Шепот за окном — страница 4 из 7

36

На следующее утро, подбрасывая Джейка до школы, я по-прежнему тихонько поражался, как хорошо он приспособился к нашим новым обстоятельствам. Прошлым вечером в доме-убежище завалился спать без единой жалобы, оставив меня сидеть в передней комнате наедине с лэптопом и собственными мыслями. Когда я, наконец, тоже отправился спать, то посмотрел на него, лежащего в кровати, и его лицо выглядело таким умиротворенным, что я подивился, не спокойней ли ему на самом деле здесь, чем в нашем новом доме. Интересно, что такое ему снилось, какие мечты крутились у него в голове?

Но тогда я вообще часто думал об этом.

Что касается меня самого, то даже при всей усталости в незнакомом окружении было гораздо труднее заснуть, чем обычно, так что оказалось большим облегчением, когда утром он вел себя хорошо и был нормально управляем. Наверное, рассматривал все это как некое увлекательное приключение. Какова бы ни была причина, я был благодарен этому. Я был настолько измотан и настолько на взводе, что сильно сомневался в своей готовности к каким-то настоящим испытаниям.

Мы доехали до школы, и я проводил его на игровую площадку.

– Ты как, дружок?

– Нормально, папа.

– Ну вот и отлично. Давай беги. – Я вручил ему бутылку с водой и рюкзачок. – Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю.

Он двинулся к дверям, размахивая рюкзачком у ноги. Там поджидала миссис Шелли. У меня не было никакого разговора с Джейком, как я обещал. Оставалось лишь надеяться, что сегодня все для него пройдет проще – или, по крайней мере, он никого не стукнет по носу.

– А вид-то у вас по-прежнему хреновый.

Карен пристроилась на ходу рядом со мной, когда я выходил через ворота на улицу. На ней было все то же толстое пальто, несмотря на теплое утро.

– Вчера вы беспокоились, не оскорбили ли меня этими словами.

– Угу, но ведь это было не так, правда? – Она пожала плечами. – Сегодня, на свежую голову, я решила, что ничего страшного.

– Тогда вы наверняка спали получше, чем я.

– Да уж вижу. – Она затолкала руки в карманы. – Что думаете делать? Как насчет по кофейку, или вам надо бежать и уставать где-то в другом месте?

Я пребывал в сомнениях. Делать мне было решительно нечего. Я сказал своему отцу, что лэптоп мне нужен для работы, но вероятность того, что в подобном состоянии я создам что-нибудь путное, практически равнялась нулю. Скорее всего, сегодня оставалось лишь просто толочь воду в ступе в смутной надежде на то, что со временем на горизонте появится какая-нибудь земля – просто убивать время, попросту говоря, – и при виде Карен я решил, что в жизни есть и более подходящие дни для подобных занятий.

– С удовольствием, – сказал я. – Было бы классно.

Мы двинулись пешком по главной дороге, где она провела меня мимо небольшого углового магазинчика и городского почтамта к кафешке под названием «Счастливый свин». На витринных стеклах были нарисованы зеленые луга, за которыми просвечивал деревенского вида интерьер с тесно поставленными деревянными столиками, словно на какой-нибудь фермерской кухне.

– Малость претенциозно. – Карен толкнула входную дверь, и звякнул колокольчик. – Но кофе очень даже ничего.

– Пока в нем есть кофеин.

Пахло действительно аппетитно. Сделав заказ у стойки, мы подождали его, стоя почти вплотную друг к другу в неловком молчании, не заговаривая и ожидая, когда заговорит другой. Потом отнесли свои чашки за свободный столик и уселись.

Карен стряхнула с плеч пальто. На ней были белая блузка и синие джинсы, и я подивился, какой стройной она выглядит без всех этих защитных доспехов. А были ли это защитные доспехи? Не исключено, подумал я. На запястьях у нее болталась путаница деревянных колец, которые с клацаньем опустились вниз, когда Карен подняла руки к голове и убрала волосы назад, завязав их в свободный хвостик.

– Итак, – начала она. – Что с вами все-таки происходит?

– Долгая история. Сколько вы хотите узнать?

– Ой, да всё!

Я поразмыслил над этим. Как писатель, среди всего прочего я всегда был убежден, что не стоит излагать свои сюжеты, пока они не закончены. Если вы это сделаете, будет меньше побудительных мотивов записать их. Это примерно как с той историей, которая поначалу просто напрашивается, чтобы ее в том или ином виде рассказали, – чем чаще ее пересказываешь, тем меньше интереса она вызывает у тебя самого.

Так что с этой мыслью в голове я решил рассказать Карен все.

Ну, или почти все, во всяком случае.

Она уже знала про хлам у меня в гараже и визит человека, который оказался Норманом Коллинзом, но почти удавшееся похищение Джейка посреди ночи заставило ее поднять брови. Потом настал черед того, что я узнал от миссис Ширинг, и событий, которые разворачивались вчера. Обнаружения тела. Дома-убежища.

И, в довершение всего прочего, моего отца.

До сих пор у меня создавалось впечатление, что Карен – дамочка довольно фривольная: тяготеет к сарказму и игривым приколам. Но к тому моменту, как я закончил свой рассказ, вид у нее был потрясенный и чертовски серьезный.

– Вот блин! – негромко произнесла она. – Никаких подробностей прессе пока не предоставили – только что на участке найдены какие-то человеческие останки. Я и подумать не могла, что это у вас…

– По-моему, сейчас они не расположены раскрывать свои карты. Из того, что я смог понять, они считают, что это останки мальчика по имени Тони Смит. Одной из жертв Фрэнка Картера.

– Бедные его родители! – Карен покачала головой. – Двадцать лет… Хотя могу предположить, что после такого долгого времени они должны были знать. Может, для них это даже какое-то облегчение, что все наконец закончилось…

Я припомнил слова своего отца.

– Каждый должен в конце концов попасть домой.

Карен смотрела куда-то в сторону. Казалось, что она хочет еще меня порасспросить, но по какой-то причине не уверена, следует ли это делать.

– Этот человек, которого они арестовали… – произнесла она.

– Норман Коллинз.

– Да, Норман Коллинз. А он-то откуда знал?

– Не знаю. Судя по всему, он всегда интересовался этим делом. – Я отпил кофе. – Мой отец вроде думает, что все это время он был сообщником Картера.

