазвонил его телефон – опять Аманда.

– Уиллис, – ответил он. – Я все еще возле дома Коллинза. Скоро поеду обратно.

– Как проходит обыск?

– По плану.

Он бросил взгляд на дом, зная, что именно на нем должно быть сосредоточено его внимание. Прямо сейчас приоритетным делом было прижать Коллинза за соучастие, а не выяснять, что сам Пит упустил или не упустил двадцать лет назад. Разбор полетов можно устроить позже.

– Хорошо, – сказала ему Аманда. – У меня тут владелец дома и его сын, и нужно, чтобы кто-то мне с ними помог. Типа как пристроил их куда-нибудь на ночь. Такие вот дела.

Пит нахмурился про себя. Это было задание из серии «подай-принеси», и он понял, что из этого следует: Аманда и станет тем, кто возьмет на себя допрос Нормана Коллинза. Но, возможно, так лучше. Яснее. Они не хотят рисковать его прошлой историей с человеком, который может оказаться центральной фигурой нынешнего расследования. Ответы на его вопросы в свое время поступят, но ему не стоит быть тем, кто их задаст. Пит завел мотор.

– Уже еду.

– Мужика зовут Том Кеннеди, – сообщила Аманда. – Сына – Джейк. Зарегистрируй сначала Коллинза, а потом займись ими – они сейчас в одном из помещений для отдыха в дежурке.

Секунду Пит никак не реагировал. Его свободная рука лежала на руле. Уставившись на нее, он заметил, как она начинает дрожать.

– Пит? – произнесла Аманда. – Ты еще здесь?

– Да. Уже еду.

Отключившись от линии, он бросил телефон на пассажирское сиденье. Но вместо того чтобы тронуться с места, вырубил мотор и опять подхватил планшет. Он слишком затерялся в прошлом, чтобы думать о настоящем. Даже не подумал про человека, который владеет тем домом в настоящий момент…

Опять оплошал, как всегда.

Пит пролистал рапорт, гадая, уж не ослышался ли, разговаривая с Амандой. Но вот оно.

Том Кеннеди.

Наконец-то. Имя, которое он прекрасно знал.

31

– Они нашли его, пап? – спросил Джейк.

Я расхаживал взад и вперед по комнате в полицейском участке, дожидаясь, пока детектив-инспектор Аманда Бек принесет мне на подпись мои показания, но слова моего сына заставили меня резко остановиться.

Он сидел на стуле, который был слишком велик для него, слегка болтая ногами, перед нетронутой бутылочкой апельсинового «Фрут-шута»[10]. Последнее было презентом от детектива-сержанта Дайсона, когда мы приехали. Мне вроде должны были принести кофе, однако мы проторчали здесь уже двадцать минут, но кофе, видно, застрял там же, где и Бек. Мы с Джейком особо не разговаривали между собой. Я не знал, что сказать ему прямо сейчас, и расхаживал по комнате, скорее чтобы хоть чем-то заполнить тишину, оглушительную, как в открытом космосе.

«Они нашли его, пап?»

Теперь я подошел и опустился перед ним на корточки.

– Да. Они нашли человека, который приходил к нашему дому.

– Я не то имел в виду.

«Мальчик в полу».

Секунду я не сводил глаз со своего сына, но он смотрел на меня в ответ без всякого видимого страха или озабоченности. Удивительно, что Джейк мог воспринимать все, что происходило, совершенно спокойно, словно все это было совершенно нормально – будто мы говорили про какого-то мальчика, играющего в прятки, а не о человеческих останках, которые пролежали в полу нашего гаража бог знает сколько времени и о которых он совершенно не мог знать.

Это было то, о чем нам нельзя было разговаривать. По крайней мере, здесь и сейчас. Мои показания полиции были честными, но не совсем полными. Я не стал упоминать про рисунки бабочек или рассказывать, как Джейк говорил про мальчика в полу. Я и сам не знал почему, если не считать того, что и сам не мог этого понять, и поскольку хотел защитить своего сына. Такая ноша по плечу не всякому взрослому, не говоря уже о семилетнем ребенке.

– Да, Джейк, – сказал я. – Это как раз то, что ты имел в виду. О’кей? Это серьезно.

Он задумался.

– О’кей.

– Про другое поговорим позже. – Я встал, осознав, что сказал недостаточно и что он заслуживает знать больше. – Но да, они нашли его.

«Я его нашел».

– Это хорошо, – сказал Джейк. – Он немного меня пугал.

– Я знаю.

– Хотя не думаю, что это он нарочно. – Джейк нахмурился. – По-моему, ему было просто больно и одиноко, и из-за этого он стал немножко злым. Но они нашли его, так что теперь ему не так одиноко, так ведь? Он может пойти домой. Так что он не будет больше злиться.

– Это просто твое воображение, Джейк.

– Нет, не воображение.

– Позже про это поговорим. Хорошо?

Я обвел его серьезным взглядом, как всегда пытался, когда хотел подвести черту под разговором. Обычно это не имело над ним никакой власти, и буквально через минуту кто-то из нас уже мог накричать на другого, но сегодня он просто кивнул. Потом крутанулся на стуле, подхватил свой сок и принялся пить с самым беззаботным видом.

Дверь у меня за спиной открылась. Обернувшись, я увидел входящего детектива-сержанта Дайсона, несшего две чашки с кофе. Он придержал дверь спиной, и через порог решительно шагнула детектив-инспектор Бек. Она помахивала бумагами и выглядела такой же усталой, каким чувствовал себя сейчас я, – человеком, которому предстоит переделать миллион дел, и решительно настроенным выполнить каждое из них лично.

– Мистер Кеннеди, – сказала она. – Прошу прощения, что пришлось подождать. О… Это, должно быть, Джейк.

Все еще увлеченный «Фрут-шутом», мой сын проигнорировал ее.

– Джейк, – окликнул я его. – Может, все-таки поздороваешься?

– Здрасьте.

Я опять повернулся к Бек:

– Тяжелый был день.

– Целиком и полностью понимаю. Это и в самом деле должно быть для него странно. – Она наклонилась к нему, несколько неуклюже упершись руками в колени, словно бы точно не зная, как полагается говорить с ребенком. – Ты бывал когда-нибудь раньше в полицейском участке, Джейк?