– И также убил Нила Спенсера?

– Не уверен.

– Надеюсь, что так… Ну, – тут же поправилась она, – в смысле, жутко так говорить, но, по крайней мере, это помогло им прижать мерзавца. Господи, если б вы не проснулись…

– Знаю. Даже думать не хочу об этом.

– Блин, какой кошмар!

Это было так – но, конечно же, нежелание думать об этом не означало, что я мог заставить себя прекратить.

– Я прочитал про него вчера вечером, – сказал я. – Про Картера, в смысле. Не особо приятное чтение, но, пожалуй, мне нужно было знать. Шептальщик. Некоторые подробности просто ужасны.

Карен кивнула.

– «Если дверь прикрыть забудешь, скоро шепот слышать будешь…» Я спросила у Адама, после того как вы про это упомянули. Это такой детский стишок. Он никогда не слышал про Картера, естественно, но, полагаю, изначально это про него. Передается из уст в уста.

– Предостережение насчет чего-то вроде Черной Руки или Подкроватного Монстра.

– Угу. Только самого настоящего.

Я подумал про стишок. Адам слышал его, не понимая, что он означает, и, может, тот уже распространился далеко за пределы Фезербэнка. Такого рода страшилки частенько ходят среди ребятишек, так что, наверное, кто-то из детей в старой школе Джейка повторял его, и вот так тот его и выучил.

Да, все должно быть примерно так, конечно же. Та маленькая девочка не могла его научить, поскольку она не настоящая.

Но это не объясняло бабочек. Или мальчика в полу.

Карен словно прочитала мои мысли.

– А что Джейк? Как он со всем этим справляется?

– Нормально, по-моему. – Я пожал плечами, хотя и несколько беспомощно. – Я не знаю. Мы с ним… нам иногда трудно говорить друг с другом. Он не самый простой ребенок.

– Такого не бывает, – сказала Карен.

– А я не самый простой из взрослых.

– То же самое. Хотя как насчет вас? Довольно странно, наверное, увидеть отца после столь долгого времени. У вас что, действительно все это время не было с ним никакого контакта?

– Абсолютно никакого. Моя мать ушла со мной, когда поняла, что с нее хватит. С тех пор я его не видел.

– Хватит?

– Пьянства, – сказал я. – Распускания рук…

Но тут же прикусил язык. Было проще объяснить это так, чем вдаваться в подробности, но правда заключалась в том, что, помимо той финальной ночи, я вообще-то не помню, чтобы отец когда-нибудь поднимал руку на нее или на меня. Пил – да, хотя на самом-то деле в то время я этого до конца не понимал; просто знал, что он постоянно был на что-то зол, что целыми днями где-то пропадал, что денег не хватало, что родители жестоко ссорились. И хорошо помню обиженное возмущение и горечь, которые он буквально излучал – висящее в воздухе чувство угрозы, словно что-то плохое могло произойти абсолютно в любой момент. Помню, что был испуган. Но настоящее рукоприкладство – это, пожалуй, преувеличение.

– Жаль это слышать, – сказала Карен.

Я опять пожал плечами, чувствуя себя окончательно неловко.

– Спасибо. Но да, действительно было странно увидеть его. Я помню отца, конечно, но он не такой, каким был. Теперь он не похож на пьянчугу. Все его манеры, похоже, совершенно переменились. Стал рассудительней, спокойней…

– Люди меняются.

– Да, согласен. И это хорошо, впрочем. Теперь мы оба совершенно разные люди. Я больше не ребенок. А он на самом-то деле мне не отец. Это вообще не имеет значения.

– Не убеждена, что верю вам.

– Ну, что есть, то есть.

– Наверное. – Карен допила кофе и принялась натягивать пальто. – Боюсь, что на этой печальной ноте я вынуждена вас покинуть.

– Надо идти и уставать в каком-то другом месте?

– Нет, я хорошо выспалась, не забыли?

– Верно. – Я бездумно закручивал ложечкой остатки кофе в своей чашке. Похоже, Карен не была расположена рассказывать мне, чем занимается, и мне пришло в голову, что я едва ли вообще хоть что-то про нее знаю. – Мы провели все это время, разговаривая только обо мне, вы заметили? По-моему, это нечестно.

– Потому что вы гораздо более интересный человек, чем я, особенно в данный момент. Наверное, это то, о чем вы можете написать в какой-нибудь своей книге.

– Может, и напишу.

– Ах да, простите… Я вас «погуглила». – На миг вид у нее стал смущенный. – Я хорошо умею искать. Только не говорите никому.

– Ваш секрет в полной безопасности.

– Рада это слышать. – Карен примолкла, словно хотела сказать что-то еще. Но потом помотала головой, явно передумав. – Еще увидимся?

– Обязательно. Берегите себя.

Когда она ушла, я доцедил последние капли кофе, гадая, что же она только что собиралась сказать. А также обдумывая тот факт, что она искала меня через «Гугл». К чему бы это?

И было ли что-то неправильное в том, что мне это на самом деле понравилось?

37

– Вы тут уже всё, лапочка?

Мужчина помотал головой, на миг не совсем понимая, где он и что у него спрашивают. А потом увидел улыбающуюся ему официантку, опустил взгляд на столик и понял, что давно допил свой кофе.

– Да. – Он откинулся на спинку стула. – Простите, задумался.

Она опять улыбнулась, забирая его пустую чашку.

– Принести еще что-нибудь?

– Может, чуть позже.

У него не было намерения ничего заказывать, но пусть даже кафешка была полупуста, имело смысл вести себя вежливо и соблюдать общественные нормы. Ему не хотелось, чтобы его запомнили только из-за того, что он злоупотребил местным гостеприимством. Ему не хотелось, чтобы его вообще запомнили.

Обычно это удавалось ему более чем хорошо – хотя правда заключалась в том, что люди сами упрощали ему задачу. Создавалось впечатление, что слишком многие из них окончательно затерялись в шуме бытия, бредя по жизни, как лунатики, совершенно безразличные к миру вокруг себя. Загипнотизированные своими мобильными телефонами. Не обращающие внимания на проходящих мимо. Люди эгоистичны и равнодушны и практически не замечают того, что находится на периферии. Если ты ничем не выделяешься, то так же быстро и бесследно исчезнешь из их мыслей, как какой-нибудь сон.