Он помотал головой, но ничего не ответил.

– Ну ладно. – Инспектор неловко хохотнула, после чего выпрямилась. – Будем надеяться, это в первый и в последний раз. В общем, так, мистер Кеннеди, у меня тут ваши показания. Прочитайте, пожалуйста, убедитесь, что довольны изложенным, и подпишите. И вот ваш кофе заодно.

– Спасибо.

Дайсон передал мне чашку, и, отхлебывая из нее, я просмотрел лежащий на столе документ. В нем содержались мои объяснения касательно Нормана Коллинза – то, что миссис Ширинг рассказывала мне про него и Доминика Барнетта, – и про человека, шептавшего Джейку через дверь прошлой ночью. Все это привело меня к мысли обследовать гараж, в котором Коллинз явно что-то искал. Именно потому и таким вот образом я и обнаружил там человеческие останки.

Я бросил взгляд на Джейка, который теперь дотягивал через трубочку последние капли «Фрут-шута» – сок клокотал на самом дне, – а потом поставил подпись на последней странице.

– Боюсь, что вам нельзя будет сегодня вечером попасть домой, – сказала детектив-инспектор Бек.

– Ладно.

– Не исключено, что и завтра вечером тоже. Естественно, мы будем рады предоставить вам обоим альтернативное размещение на этот период времени. У нас тут поблизости дом-убежище для свидетелей.

Моя ручка замерла над подписью.

– Нам что, требуется убежище?

– Конечно же, нет, – поспешно ответила она. – Это просто помещение, которое мы можем использовать. Но я оставлю вас со своим коллегой, детективом-инспектором Уиллисом, он вам все подробно расскажет. Он должен быть здесь с минуты на минуту, и тогда я от вас наконец отвяжусь. Впрочем, он уже здесь.

Дверь открылась, и вошел какой-то человек.

– Пит, – произнесла Бек. – Это Том и Джейк Кеннеди.

Я уставился на вошедшего – и все остальное вокруг словно померкло. Прошло столько времени, и годы были добры к нему, но хотя он выглядел более стройным и более здоровым на вид, чем я помню, взрослые меняются гораздо меньше, чем дети, и я по-прежнему узнал его. Укол узнавания в сердце, за которым последовала сотня похороненных воспоминаний, немедленно распустившихся и расцветших у меня в голове.

И он тоже меня узнал. Еще бы. К настоящему моменту он уже должен был знать мое имя и подготовиться к этому. Когда он подходил ко мне, весь такой профессиональный и официальный, я воображал, что никто больше не заметит кислое выражение у него на лице.

Звон бьющегося стекла.

Визг моей матери.

– Мистер Кеннеди, – произнес мой отец.

32

Ну просто очень бестолковый день, подумал Джейк.

Для начала, он жутко устал – в том была вина того, что произошло ночью, хотя и не слишком-то много удавалось припомнить. В тот момент он был полусонный. Но тогда он был еще и очень зол на папу за то, что тот написал, и когда появилась полиция, а папа сказал, что мама умерла, как будто это ровным счетом ничего не значило, он вышел из себя. Получилось нехорошо, но он просто не смог удержаться.

Впрочем, в течение дня злость ослабла, и это было бестолково само по себе. И потом, иногда ссоры таяли как дым, стоило наступить утру. Хотя в классе он чувствовал себя жутко одиноким и хотел обнять папу еще раз, сказать, что он просит прощения, и услышать, как папа говорит ему, что вообще-то и он тоже…

Казалось, что тогда все стало бы лучше.

А потом Оуэн сделал то, что сделал, так что и Джейк не остался в стороне, и в результате пришлось познакомиться с кабинетом мисс Уоллас. Все это было бы не так плохо само по себе, если б не две большие причины. Одной было то, что Пакет для Особых Вещей остался в классе, а в результате вполне мог оказаться под властью злобного Оуэна, что было совершенно невыносимой мыслью.

– Не будешь так добр на меня посмотреть? – Мисс Уоллас пришлось сказать это дважды, поскольку Джейк не мог отвести взгляда от закрытой двери кабинета.

И причина номер два: он знал, что папа будет очень разочарован и обозлен на него за то, что опять попал в неприятности, из чего следовало, что все не улучшится достаточно долгое время. А может, и вообще не улучшится, при таком-то раскладе.

Может, папа даже напишет ужасные слова и про него тоже.

Джейк подозревал, что папе это точно хочется.

Но потом, когда он вернулся в класс, Пакет оставался лежать нетронутым, и ему пришло в голову, что, наверное, стоит почаще бить людей. Забирая его, папа ни капельки не злился. Вообще-то он даже спорил с миссис Шелли! Что было определенно смело, подумал Джейк. Но! Что более важно, папа был на его стороне. Даже если он и не высказал это прямо, Джейк мог уверенно сказать, что это так. Даже хотя он и не получил обычных обнимашек, вообще-то все выглядело столь же хорошо, как и с обнимашками.

А теперь они оказались в полицейском участке.

Поначалу это было классно, поскольку оказалось действительно довольно интересно, особенно когда все были очень приветливы с ним, но теперь он уже созрел поскорей уйти отсюда. А потом еще произошла одна штука – вошел новый полисмен, – и все еще больше запуталось, а все из-за того, как повел себя папа. С другими полицейскими у него все было нормально, но теперь вид у него был бледный и испуганный – словно он сидел в классе за партой, а этот новый полисмен был кем-то вроде миссис Шелли.

Но если хорошенько подумать, так и этому новому полисмену тоже явно было неловко. Когда женщина-офицер ушла, унося подписанное папой заявление, и дверь закрылась за ней, тогда атмосфера в комнате действительно стала очень странной. Было так, будто в ней разлился какой-то клей, который удерживал всех на месте.

Потом новый полисмен медленно подошел к нему и опустил на него взгляд.

– Ты, должно быть, Джейк? – спросил он.

– Да. – В конце концов, это ведь была правда? – Я Джейк.

На губах у мужчины появилась улыбка, но какая-то странная. У него было лицо, которое выглядело так, словно оно могло быть действительно добрым, но прямо сейчас улыбка была беспокойная. Через секунду он протянул руку, так что Джейк пожал ее – так делают вежливые люди. Рука была большая и теплая, а пожатие – очень мягким.

– Рад познакомиться, Джейк. Можешь называть меня Пит.

– Здрасьте, Пит, – сказал Джейк. – Тоже рад познакомиться. А почему нам нельзя поехать домой? Один из других полицейских сказал папе, что нам нельзя.

Пит нахмурился и присел перед ним на корточки, а потом вгляделся в его лицо, словно там скрывался какой-то важный секрет. Джейк открыто посмотрел на него в ответ, чтобы показать, что он ничего не скрывает. Никаких тут секретов, мистер.

– Все это очень сложно, – ответил Пит. – Нам нужно кое с чем поработать в вашем доме, для расследования.

– Из-за мальчика в полу?

– Да.

Тут Пит искоса глянул на папу, и Джейк вспомнил, что ему не полагалось этого говорить. Но, если честно, атмосфера в комнате была такой непонятной, что было легко забыть про подобные вещи.

– Я сказал ему, что именно нашел, – сказал папа.

– А откуда вы знали, что это именно мальчик?

Папа остался просто стоять, но вид у него стал такой, будто он угодил в какую-то ловушку – словно хотел двинуться вперед или назад, но забыл, как полагается двигать телом. У Джейка возникло неловкое чувство, что если папа все-таки вспомнит, как надо двигаться, то двинется вперед – причем довольно агрессивно.

– Я не знал, – отрывисто ответил папа. – Я сказал «тело». Он, должно быть, ослышался.

– Да, это так, – поспешно добавил Джейк. Ему не хотелось, чтобы папа кого-нибудь стукнул, особенно полисмена, поскольку прямо сейчас вид у него был такой, будто он действительно может.

Пит медленно поднялся.

– Ладно… Ну хорошо, давайте разберемся с кое-какими практическими вопросами. Вас только двое?

– Да, – ответил папа.

– А мать Джейка?..

Вид у папы по-прежнему был крайне сердитый.

– Моя жена умерла в прошлом году.

– Простите. Наверное, это было очень тяжело для вас.

– У нас все нормально.

– Я вижу.

Нич-чего не понятно! Джейку захотелось замотать головой. А теперь уже Пит, похоже, не мог посмотреть на папу! Но Пит ведь полисмен, а это означает, что он главный, разве не так?

– Мы можем организовать вам размещение, но вам там может не понравиться. У вас есть какие-то родственники, у которых вы предпочли бы остановиться?

– Нет, – сказал папа. – Мои родители оба умерли.

Пит замешкался.

– Ну да… Тоже жаль про это слышать.

– Все нормально.

И тут папа шагнул вперед.

Джейк затаил дыхание.

Теперь казалось, что папе хочется кого-нибудь стукнуть, но он не собирается этого делать.

– Это было уже очень давно.

– Ну да. – Пит сделал глубокий вдох, но все еще не смотрел на папу. Просто уставился в стенку, и Джейку показалось, что он вдруг стал гораздо старее, чем был, когда только вошел в комнату. – В таком случае организуем вам на это время какое-нибудь жилье.

– Да, это было бы неплохо.

– И я уверен, что вам понадобятся кое-какие вещи. Я могу съездить с вами в ваш дом, если хотите, и вы сможете забрать то, что вам обоим может быть нужно. Смену одежды и прочее.

– Вам обязательно ехать с нами?

– Да. Увы. Это место преступления. Мне нужно отметить все, что взято.

– Ладно. Хотя ситуация далеко не идеальная, согласны?

– Я знаю. – Пит наконец посмотрел на папу. – Сожалею.

Папа пожал плечами, все еще сверкая глазами.

– Ладно, ничего не попишешь. Так что давайте поскорей со всем этим разделаемся, годится? Джейк, тебе нужно хорошенько подумать, какие игрушки ты хочешь взять с собой, хорошо?

– Хорошо.

Но Джейк смотрел куда-то между ними – между папой и Питом, – и по-прежнему никто не двигался, словно никто не знал, что, черт побери, делать дальше, и Джейк решил, что если он сам ничего не сделает, то и все остальные тоже. Так что Джейк с решительным стуком поставил на стол пустую бутылочку от «Фрут-шута».

– Всё для рисования, папа, – объявил он. – Больше мне ничего не надо.

33

Маленькие торжества ужасных дней. Тебе нужно держаться за них, думала Аманда, усаживаясь за стол в допросной напротив Нормана Коллинза. После тех кошмаров, на которые она насмотрелась прошлой ночью, и собственной несостоятельности, которую чувствовала, не найдя Нила Спенсера вовремя, она наконец-то ощутила небольшой прилив сил. А часто маленькие победы – это вообще все, что у тебя есть.

– Прошу прощения за перерыв, Норман, – сказала она. – Давайте продолжим.

– В самом деле. Давайте побыстрей придем к какому-то логическому заключению, хорошо?

– Совершенно с вами согласна. – Аманда вежливо улыбнулась. – Так и поступим.

Коллинз сложил руки на груди, слегка ухмыляясь. Это ее не удивило. Едва бросив на него первый взгляд, она в точности поняла, что имел в виду Пит, когда говорил, что в этом человеке есть что-то жутковатое. Задержанный был из тех людей, увидев которых, вы инстинктивно перейдете на противоположную сторону улицы, только чтобы избежать встречи. Ей вдруг пришло в голову, что утрированная официальность его наряда – это нечто вроде маскарада, попытка придать респектабельность, неспособная скрыть мерзость внутри. И по его манерам было ясно, что он чувствует себя обособленным от остальных людей. Превосходит их даже.

После двадцати минут допроса, в ходе которого у Коллинза каждый раз находился ответ на любой вопрос, какой она только ни задавала, у него все еще имелись все причины ощущать над ней превосходство. Но потом, постучав, в комнату заглянула Стеф, и Аманда объявила перерыв. Теперь же она вновь потянулась через стол, включила записывающее оборудование и наговорила необходимую вступительную информацию.

Сидящий перед ней Коллинз театрально вздохнул себе под нос.