Он не сводил взгляд с Тома Кеннеди, сидящего в двух столиках от него.

Кеннеди располагался к нему спиной, и теперь, когда эта женщина ушла, мужчина мог смотреть на него сколько угодно. Пока она оставалась там, лицом к нему, он прихлебывал кофе и делал вид, будто уткнулся в свой телефон, делая себя ничем не примечательной частью обстановки кафе. Но все это время тщательно прислушивался, конечно же. Разговоры перемешиваются между собой, если ты им позволяешь, создавая непроницаемый фоновый гул, но если хорошенько сосредоточиться, то можно вычленить нужный и без проблем следить за ним. Все, что для этого требуется, – полная концентрация. Как тонкая настройка радиоприемника, когда исчезают помехи и ты слышишь чистый сигнал.

Как прав он был, подумал он сейчас.

«Нам иногда трудно говорить друг с другом».

«Он не самый простой ребенок».

Ну что ж, мужчина все больше убеждался, что под его-то заботой Джейк действительно расцветет. Он даст мальчику дом, которого тот заслуживает, окружит любовью и вниманием, в которых тот так нуждался. А тогда и он сам почувствует себя исцеленным и цельным.

А если нет…

У времени есть свойство притуплять ощущения. Он поймал себя на мысли, что теперь гораздо проще думать о том, что он сотворил с Нилом Спенсером. Лихорадочная дрожь, которую он испытывал потом, с тех пор давно растаяла, и теперь он мог управляться с воспоминаниями куда как более беспристрастно – вообще-то это почти доставляло удовольствие. Поскольку, по правде сказать, мальчишка этого заслуживал, верно? А если и были моменты умиротворения и счастья в течение прошедших двух месяцев, когда абсолютно все казалось чудесным, то ощущение спокойствия и собственной правоты, которое несло в себе послевкусие того последнего дня, тоже по-своему дарило чувство уюта.

Но нет.

До этого не дойдет.

Том Кеннеди встал и направился к дверям. Мужчина уставился в свой телефон, наугад тыча пальцем в экран, когда Кеннеди проходил мимо.

Мужчина посидел еще несколько секунд, размышляя о других вещах, которые удалось услышать. Кто такой Норман Коллинз? Имя было совершенно ему незнакомо. Один из тех остальных, предположил он, но у него не было ни малейшего предположения, почему Коллинза сейчас арестовали. Впрочем, это его вполне устраивало. Внимание полиции будет отвлечено. Кеннеди будет не столь настороже. Из чего следовало, что ему всего лишь нужно выбрать правильный момент, и все будет просто замечательно.

Он поднялся.

Чем сильнее шум, чем проще по-тихому ускользнуть, оставшись незамеченным.

38

«Я так долго тебя искал!»

Выбравшись из машины, Пит направился к больнице и спустился на лифте в подвал, где базировалось городское отделение судебной медицины. Одна стенка лифта была зеркальной, и он выглядел в ней вроде вполне нормально. Казался даже совершенно спокойным. Какие-то детали внутри могут быть сломаны, но снаружи он сейчас как аккуратно запакованный подарок, который загремит, только если его случайно встряхнуть.

На самом же деле Пит не мог припомнить, чтобы когда-нибудь вообще ожидал чего-нибудь с такой томительной тревогой.

Он целых двадцать лет искал Тони Смита. Иногда даже закрадывалась подспудная мыслишка: уж не поддерживало ли его все это время отсутствие мальчика – не давало ли оно ему чувство цели и причину продолжать жить и работать? И неважно, насколько старательно он пытался не думать об этом, – это дело для него никогда не было закрыто.

Так что Пит не мог оставаться в стороне, когда это действительно произошло.

Он просто ненавидел эти патологоанатомические операционные, всегда ненавидел. Запах антисептика никогда в достаточной мере не скрывал лежащую в основе трупную вонь, а режущий глаза свет и сверкающие металлические поверхности лишь подчеркивали пятнистую мраморность тел, выставленных там напоказ. Смерть была здесь осязаемой – выложенной, словно мясо на прилавок, и совершенно прозаичной. Эти помещения ассоциировались с килограммами и градусами, и пружинными канцелярскими планшетами, исчерканными химическими и биологическими формулами – всем таким холодным и клинически беспристрастным. Каждый раз, бывая здесь, Пит сознавал, что большинство важных составляющих человеческой жизни – эмоции, характер, опыт – блистательно отсутствовали.

Патологоанатом, Крис Дейл, подвел его к каталке на дальнем конце помещения. Следуя за этим человеком, Пит чувствовал легкость и дурноту, едва перебарывая стремление повернуть назад.

– А вот и наш мальчик.

Дейл говорил негромко. Он был известен всему управлению своими совершенно бесцеремонными и пренебрежительными манерами, когда дело доходило до общения с полицией, оставляя свое уважение для тех, кого всегда именовал своими пациентами.

«Наш мальчик».

По тому, как Дейл сказал это, было ясно, что останки теперь под его покровительством. Что унижения, которым они подверглись, уже позади, и что теперь за ними будут бережно присматривать.

«Наш мальчик», – подумал Пит.

Кости были выложены в форме маленького ребенка, но время отделило многие из них, и не осталось ни клочка плоти. За долгие годы Пит повидал достаточно много скелетов. Каким-то образом смотреть на них было проще, чем на недавно погибших людей, – те больше напоминали человеческие существа, но, в своей жутковатой неподвижности, почему-то нет. И все же реальность всегда попадала в цель: тот факт, что люди умирают, и после короткого периода времени остаются лишь объекты, кости, что-то лишь немногим большее, чем разрозненный набор бездушных предметов, брошенных там, где они упали.

– Полное посмертное исследование пока только предстоит, – сообщил Дейл. – Его намечено провести позже. Что я могу сказать вам прямо сейчас, так это что перед нами останки ребенка мужского пола, которому на момент смерти было около шести лет. Причину смерти на данный момент не могу назвать даже предположительно – может, мы этого вообще никогда и не выясним, он мертв уже достаточно продолжительное время.

– Двадцать лет?

– Не исключено. – Дейл помедлил, зная, о чем именно спрашивает Пит, а потом показал рукой на вторую каталку по соседству. – Здесь у нас есть также дополнительные предметы, собранные на месте обнаружения останков. Включая и коробку, конечно же, – скелет был привезен сюда в ней, чтобы предохранить его от повреждений. Под костями имелась одежда.

Пит придвинулся на шажок ближе. Одежда была старой и затянута паутиной, но Дейл и его команда осторожно извлекли ее, и теперь она лежала той же нетронутой, аккуратно сложенной стопкой, в какую и была некогда уложена. Ему не потребовалось перебирать ее, чтобы понять, что там, в этой стопке.

Синие тренировочные штаны. Маленькая черная рубашка-поло.

Он повернулся и опять посмотрел на останки. Дело ни на секунду не отпускало его все эти годы, и все же впервые он увидел Тони Смита в реальной жизни. До настоящего момента имелись только фотографии мальчика, навеки застывшего во времени. Сложись все чуть-чуть по-другому, и сегодня Пит вполне мог разминуться с двадцатишестилетним Тони Смитом где-нибудь на улице, даже никогда не слыша этого имени. Он уставился вниз на маленький сломанный каркас, некогда поддерживающий и содержащий в себе человеческое существо, вместе со всеми изначальными возможностями того, кем оно могло бы стать.

«Все их надежды и мечты пошли прахом, и, типа, что же ты, гад, натворил».

Пит вытолкал слова Фрэнка Картера из головы и несколько секунд молча стоял, опустив взгляд, желая проникнуться величием момента. Но только вот почти сразу осознал, что никакого величия тут нет, что его здесь не более, чем присутствия самого Тони Смита в этом пустом панцире из костей, лежащих на каталке. Пропавший мальчик так долго держал Пита на орбите, что вся его жизнь вращалась вокруг загадки местонахождения Тони. Центр притяжения исчез, и все же его траектория осталась прежней.

– В коробке мы еще нашли несколько вот таких, – добавил Дейл.

Повернувшись, Пит увидел, как патологоанатом наклонился вперед, держа руки в карманах и заглядывая в картонную коробку, в которой нашли Тони Смита. Придвинувшись ближе, инспектор разглядел, что внимание эксперта сосредоточено на бабочке, застрявшей в паутине внутри. Бабочка была явно мертва, но разноцветный рисунок у нее на крылышках оставался четким и ярким.

– Трупная моль, – произнес Пит.

– Вот уж не думал, что вы поклонник бабочек, детектив.

– Видел однажды документальный фильм по телику. – Пит пожал плечами. Он всегда считал, что смотрит телевизор и читает, только чтобы попросту убить время, и был несколько удивлен сам собой, обнаружив, что кое-какие знания все-таки застряли в голове. – Надо же как-то заполнить столько пустых вечеров…

– Надо думать.

Пит порылся в памяти в поисках подробностей. Этот вид бабочек водился в стране, но встречался сравнительно редко. Программа, которую он когда-то смотрел, была посвящена команде эксцентричных людей, прочесывающих поля и лесополосы в попытках обнаружить таких вот бабочек. Под конец они все-таки нашли один экземпляр[11]. «Трупную моль» привлекает мертвечина. Сам Пит никогда их не видел, но с тех пор как посмотрел фильм, поймал себя на том, что более внимательно изучает проселочные дороги и лесополосы, в которых ведет свои поиски по выходным, гадая, не может ли их присутствие обеспечить какое-то указание на то, что он ищет в нужном месте.

В кармане у него зажужжал телефон. Вытащив его, он обнаружил сообщение от Аманды. Быстро прочитал: новые сведения по делу. После ночи в камере Норман Коллинз, похоже, пересмотрел свою отказную позицию и теперь был готов поговорить с ними. Она хотела, чтобы Пит вернулся как можно скорее.

Он убрал телефон, но немного помедлил, глядя на картонную коробку перед собой. Она была скреплена нахлестывающимися друг на друга полосами коричневого скотча: контейнер явно заклеивали, открывали заново и опять заклеивали много раз на протяжении многих лет. Коробку теперь предстояло отправить в криминалистическую лабораторию в надежде обнаружить отпечатки пальцев. Взгляд Пита перемещался теперь по ее поверхности, рисуя невидимые руки, прикасавшиеся к ней все эти годы. Он представил себе людей, поглаживающих по ней пальцами, словно картон – это суррогатная кожа, вмещающая кости, что таятся внутри.

Мечта коллекционера определенного сорта.

На миг он подумал, не воображали ли себе такие люди биение сердца. Или же они упивались отсутствием такового?

39

Усевшись напротив Аманды и Пита в допросной, адвокат Нормана Коллинза тяжело вздохнул.

– Мой клиент готов сделать признание в убийстве Доминика Барнетта, – объявил он. – Но он категорически отрицает любое участие в похищении и убийстве Нила Спенсера.

Аманда выжидающе посмотрела на него.

– Однако мой клиент готов сделать полное и чистосердечное заявление относительно своей осведомленности об останках, обнаруженных вчера на Гархольт-стрит. У него нет желания, чтобы вы тратили на него свои ресурсы, потенциально подвергая опасности какого-то другого ребенка, и он уверен, что имеющие у него сведения помогут вам определить личность человека, действительно ответственного за данное преступление.

– Что мы весьма высоко оценим.

Аманда вежливо улыбнулась, хотя могла сразу распознать, когда ей несут пургу, едва ее услышав. Безмолвно сидящий на противоположной стороне стола Коллинз словно уменьшился в размерах и выглядел совершенно пришибленным. Он не был человеком, созданным для тюрьмы, и ночь в камере напрочь стерла самодовольство, которое он демонстрировал тут вчера. Тот факт, что Коллинз наконец собрался заговорить, не принес ей большого удовольствия, поскольку его мотивом были собственные интересы, а не желание спасти чьи-то жизни. Никакими добрыми побуждениями тут и не пахло: у него попросту было время осознать, что разговор с ними – возможность изложить свою сторону истории – может в ближайшей перспективе принести ему пользу. Что он, скорее всего, будет лучше выглядеть в их глазах, если будет сотрудничать и выкажет желание помочь.

Но теперь не время выказывать отвращение. Особенно если он действительно может помочь.

Она откинулась на стуле.