Теперь она опустила взгляд на лист бумаги, который принесла с собой. Будет большим удовольствием стереть эту гаденькую улыбочку с физиономии жутковатого мерзавца!

Хотя сначала о главном.

– Мистер Коллинз, – произнесла она. – Для полной ясности давайте по-быстрому пробежимся по темам, которые мы уже успели осветить. В июле нынешнего года вы посетили Виктора Тайлера в тюрьме «Уитроу». Какова была цель вашего визита?

– Я испытываю интерес к преступлениям. В определенных кругах считаюсь в некотором роде экспертом. Мне было интересно поговорить с мистером Тайлером о его деяниях. Во многом в том же ключе, я уверен, как полиция разговаривала с ним все эти годы.

«Вот уж не совсем в том же», – подумала Аманда.

– В ваших беседах вы касались Фрэнка Картера?

– Нисколько.

– Были ли вы в курсе, что Тайлер дружен с Картером?

– Отнюдь.

– Вообще-то странно. Вы ведь такой эксперт, и все такое…

– Никто не может знать абсолютно все, – улыбнулся Коллинз.

Аманда была уверена, что он лжет, но разговор между Коллинзом и Тайлером не записывался, и она никак не могла этого доказать.

– Ладно, – инспектор кивнула. – Ваше местонахождение днем и вечером в воскресенье тридцатого мая нынешнего года, в тот вечер, когда похитили Нила Спенсера?

– Я уже вам говорил. Бо́льшую часть дня я пробыл у себя дома. Позже дошел пешком до Таун-стрит и поужинал в ресторане.

– Хорошо, что вы так четко всё помните.

Коллинз пожал плечами:

– Я – человек привычки. Это было воскресенье. Когда моя мать была еще жива, мы ходили вместе. Теперь хожу один.

Аманда кивнула сама себе. Владелец ресторана подтвердил это, из чего следовало, что у Коллинза, похоже, железное алиби на тот период времени, в течение которого мог быть похищен Нил Спенсер. И хотя обыск у него в доме еще продолжался, сотрудники полиции пока не нашли ничего позволяющего предположить, что Нил вообще там когда-либо бывал. Коллинз, как она была уверена, был каким-то образом по уши замешан в том, что происходило, но в данный момент, похоже, в случае с похищением Нила Спенсера предъявить ему было нечего.

– Дом номер тринадцать по Гархольт-стрит, – произнесла она.

– Да?

– Вы пытались приобрести этот участок.

– Именно так. Он был выставлен на продажу. Не могу понять, почему это считается преступлением.

– Я такого не говорила.

– Дом был выставлен на продажу. Я прожил там, где живу сейчас, уже достаточно долгое время, и, похоже, настала мне пора немного расправить крылья. Завести свое собственное гнездо, так сказать.

– А когда продавец вам отказал, вы все равно стали тайно шататься поблизости.

Коллинз покачал головой.

– Это совершенно не так.

– Мистер Кеннеди заявляет, что вы пытались взломать его гараж.

– Он просто все неправильно понял.

– Гараж, в котором обнаружили останки ребенка.

Тут Аманда не могла не отдать Коллинзу должное. И пусть у нее не было никаких сомнений в том, что он был хорошо осведомлен, что там было обнаружено, он не забыл хотя бы притворно удивиться. Это даже отдаленно не выглядело убедительно, но тем не менее.

– Какой… какой кошмар, – почти что выдохнул он.

– Не уверена, что верю вам, Норман.

– Я ничего про это не знал. – Он нахмурился. – А вы не говорили с продавцом? Наверняка должны были.

– В данный момент мне больше хочется знать, по какой причине именно вы были так заинтересованы в этом доме.

– А я уже вам говорил: не было такого. Этот мистер… Кеннеди, так, вроде? Он ошибся. Я даже близко не был возле его собственности.

Аманда уставилась на него, а Коллинз непоколебимо уставился на нее в ответ. Слово одного против слова другого. Даже если выйдет устроить официальное опознание среди внешне похожих людей и Кеннеди опознает Коллинза, она сомневалась, что одного этого будет достаточно, чтобы предъявить официальное обвинение. Но на данный момент они никак не могли доказать, что он знал про человеческие останки в гараже – это, увы, непреложный факт. И, судя по всему, к похищению Нила Спенсера он тоже не имеет никакого отношения. Учитывая кое-какие предметы из его коллекции, можно в лучшем случае попробовать предъявить ему скупку краденого, да и то не факт.

И самодовольный гаденыш это прекрасно знал.

Или думал, что знает.

Аманда опять опустила взгляд на лист бумаги, который принесла ей Стеф, – результаты сверки с базой пальцевых отпечатков, взятых у Нормана Коллинза сразу после того, как его доставили в участок. И хотя перспектива повесить на него Нила Спенсера по-прежнему была непроглядно далека, Аманда, тем не менее, ощутила знакомую дрожь. Она жила ради таких моментов, как этот. Жаль, что Пита сейчас нет рядом, чтобы разделить его с ней… Бог свидетель, он заслуживает, чтобы тоже это почувствовать!

– Мистер Коллинз, – начала она. – Не могли бы вы рассказать мне, где находились вечером во вторник, четвертого июля нынешнего года?

Коллинз замешкался.

– Простите?

Аманда выждала, по-прежнему глядя на лист перед собой. Это, по крайней мере, привлекло его внимание. Очевидно, он предвидел дополнительные вопросы, связанные с его деятельностью в день похищения Нила Спенсера, где, как он считал, уверенно стоит обеими ногами на твердой почве. Но теперь Аманда знала, что эта новая дата оказалась огромной черной ямой у него под ногами.

– Не уверен, что припоминаю, – осторожно проговорил Коллинз.

– Тогда разрешите, я вам слегка помогу. Вы находились на территории Холлингбекского лесного массива?

– Вообще-то не думаю.

– Ну, по крайней мере, ваши пальцы там были. Значит, и все остальное тоже?

– Я не…

– Ваши пальцевые отпечатки были обнаружены на молотке, который использовался для убийства Доминика Барнетта в тот вечер.