– Итак, рассказывайте, Норман.

– Не знаю, с чего и начать…

– Вы знали, что останки Тони Смита находятся в доме, так ведь? Давайте с этого и начнем.

Коллинз несколько секунд молчал, уставившись на разделяющий их стол и собираясь с духом. Аманда бросила взгляд на Пита, сидящего рядом с ней, и увидела, что он сделал то же самое. Она беспокоилась за него. Вид у него был еще более подавленный, чем обычно, и после приезда в отдел он едва обменялся с ней парой слов. Казалось, что он вот-вот соберется что-то сказать ей, но по какой-то причине сдерживается. Аманда знала, насколько ему сейчас тяжело. Он приехал прямо с осмотра того, что почти наверняка было останками Тони Смита, мальчика, которого он так долго искал, и теперь ему предстояло услышать правду про то, как все это происходило столько лет назад. Эти годы, может, и закалили его на поверхности, но ей даже не хотелось думать обо всех его старых глубинных ранах, которые в любой момент были готовы вскрыться вновь.

– Я понимаю, что вы думаете о моем увлечении, – тихо проговорил Коллинз.

Аманда опять переключила внимание на него.

– И понимаю, что многие могут про них подумать. Но остается тот факт, что я очень уважаемый человек в своей области. И за долгие годы приобрел репутацию очень грамотного коллекционера.

Коллекционера.

В его устах это прозвучало совершенно безобидно – даже респектабельно, – но она сама видела, что представляет собой его коллекция. Какого рода человека может тянуть к материалу, за приобретением которого он провел столько лет? Аманда представила себе, как Коллинз и люди, подобные ему, словно крысы, снуют по темному подбрюшью Интернета. Заключают сделки, строят планы. Грызут провода общества. Когда теперь Коллинз поднял на нее взгляд, брезгливость, которую она испытывала, должно быть, совершенно ясно отразилась у нее на лице.

– Вообще-то это ничем не отличается от того, чем могут увлекаться другие люди, – произнес он оборонительным тоном. – Я давным-давно выяснил, что мое хобби рассматривается большинством как весьма своеобразное, а у некоторых и вовсе вызывает омерзение. Но за все эти годы я убедительно доказал свою надежность как делового партнера, что обеспечило мне доступ к более важным предметам, чем остальным.

– Вы – серьезный дилер?

– Серьезный дилер серьезных вещей. – Он облизал губы. – И, как и в любом другом таком деле, здесь есть и открытые торговые площадки, а есть и только для своих. Мой интерес к делу Шептальщика был хорошо известен как раз в последних. И вот несколько лет назад меня поставили в известность, что мне может открыться некий совершенно новый… опыт, скажем так. При том условии, что я буду готов хорошо заплатить, естественно.

– И в чем же заключался этот «опыт»?

Коллинз секунду смотрел на нее, а потом ответил, как будто это была самая естественная вещь во всем мире:

– Провести время с Тони Смитом, конечно же.

Секунда тишины.

– Каким образом? – спросила Аманда.

– Первым делом мне было велено посетить Виктора Тайлера в тюрьме. Все было организовано через Тайлера. Фрэнк Картер знал об этом, но у него не было интереса быть замешанным напрямую самому. Процедура заключалась в том, что Тайлер должен был подвергнуть проверке людей, приходящих к нему. К своему удовольствию, я легко прошел такую проверку. После перечисления средств супруге Тайлера я был направлен по одному известному адресу. – Коллинз скривился. – Меня не удивило, что меня послали к Джулиану Симпсону.

– По какой причине?

– Он был весьма нечистоплотный тип. Никакой личной гигиены. Ну, и тут не всё на месте. – Коллинз постучал себя по лбу. – Люди обычно потешались над ним, но вообще-то на самом деле все его побаивались. Этого дома тоже. Довольно странного вида место, вам не кажется? Помню, что дети подначивали друг друга залезть в сад. Фотографировались там, и все такое. Даже задолго до этого – когда я еще был ребенком – люди думали, что это местный дом ужасов.

Аманда опять бросила взгляд на Пита. Лицо его было непроницаемо, но она могла представить, о чем он сейчас думает. В то время имя Джулиана Симпсона никогда не всплывало в деле. Полиции ничего не было известно ни про этого человека, ни про его страшноватый дом. И это было вполне объяснимо. Люди вроде Симпсона есть в каждой густонаселенной местности, и их репутация среди юного поколения вовсе не обязательно основывается на чем-нибудь осязаемом – и простирается явно не до той степени, когда может чем-то насторожить взрослых.

Но неважно – она знала, что Пит все равно будет винить только себя.

– Что произошло дальше?

– Я пришел в дом на Гархольт-стрит, – продолжал Коллинз. – После того как выплатил еще некоторую сумму Симпсону, мне велели подождать в комнате на первом этаже. Через какое-то время он вернулся с запечатанной картонной коробкой. Осторожно разрезал скотч, открыл. И там… там он и был.

– Для протокола, Норман?

– Тони Смит.

Аманда едва заставила себя задать следующий вопрос:

– И что вы сделали с останками Тони?

– Что сделал?! – Коллинз был искренне изумлен. – Да ничего я с ними не делал! Я не чудовище какое-нибудь – не то что некоторые! И я не хотел бы повредить столь ценный экспонат, даже если бы мне разрешили. Нет, я просто стоял там. Отдавал дань уважения. Впитывал атмосферу. Вам, наверное, это трудно понять, но это были одни из самых ярких часов в моей жизни.

«О господи!» – подумала Аманда.

Он сейчас напоминал человека, вспоминающего какую-то потерянную любовь.

Из всех сценариев, которые она могла себе вообразить, его ответ был одновременно и самым банальным, и самым ужасающим. Время, проведенное с телом убитого мальчика, явно ассоциировалось для него с неким религиозным опытом, и Аманде просто не приходило в голову что-нибудь более жуткое, чем представить его стоящим там и верящим, что у него есть какая-то особенная связь с прискорбными останками в коробке у него под ногами.

Пит рядом с ней медленно подался вперед.

– Вы сказали: «не то что некоторые».

Как тяжело ему все это ни далось, голос сейчас у него был просто усталый – усталостью, которая шла откуда-то из самой глубины души, подумала Аманда.

– Кто эти «некоторые», Норман? Что они делали?