Аманда подняла взгляд, с удовлетворением заметив капли пота, набухающие на лбу Коллинза. Самодовольный, надменный тип – но которого легко сбить с курса, когда дело до этого доходит. Было интересно наблюдать, как он мысленно перебирает возможные варианты в поисках выхода и постепенно осознает, что у него гораздо более серьезные проблемы, чем ему казалось.

– Отказываюсь отвечать, – произнес Коллинз.

Аманда покачала головой. Это было его право, конечно же, но эта фраза всегда ее бесила. «У вас нет права хранить молчание», – всегда хотелось ей сказать людям. А прямо сейчас ей требовалось, чтобы Коллинз принял на себя ответственность за то, что сделал, а не прятался в нору. Поскольку на кону стояли и другие жизни.

– В данный момент в ваших интересах рассказать мне все, что вам известно, Норман. – Она положила обе руки на стол перед собой и постаралась выглядеть более понимающе, чем чувствовала себя на самом деле. – И не только в ваших интересах, вообще-то. Вы утверждаете, что не имеете никакого отношения к похищению Нила Спенсера. Если вы говорите правду, это означает, что убийца по-прежнему где-то среди нас.

– Отказываюсь отвечать.

– И если мы его не найдем, этот человек убьет еще каких-нибудь детей. По-моему, вы знаете об этом человеке гораздо больше, чем утверждаете.

Коллинз с совершенно бледным лицом уставился на нее. Аманда не думала, что когда-нибудь видела, как человек плавится с такой быстротой или с такой скоростью падает из гордой самоуверенной позы в лужу, полную слезливой жалости к себе.

– Отказываюсь отвечать, – прошептал он.

– Норман…

– Мне нужен адвокат.

– Ну что ж, мы определенно можем это организовать. – Аманда быстро встала, не побеспокоившись скрыть злобу, которую чувствовала. И отвращение. – Может, тогда до вас наконец дойдет, в какую беду вы действительно влипли и что сотрудничество с нами – это лучший шанс, какой у вас только есть!

– Отказываюсь отвечать.

– Угу, я это уже слышала.

Маленькие победы.

Но официально задерживая Нормана Коллинза по подозрению в убийстве Доминика Барнетта, Аманда думала обо всем, что только что сказала. Если он сообщил правду насчет того, что не убивал Нила Спенсера, тогда детоубийца по-прежнему на свободе – а это значит, что еще один маленький мальчик может погибнуть в ее дежурство.

В голове опять промелькнул образ Нила Спенсера на земле пустыря прошлой ночью, и любой душевный подъем, который она ощутила бы при других обстоятельствах, испарился без следа.

Маленькая победа оказалась не слишком-то хороша.

34

За время моего отсутствия полицейских в доме заметно прибавилось. Подъехав, мы увидели две легковушки и фургон, припаркованные у въезда. На огороженной лентой подъездной дорожке работали полисмены и эксперты-криминалисты. Похоже, что основное внимание было сосредоточено на гараже, но двое патрульных стояли на тротуаре, перекрывая доступ на весь участок. Вдобавок, входная дверь дома была настежь распахнута – довольно неподобающее зрелище по возвращении домой, усиливающее впечатление беспардонности и несправедливости.

Я остановился за другими автомобилями. Машина моего отца проехала мимо и пристроилась сразу передо мной.

Не отца, напомнил я себе.

Детектива-инспектора Уиллиса.

Совсем ни к чему было признавать его как кого-то еще, так ведь? И если не считать того, как он тогда присел на корточки и посмотрел на Джейка, не имелось никаких признаков тому, что ему тоже хотелось это признавать. Такая ситуация меня более чем устраивала.

Шок уже немного притупился, но только таким образом, как сразу после первых толчков землетрясения наступает несколько мгновений тишины – перед тем, как послышатся визг и истошные вопли. Я по-прежнему хорошо помнил, что ощутил тогда в полицейском участке – вот мой отец стоит там, обернувшись на меня, признавая меня. Мысленно я сразу отпрыгнул в то далекое время, когда последний раз видел его, и сразу почувствовал себя маленьким и бессильным. Я словно целиком перенесся туда. Страх и тревога. Желание съежиться, стать как можно меньше, чтобы он меня не заметил. Но потом подступил гнев. У него, черт побери, не было никакого права разговаривать с моим сыном! А после – обида. То, что он вот так вошел в мою жизнь – да еще и в положении, дающем ему какую-то власть надо мной, – казалось столь глубоко несправедливым, что я почти не мог этого вынести.

– С тобой все хорошо, папа?

– Все нормально, дружок.

Я уставился на автомобиль передо мной. На человека на водительском сиденье.

«Это детектив-инспектор Пит Уиллис, – напомнил я себе, – и он ровным счетом ничего для тебя не значит».

«Вообще ничего».

Ну да, если только я сам ему не позволю.

– Ладно, – произнес я. – Давай-ка побыстрей со всем этим развяжемся.

Он встретил нас возле ограждения, показал свое удостоверение стоящим там патрульным, а потом без единого слова провел нас в дом. Обида нахлынула вновь. Мне, блин, оказывается, нужно его разрешение, чтобы попасть в свой собственный дом! Показалось унижением входить вслед за ним внутрь, словно маленькому мальчику, который должен делать то, что велят взрослые. И все это ощущалось гораздо хуже, поскольку сам он, похоже, был ко всему этому совершенно безразличен.

У него была папка с зажимом и авторучка.

– Мне нужно знать, что тут ваше, а что уже было здесь, когда вы сюда въехали, и до чего вы не дотрагивались.

– Все тут мое, – ответил я. – И миссис Ширинг все равно делала уборку во всех комнатах.

– Мы свяжемся с ней, не волнуйтесь.

– А я и не волнуюсь.

Мы проходили из комнаты в комнату, собирая предметы первой необходимости. Туалетные принадлежности. Одежду для Джейка и для меня. Несколько игрушек из его комнаты. Меня буквально обжигало, когда всякий раз приходилось спрашивать разрешения у своего отца, но он лишь кивал и отмечал взятое, и под конец я перестал спрашивать. Если он и обратил на это внимание, то не стал об этом упоминать. Честно говоря, он едва ли вообще смотрел на меня все это время. Интересно, думал я, о чем он может думать или что чувствовать. Но тут же постарался выбросить эту мысль из головы, поскольку это совершенно не имело значения.