Коллинз сглотнул.

– Это было после того, как Доминик Барнетт взял дело на себя – после смерти Джулиана. Я думал, они с ним друзья, но у Барнетта не было той степени уважения. Все под его присмотром пошло наперекосяк.

– И именно потому вы его и убили? – спросила Аманда.

– Чтобы защитить экспонат! И Барнетт не дал бы мне больше доступа – не после того последнего раза. Тони надо было содержать в безопасности.

– Расскажите нам про этих «некоторых», Норман, – терпеливо напомнил Пит.

– Это было после того, как там стал командовать Барнетт. – Коллинз немного помедлил. – За годы я побывал там несколько раз, но для меня это всегда было одно и то же. Я отдавал дань уважения и хотел побыть наедине с Тони. Но стоило взяться за дело Барнетту, как там стали появляться и другие. И они относились к останкам далеко не с таким уважением, как я.

– Что они делали?

– Я ничего не видел, – сказал Коллинз. – Я ушел – мне это было отвратительно. А Барнетт отказался вернуть деньги. Даже насмехался надо мной. Но что я мог поделать?

– Почему это вызвало у вас отвращение? – спросил Пит.

– В последний вечер, когда я туда приходил, там было еще пять или шесть человек. Все были явно в каком-то нездоровом предвкушении. Самые разные типы – честно говоря, вы бы удивились, – и у меня создалось впечатление, что кое-кто из них приехал очень издалека. Все мы были совершенно незнакомы друг с другом. Но было ясно, что интересы у некоторых из них совсем другие, чем у меня. – Коллинз опять сглотнул. – Барнетт принес в эту комнату матрас. Вставил внутрь красную лампочку. Это было…

– Секс? – подсказала Аманда.

– Да. Думаю, что да. – Коллинз покачал головой и уставился в стол, словно это было за пределами даже его разумения. – Только не с телом – друг с другом. Но и это было омерзительно. Я никогда не смог бы участвовать в чем-нибудь таком.

– Так что вы ушли?

– Да. Когда я бывал там раньше, это было словно прийти в церковь. Тихо, благостно… Я чувствовал присутствие Бога. Но на сей раз, с этой лампочкой, с этими людьми…

Он опять не договорил.

– Норман?

Наконец Коллинз поднял взгляд.

– Это было все равно что оказаться в аду. 

* * *

– Ты ему веришь? – спросила Аманда.

Они опять вернулись в комнату оперативного состава. Пит прислонился к своему письменному столу, напряженно всматриваясь в полученные с камер наблюдения снимки людей, долгие годы посещавших в тюрьме Виктора Тайлера. Ее собственный взгляд тоже скользнул по ним. Здесь были и мужчины, и женщины. И молодые, и старые.

«Самые разные типы, – сказал им Коллинз. – Честно говоря, вы бы удивились».

– Я уверен, что Коллинз не убивал Нила Спенсера. – Пит махнул рукой над фотографиями. – Но что касается вот этих…

И тут же погрузился в молчание, выражая то же самое неверие, которое чувствовала она сама. В ходе своей полицейской карьеры Аманда насмотрелась достаточно ужасов, чтобы способность людей к жестокости ее больше не шокировала. Находясь на местах преступлений и дорожных аварий, она часто наблюдала, как собирается толпа зевак или проезжающие мимо автомобили замедляют ход, чтобы хотя бы одним глазком посмотреть на исковерканные человеческие тела. Она понимала притягательность смерти. Но только не такого рода.

– А ты знаешь, почему его прозвали Шептальщиком? – негромко спросил Пит.

– Из-за Роджера Хилла.

– Верно. – Он медленно кивнул. – Роджер был первой жертвой Картера. В семейном доме тогда был ремонт, и перед тем, как его похитили, Роджер сказал родителям, будто слышал, как кто-то шепчет у него под окном. У Картера была фирма по сооружению строительных лесов, которая там работала. Это было первое, что привлекло к нему наше внимание.

– Приманивал жертву. Втирался в доверие.

– Да. У Картера там была такая возможность, но странная вещь: родители всех остальных мальчиков заявляли, что их дети тоже слышали шепот. В тех случаях не имелось явной связи с Картером, но они все равно слышали шепот.

– Может, и в самом деле слышали.

– Может, и так. Или, наверное, дело было просто в прозвище, что появилось тогда в газетах, которое и отложилось у людей в голове… Кто знает? Как бы там ни было, оно прилипло. Шептальщик. Я всегда ненавидел эту кличку.

Аманда выждала.

– Потому что я хотел, чтобы про него забыли, понимаешь? Я не хотел, чтобы у него был титул. Но прямо сейчас, похоже, оно идеально ему подходит. Поскольку все это время он шептал. А люди – эти люди – слушали.

Взмахом руки Пит раскинул по столу фотографии.

– И я думаю, что кто-то из них слушал внимательней остальных.

Аманда опять посмотрела на снимки. А он прав, подумала она. Из всего, что сказал Коллинз, было ясно, что многие личности перед ней теперь уже достаточно далеко зашли по дороге, ведущей к отъявленному злу. И не было преувеличением считать, что кто-то из них – притягиваемый все дальше и дальше шепотом Фрэнка Картера – прошел по этой дороге гораздо дальше остальных. Большинство из этих людей были просто прихлебателями зла, но один из них представлял собой нечто худшее.

Ученика.

Где-то среди этих людей, подумала она, они и найдут убийцу Нила Спенсера.

40

После того как вечером Джейк отправился спать, я расположился в передней комнате дома-убежища со стаканом белого вина и лэптопом.

Даже по-прежнему пытаясь уложить в голове события последних нескольких дней, я, тем не менее, сознавал, что мне нужно писать. Это казалось невероятным при нынешних обстоятельствах, но денег, которые у меня еще оставались, не хватит навечно. И что более важно, казалось необходимым просто работать хотя бы над чем-нибудь – не только чтобы отвлечься от происходящего, но и потому, что так было всегда. В этом я весь. Это было то, что мне требовалось вернуть.

«Ребекка».

Я стер все, что уже написал, и уставился на ее имя. Когда-то мой замысел заключался в том, чтобы описать свои чувства и верить в то, что некое повествование со временем проглянет из тумана. Но было трудно понять мои чувства прямо сейчас, не говоря уже о том, чтобы перевести их во что-то такое простое, как напечатанные слова.

Мысли сами собой набрели на то, что утром в кафе сказала Карен: «Наверное, это то, о чем вы можете написать в какой-нибудь своей книге». И на тот факт, что она искала меня в Интернете. Я знал, какие чувства это у меня вызывает, поскольку опять ощутил небольшой всплеск приятного возбуждения. Я ее интересовал. Привлекал ли я ее? Да. Я просто не был уверен, что мне это можно. Посмотрел на имя Ребекки на экране. Приятное возбуждение исчезло, сменившись чувством вины.

Ребекка.

Я принялся быстро печатать.

Я точно знаю, как бы ты на это посмотрела, поскольку ты всегда была гораздо практичней меня. Тебе бы хотелось, чтобы моя жизнь продолжалась. Ты бы хотела, чтобы я был счастлив. Тебе было бы горько, но ты сказала бы мне, что так устроена жизнь. Вообще-то, скорее всего, ты сказала бы мне: «Не будь, блин, таким дураком!»

Но дело в том, что я не уверен, что пока готов тебя отпустить.

Может, это я сам чувствую, что не имею права на счастье. Что не заслуживаю…

В дверь позвонили.

Я закрыл лэптоп и направился вниз, опасаясь, как бы звонок не зазвенел еще раз и не разбудил Джейка. У самой двери слегка потер глаза, благодарный себе, что не успел расплакаться. И даже еще больше обрадовался этому обстоятельству, когда открыл дверь и увидел стоящего за ней своего отца.

– Детектив-инспектор Уиллис! – сказал я.

Он коротко кивнул.

– Можно войти?

– Джейк спит.

– Я так и понял. Но это ненадолго. И я не буду шуметь, обещаю. Просто хотел посвятить тебя в то, как идут дела.

Какая-то часть меня не желала впускать его, но это было слишком по-детски – и потом, он ведь полицейский. Когда все это закончится, я никогда больше его не увижу. Тот факт, что он выглядел таким пришибленным, почти заискивающим, тоже помог. Вообще-то мне казалось, что прямо сейчас из нас двоих как раз я обладаю большей властью. Я открыл дверь шире.

– Ладно.

Отец проследовал за мной наверх в переднюю комнату.

– Мы закончили с осмотром, – сказал он. – Завтра утром вы с Джейком можете вернуться домой.

– Это хорошо. А что там Норман Коллинз?

– Мы предъявили ему официальное обвинение в убийстве Доминика Барнетта. Он признал, что останки в доме принадлежат одной из жертв Картера, которую мы так и не нашли. Тони Смиту. Коллинз все время был в курсе.

– Каким образом?

– Долгая история. Подробности сейчас не имеют значения.

– Разве?.. Хорошо, тогда что там насчет Нила Спенсера? Попытки похитить Джейка?

– Мы над этим работаем.

– Крайне утешительно. – Я подхватил свой бокал с вином и отпил. – О, простите – где же мои хорошие манеры? Не желаете бокал?

– Я не пью.

– А было дело.

– Вот потому-то и не пью сейчас. Одни люди могут с этим справиться, другие – нет. Мне понадобилось какое-то время, чтобы это осознать. Я думаю, что ты человек, который может.

– Да.

Он вздохнул.

– А еще я думаю, что из-за всего, что произошло за все эти годы, тебе должно было прийтись ох как тяжело. Но ты, похоже, человек, способный много с чем отлично управиться. Это хорошо. Я очень этому рад.

Мне захотелось это оспорить. Не только то, какое он в принципе имел право судить обо мне, но и эти слова сами по себе. Он жестоко ошибался – я вообще ни с чем не способен управиться и не управляю своей жизнью вообще! Но, конечно, я никак не мог выказать перед своим отцом хотя бы самую малую толику слабости, так что ничего не сказал.

– Как бы там ни было, – произнес он. – Да. Я выпивал. Для этого было множество причин – причин, а не оправданий. Тогда мне много чего не удавалось.

– Быть хорошим мужем, например.

– Да.

– И отцом.

– И это тоже. Со всей вытекающей из этого ответственностью. Я никогда не знал, как быть отцом. И никогда не хотел им быть. А ты был трудным ребенком – правда, стало попроще, когда ты стал чуть постарше. Ты всегда был творческой натурой. Даже тогда придумывал всякие истории.

Я такого припомнить не мог.

– Да ну?

– Да. Ты был очень восприимчивым. Джейк, похоже, во многом похож на тебя.

– Джейк слишком уж восприимчивый, по-моему.

Мой отец покачал головой.

– Такого не бывает.

– Нет, бывает, и это значительно усложняет жизнь. – Я подумал про всех друзей, которых так и не завел, или которые сами не завели дружбы со мной. – И ты не знаешь, тебя там не было.

– Да, не было. И, как я уже говорил, из лучших побуждений.

– Ну что ж, тогда мы хоть в чем-то можем согласиться.

На этом, казалось, уже больше не осталось, что сказать. Он повернулся, словно бы собираясь уходить, но тут замешкался и через секунду опять посмотрел на меня.

– Но я тут хорошенько подумал насчет того, что ты говорил вчера вечером. Насчет того, что я бросил в твою мать стаканом перед уходом.

– И?..

– Не мог ты такого видеть, – сказал он. – Этого не было. Тебя даже не было в доме в тот вечер. Ты ночевал в гостях у какого-то приятеля из школы.

Я собрался было что-то сказать, но сразу остановился. Настал уже мой черед замешкаться. Первой безотчетной мыслью было, что отец лжет – иначе и быть не может, поскольку я совершенно четко помню тот вечер! И что у меня не было никаких приятелей. Но в чем тогда действительно правда? И кем бы ни был некогда мой отец, мне не представлялось, что теперь он стал лжецом. Вообще-то, как бы мне ни хотелось допускать такое, он производил впечатление человека, который стал скрупулезно честен в отношении собственных ошибок. Наверное, с годами ему это было необходимо.

Я еще раз прокрутил это воспоминание у себя в голове.

Звон бьющегося стекла.

Крики отца.

Визг моей матери.