Закончили мы в моем кабинете внизу.

– Мне нужен мой лэптоп… – начал было я, но Джейк меня перебил:

– А кого папа нашел в гараже? Это был Нил Спенсер?

Мой отец явно немного замешкался.

– Нет. Эти останки намного старше.

– А чьи они?

– Ну, строго между нами, я думаю, что это останки другого маленького мальчика. Того, который пропал очень давно.

– Насколько давно?

– Двадцать лет назад.

– Ого! – Джейк примолк, пытаясь уложить в голове такой внушительный отрезок времени.

– Да. И я надеюсь, что это так, поскольку с тех самых пор все так его и ищу.

Джейка его слова явно восхитили, словно это было некое достоинство, и мне это решительно не понравилось. Мне не хотелось, чтобы его вообще заинтересовал этот человек, не говоря уже о том, чтобы производить на него впечатление.

– Я уже почти сдался. – Мой отец печально улыбнулся. – Это всегда было для меня очень важно. Каждый должен в конце концов попасть домой, как думаешь?

– Можно мне взять это, детектив-инспектор Уиллис? – Я принялся отсоединять лэптоп от розетки, желая поскорее свернуть этот разговор. – Мне он нужен для работы.

– Да. – Он отвернулся от нас обоих. – Конечно же, можно. 

* * *

«Убежище для свидетелей» представляло собой обычную квартиру над книжным магазином в конце Таун-стрит. Она не особо привлекательно смотрелась с улицы – и даже еще менее, когда Уиллис провел нас внутрь.

Лестница привела нас от парадной на площадку, на которую выходили четыре двери. Вели они в гостиную, ванную с туалетом, кухню и комнатку с двумя односпальными кроватями – все это с самым минимумом прочей меблировки. Единственными признаками того, что квартира использовалась полицией, а не сдавалась по дешевке, были камера наблюдения, неприметно пристроившаяся на одной из стен, тревожные кнопки во всех помещениях и внушительный набор мощных засовов с внутренней стороны входной двери.

– Прошу прощения, что вам придется спать в одной комнате.

Уиллис вошел в спальню, неся простыни и одеяла, которые он вытащил из сушильного шкафа в ванной. Я распаковал нашу одежду и сложил ее стопками на верху старого деревянного комода, для начала смахнув с него плотный налет пыли. В квартире явно давно не прибирались, и у меня даже зачесались лицо и руки.

– Все нормально, – сказал я.

– Понимаю, тесновато. Иногда мы используем ее для свидетелей, но это в основном женщины с детьми. – Мне показалось, что последует продолжение, но он тут же покачал головой. – Обычно они хотят спать в одной комнате.

– Домашнее насилие, я полагаю?

Мой отец не ответил, но натянутая атмосфера между нами на градус усилилась, и я понял, что удар достиг цели. То, что было между нами, оставалось невысказанным, но при этом становилось громче, как иногда громче может стать тишина.

– Все нормально, – повторил я. – Долго мы тут пробудем?

– Не думаю, что больше суток или двух. Может, даже еще меньше. Хотя это потенциально крупное дело. Нам нужно убедиться, что мы ничего не упустили.

– Думаете, Нила Спенсера убил тот человек, которого вы арестовали?

– Не исключено. Как я уже говорил, по-моему, останки, найденные в вашем доме, – с похожего преступления. Всегда были предположения, что у Фрэнка Картера – тогдашнего убийцы – был какого-то рода сообщник. Норман Коллинз никогда официально не считался подозреваемым, но он проявлял слишком уж большой интерес к этому делу. Я никогда не считал, что он напрямую замешан, но…

– Но?..

– Может, я и ошибался.

– Угу, пожалуй, что и ошибались.

Мой отец промолчал. Понимание того, что я могу опять причинить ему боль, принесло нечто вроде приятной дрожи, но совсем маленькой, разочаровывающей. Вид у него слишком измотанный, и он явно не в своей тарелке. Наверное, прямо сейчас чувствует себя столь же беспомощно, как и я…

– Ладно.

Мы перешли обратно в гостиную, где Джейк, сидя на полу на коленях, уже что-то рисовал. Здесь были диван и кресло, маленький столик на колесиках и старый телевизор с путаницей кабелей сзади, шатко пристроившийся на деревянном комоде. Все это место казалось совершенно простывшим и продуваемым насквозь. Я постарался не думать о том, что происходило сейчас в нашем доме – нашем настоящем доме. Какие бы проблемы он нам ни подсовывал, они казались раем по сравнению со всем этим.

«Но ты с этим разберешься. И скоро все закончится».

И Пит Уиллис скоро уберется из моей жизни.

– Ладно, оставляю вас тут, – произнес он. – Приятно было познакомиться, Джейк.

– Тоже был рад познакомиться, Пит, – отозвался мой сын, не поднимая взгляд от рисунка. – Спасибо за эту замечательную квартиру.

Тот замешкался.

– Всегда пожалуйста.

Выйдя на площадку, я прикрыл дверь гостиной. Здесь было окно, но уже вечерело, и света оно давало мало. Уиллис, казалось, не хотел уходить, так что некоторое время мы стояли в полутьме, его лицо практически скрывалось в тени.

– У вас есть все необходимое? – произнес он наконец.

– Думаю, что да.

– Джейк, похоже, замечательный парнишка.

– Да, – сказал я. – Это точно.

– Творческая личность. Прямо как вы.

Я не ответил. От молчания между нами звенело в ушах. Насколько можно было судить в этом неверном свете, Уиллис, похоже, уже жалел о произнесенных словах. Но тут он объяснился:

– Я видел в доме книги, которые вы написали.

– А раньше вы не знали?

Он покачал головой.

– Я думал, что тебе должно быть интересно, – сказал я. – Может, ты искал меня, или еще чего.

– А ты меня искал?

– Нет, но это другое дело.

Едва сказав это, я сразу возненавидел себя, поскольку это признавало все тот же баланс сил – мысль о том, что это его задача присматривать за мной, волноваться за меня, заботиться обо мне, а не как-то иначе. Я не хотел, чтобы он вообразил, будто это так. Это не было так. Он был для меня никем.

– Давным-давно, – проговорил отец, – я решил, что будет лучше держаться подальше от твоей жизни. Мы с твоей матерью так между собой решили.

– Это можно подать и по-другому.

– Наверное. Но я подаю так. И я сдержал слово. Это не всегда было просто. Я часто сомневался. Но из лучших…

Он не договорил, вдруг показавшись еще слабее.

«Избавь меня от своих жалостливых самокопаний!»

Но я не произнес этого вслух. Что бы мой отец ни натворил в прошлом, он явно сильно изменился с тех пор. Теперь он не выглядел и не пах, как алкоголик. Он был в хорошей физической форме. И, несмотря на то что он выглядел совершенно измотанным, был в нем какой-то дух спокойствия. Я еще раз напомнил себе, что мы с этим человеком совершенно чужие друг другу. Мы не отец и сын. И мы не враги.

Мы никто.

Он отвел взгляд к окну, за которым медленно умирал день.

– Салли… Твоя мать, то есть. Что с ней случилось?

Звон бьющегося стекла.

Визг моей матери.

Я подумал о том, что произошло после. Как она изо всех сил старалась поставить меня на ноги, невзирая на все трудности, с которыми сталкивалась как мать-одиночка. О боли и бесславии ее смерти. Как и смерти Ребекки, которая ушла слишком молодой, задолго до того, как она или я заслуживали такой потери.

– Она умерла, – сказал я ему.

Он промолчал. На миг мне показалось, что это его сломало. Но он тут же взял себя в руки.

– Когда?

– А это уже не твое дело.

Злость в моем голове удивила меня – но явно не моего отца. Он стоял там, поглощая силу удара. Наконец тихо произнес:

– Да. Наверное, да.

А потом он двинулся вниз по лестнице ко входной двери. Я посмотрел ему вслед. И на половине его пути вниз заговорил снова, негромко, но так, чтобы он услышал.

– Знаешь, я помню ту последнюю ночь. Ночь перед тем, как ты ушел. Когда в последний раз видел меня. Помню, насколько ты был пьян. Какое красное у тебя было лицо. Что ты сделал. Как бросил в нее стаканом. Как она закричала.

Он остановился на ступеньке и неподвижно застыл.

– Я все это помню, – продолжал я. – И как ты смеешь теперь про нее спрашивать?

Он не ответил.

А потом тихо продолжил спускаться по лестнице, оставив меня лишь с тошнотворным чувством в животе и гневным стуком сердца.

35

Выйдя из дома-убежища и сев за руль, Пит слишком быстро погнал по пустынным улицам, направляясь прямиком домой. Кухонный шкафчик звал его, и он собирался сдаться перед ним. Теперь, когда решение было принято, тяга выпить стала сильнее, чем когда-либо, и казалось, что вся его жизнь зависит от того, насколько скоро он туда доберется.

Оказавшись дома, Пит запер дверь и задернул занавески. Дом вокруг него был тих и неподвижен, и, хотя он уже стоял в нем, казался столь же пустым, как и до его появления. Поскольку, в конце концов, что он к нему добавил? Пит оглядел спартанскую меблировку передней комнаты. Она была такая же по всему дому – каждый уголок пространства настолько же аскетичен и тщательно организован. Правда была в том, что он годами жил в пустом доме. Скудным подобием жизни, которой едва живут, избегая жизни реальной, – не менее печальным от того, что оно опрятное и чистое.

Пустой. Бесцельный.

Никчемный.

Голос победно ликовал. Пит стоял на месте, медленно дыша и сознавая, как гулко бьется сердце. Но он бывал в такой ситуации уже множество раз, и именно так все это всегда и происходило. Когда позыв выпить становился слишком сильным, поддержать его могло что угодно. Любое событие или наблюдение, хорошее или плохое, могло быть развернуто и подогнано к месту.

Но все это полное вранье.

«Ты все это уже проходил».

«Ты справишься».

Тяга примолкла на миг, но тут же вновь принялась громогласно завывать где-то в голове, осознав хитрость, за которую Пит пытался ухватиться. Он позволил ей привезти себя домой на автопилоте, разрешил ей поверить, что готов сдаться, но теперь время опять самому взяться за руль.

Боль вихрем закручивалась у него в груди, бурлящая и невыносимая.

«Ты все это уже проходил».

«Ты справишься».

Стол. Бутылка и фотография.

Сегодня он добавил еще и стакан и после секундного промедления открыл бутылку и налил в него водки на два пальца. Поскольку почему бы и нет? Либо он выпьет, либо не выпьет. Плевать, сколько он уже проехал по этой дороге, – важно, доедет ли до конца.

Пискнул его телефон. Подобрав его, Пит увидел сообщение от Аманды, которая посвящала его в подробности допроса Нормана Коллинза. Похоже, что того получится привлечь за убийство Доминика Барнетта, но ситуация с Нилом Спенсером более туманна, и Коллинз решил прибегнуть к помощи адвоката.

«Думаете, Нила Спенсера убил тот человек, которого вы арестовали?» – спрашивал тогда Том.

Не исключено, ответил он, – и было совершенно ясно, что Коллинз действительно каким-то образом в этом замешан. Но если похитил и убил Нила не он, это означало, что настоящий убийца до сих пор на свободе. Любое облегчение, которое Пит мог испытать после ареста Коллинза, при этой мысли улетучилось без следа – столь же неотвратимо и безоговорочно, как двадцать лет назад, когда он увидел в приемной управления Миранду и Алана Смитов и понял, что кошмар далеко не позади.

Теперь это не должно было быть его проблемой. Том – его сын, хотя и давно покинутый, и обозначившийся конфликт интересов означает, что завтра ему надо поговорить с Амандой и взять отвод от расследования. Пит полагал, что это уже и само по себе принесет облегчение – сбросить с плеч подобную ношу. И все же, будучи глубоко в него затянутым – вынужденный опять противостоять Картеру и смотреть на тело Нила Спенсера на пустыре прошлой ночью, – он хотел довести дело до конца, какими бы тяжелыми ни могли оказаться для него последствия.

Отложив телефон в сторону, Пит уставился на стакан, пытаясь проанализировать, что чувствует, опять увидев Тома после стольких лет. Эта встреча должна была потрясти его до основания, но все же он чувствовал странное спокойствие. За все эти годы чувство отцовства только притуплялось – подобно тому, что он когда-то учил в школе, но потом в жизни не пригодилось. Воспоминания о Салли не настолько перехлестывали болевой порог, чтобы стать невыносимыми, но Тома он просто-таки невероятно подвел, и Пит изо всех сил старался никогда не думать об этом. Было лучше не иметь абсолютно никакого отношения к жизни сына, и когда бы он ни ловил себя на том, что пытается представить, каким человеком сейчас мог бы стать Том, то всегда старался поскорей отбросить такие мысли прочь. Касаться их было слишком горячо.

Но теперь он знал.

У него не было никакого права думать о себе как об отце, но было невозможно не оценить мужчину, которого он встретил сегодня днем. Писатель. Что вполне объяснимо, конечно же. Том даже в раннем детстве был творческой натурой – постоянно сочинял всякие истории, за лихо закрученными сюжетами которых Пит не всегда мог поспеть, или разыгрывал хитроумные сценарии с участием своих игрушек. Джейк, похоже, во многом такой же, каким был Том в его возрасте, – столь же восприимчивый и сообразительный ребенок. Из того малого, что удалось узнать Питу, становилось ясно, что Том порядком пострадал от трудностей и трагедий в своей жизни, но все же успешно растил Джейка в одиночку. Едва ли приходилось сомневаться, что его сын вырастет в достойного человека.

Не в кого-то там никчемного. Не беспомощного, не портача.

Что хорошо.

Пит провел пальцем по ободку стакана. Очень хорошо, что Тому удалось успешно преодолеть несчастное детство, которое он ему предоставил. Хорошо, что он отстранился от жизни Тома, прежде чем отравил ее еще сильнее, чем уже успел. Потому что было ясно, что еще как успел. Даже после столь долгого срока Том помнил. Нанесенный Питом удар был слишком страшен, чтобы сразу испариться из памяти.

«Я помню ту последнюю ночь».

Пит до сих пор мог представить себе ненависть и отвращение на лице сына, когда тот произносил эти слова. Подхватил стакан. Поставил его обратно. Хотя все это не совсем справедливо, так ведь? Он заслуживал неприятия и отвращения – он более чем хорошо это сознавал, – но вот ненависть еще надо заслужить. Когда Салли с Томом ушли от него, Пит пил уже практически постоянно и его дни и ночи слились в один довольно размытый образ, но тот конкретный вечер он помнил абсолютно ясно и четко. Описание Томом того, что произошло, было совершенно невероятным.

А это важно?

Наверное, нет. Если воспоминание его сына и не буквально соответствовало истине, то, подобно представлению самого Пита о собственной несостоятельности, по-видимому, хотя бы казалось достаточной истиной, и это была та истина, которая в конце концов и имеет значение.

Он посмотрел на знакомую фотографию себя с Салли. Снимок был сделан, когда Тома не было еще и в проекте, но Питу казалось, что при желании можно было разглядеть знание надвигающегося отцовства в выражении лица изображенного на нем молодого человека. Прищур против солнца. Неуверенная полуулыбка, которая будто вот-вот исчезнет. Словно мужчина на фото уже знал, что готов совершить непоправимую ошибку и все потерять.

А у Салли все равно такой счастливый вид!

Он потерял ее уже давным-давно, но лелеял фантазию, что она по-прежнему живет где-то, ведет спокойную, полную любви жизнь. Лелеял, поддерживая в себе отчаянную веру, что его собственная потеря стала приобретением для нее и для Тома. Но теперь он знал правду. Не было никакого приобретения. Салли умерла.

Пит снова подхватил стакан, но на сей раз задержал его в руке, наблюдая, как прозрачная жидкость маслянисто клубится внутри. Она выглядит так невинно, пока не сделаешь это, – почти как обычная вода, пока не шевельнешь стакан и не увидишь скрывающуюся внутри туманную муть.

Он все это уже проходил. Он сможет это пережить.

Но зачем трудиться?

Пит обвел взглядом комнату, опять взвешивая пустоту своего существования. Здесь не было ничего, предназначенного для него. Он – человек, сделанный из воздуха. Жизнь без веса. Не было ничего хорошего в его прошлом, что можно было бы спасти, и нет ничего в будущем, что стоило сохранять.

Только все это неправда, так ведь? Убийца Нила Спенсера по-прежнему может гулять на свободе. Если убийство мальчика произрастает из каких-то прошлых косяков Пита, тогда это его обязанность все исправить, какие бы личные последствия это ни вызвало. Нравится ему это или нет, но он опять вернулся в старый кошмар, и нужно окончательно разделаться с ним, даже если это окончательно сломает его. Да, имеется конфликт интересов, но если он будет соблюдать осторожность, то, наверное, никто никогда и не узнает. Пит сомневался, чтобы Том когда-либо пожелал распространяться про их отдаленную историю.

Вот хотя бы одна причина оставаться трезвым.

А еще…

«Спасибо за эту замечательную квартиру».

Пит улыбнулся, припомнив недавно сказанные слова Джейка. Немного странно было такое слышать, но все равно забавно. Он забавный ребенок. Замечательный ребенок. С творческой жилкой. С характером. Хотя наверняка тоже глаз да глаз нужен, как тогда за Томом временами.

Пит позволил себе подумать про Джейка еще немного. Сумел представить, как сидит и разговаривает с мальчишкой. Играет с ним, точно так же, как мог бы – и должен был – играть с Томом, когда тот был маленьким. Глупо это все, конечно же. Ничего тут нет. Через пару дней его участие в жизни этих двоих закончится, и он наверняка их больше никогда не увидит.

Но даже если так, Пит решил, что пить не будет.

По крайней мере, сегодня.

Легко со всей силы швырнуть стакан, конечно же. Всегда легко это сделать. Вместо этого он встал, прошел в кухню и медленно вылил его в раковину. Смотрел, как жидкость ускользает в слив, а вместе с ним и тяга из груди, когда он опять подумал про Джейка и ощутил нечто, чего не испытывал уже многие годы. Для этого не было никаких причин. Не было смысла.

Но все же она была.

Надежда.

Часть IV