Я видел этот образ у себя в голове абсолютно четко, но не мог ли я ошибаться? Эта картинка была куда более живой и яркой, чем остальные детские воспоминания, которые приходили мне в голову. Не слишком ли живой и яркой она была? Могла ли это быть скорее эмоция, чем реальное воспоминание? Квинтэссенция того, что я чувствовал, а не какое-то конкретное событие, которое действительно имело место?

– Хотя, надо сказать, в общем и целом все примерно так и произошло, – тихо произнес мой отец. – К моему глубочайшему стыду, именно это я и сделал. Я не бросал стакан в нее, поскольку самая глупость заключалась в том, что злился я как раз на стакан. Но это было достаточно близко.

– Я помню, что видел это!

– Не знаю. Может, Салли тебе рассказала…

– Она никогда не говорила про тебя ничего плохого. – Я покачал головой. – Ты ведь знаешь это, так? Даже после всего.

Отец печально улыбнулся. Было ясно, что да, он мог в это поверить, и это напомнило ему, как много он потерял.

– Тогда не знаю, – сказал он. – Но я хотел сказать тебе еще кое-что, хотя не знаю, имеет ли это сейчас какое-то значение. Не особо, но все же. Ты сказал, что это был последний раз, когда я тебя видел. Это тоже не так.

Я развел руками.

– Очевидно…

– Я имею в виду тогда. Твоя мать указала мне на дверь, и это было только к лучшему. Я уважаю ее решение. Я почти испытал облегчение, если честно, – или, по крайней мере, мне казалось, что я этого заслуживаю. Но были времена потом – перед тем, как вы вместе переехали, – когда, если я был трезв, Салли опять впускала меня в дом. Она не хотела расстраивать тебя или вызывать какую-то неловкость, и я тоже. Так что все это случалось только после того, как тебя укладывали спать. Я мог зайти в комнату, в которой ты спал, и легонько обнять тебя. Ты никогда не просыпался. Ты никогда про это не знал. Но я делал это.

Я молча стоял на месте. Поскольку опять не поверил, что мой отец лжет, и его слова потрясли меня. Мне припомнился Мистер Ночь, мой воображаемый друг в детстве. Человек-невидимка, который входил в мою комнату ночью и обнимал меня, пока я крепко спал. Хуже того, я прекрасно помню, насколько приятно это было, какое уютное спокойствие дарило. Как не было чем-то, что пугало меня. И каким обделенным я некоторое время себя чувствовал, когда Мистер Ночь исчез из моей жизни, словно я потерял какую-то важную часть себя самого.

– Я не оправдываюсь, – произнес мой отец. – Я просто хотел, чтобы ты знал, что все было сложно. Я был сложным. Прости.

– Ладно.

И тут уже действительно не осталось, что еще сказать.

Он начал спускаться вниз по лестнице, а я был все еще слишком потрясен, чтобы сделать что-либо иное, кроме как просто выпустить его за дверь.

41

На следующее утро я постарался, чтобы Джейк был готов раньше, чем обычно, и мы с ним успели заскочить домой перед тем, как я отвезу его в школу. Мой отец уже ожидал нас на улице в своей машине. Когда мы подошли к нему, он опустил стекло и сказал:

– Привет!

– Доброе утро, Пит, – солидно отозвался Джейк. – Как ваши дела?

При этих словах лицо моего отца чуть осветилось – его явно позабавил официальный тон, который мой сын иногда на себя напускал. Ответил он в том же духе:

– Премного благодарен, у меня все хорошо. А как ты, Джейк?

– Нормально. Было интересно пожить здесь, но я жду не дождусь, когда мы попадем домой.

– Могу представить.

– Но так, чтобы в школу не надо было идти.

– Это я тоже могу представить. Но школа – это очень важно.

– Да, – сказал Джейк. – Наверное.

Мой отец на это было рассмеялся, но тут же бросил на меня взгляд и поджал губы. Наверное, он думал, что общение с Джейком в таком стиле раздражает меня. Однако странная вещь: вчера в полиции это действительно было так, а сейчас – практически нет. Мне всегда нравилось, когда Джейку удавалось произвести впечатление на людей – это заставляло меня гордиться им. Глупо так думать, конечно же, – он был самостоятельной личностью, а не каким-то дополнением ко мне, – но это чувство всегда присутствовало, и, если что, в случае с моим отцом оказалось сильней, чем обычно. Я не совсем понимал почему. Мне хотелось ткнуть его носом в несостоявшееся отцовство или же это было некое бессознательное стремление произвести на него впечатление? Мне не слишком нравилось то, что оба варианта могли сказать обо мне.

– Там и встретимся. – Я отвернулся. – Пошли, Джейк!

Ехать было недалеко, но при утренних пробках добрались мы не слишком быстро. Джейк, сидевший на заднем сиденье, бесцельно пинал пассажирское кресло и насвистывал под нос какой-то мотивчик. Я то и дело поглядывал в зеркало заднего вида и видел его, наклонившего голову и всматривающегося через боковое стекло так, как он это обычно делал – словно совершенно не понимал открывающийся за ним внешний мир, но все-таки испытывал к нему некоторый интерес.

– Пап, а почему тебе не нравится Пит?

– Ты хотел сказать, детектив-инспектор Уиллис. – Я свернул на нашу улицу. – Дело не в том, что он мне нравится или не нравится. Я просто его не знаю. Он – полицейский, а не какой-то там друг.

– Хотя он дружелюбный. А вот мне он нравится.

– Ты тоже его совсем не знаешь.

– Но если ты не знаешь его и он тебе не нравится, то почему он и мне должен не нравиться, раз я его тоже не знаю?

Я чувствовал себя слишком измотанным для подобной словесной эквилибристики.

– Дело не в том, что он мне не нравится…

Джейк ничего не ответил, а у меня не было ни малейшего желания развивать эту тему. Дети очень хорошо чувствуют эмоциональную атмосферу, а мой сын даже еще более восприимчив, чем большинство его сверстников. Наверняка ему было ясно, что я говорю неправду.

И все же, действительно ли это была неправда? Наш вчерашний разговор остался со мной, и, наверное, как раз по этой причине было проще отождествлять себя с моим отцом – видеть в нем человека, который, как и я, находит отцовство делом сложным. Однако он уже не был тем человеком, которого я помнил с детства.

Сколько требуется времени, и насколько человеку надо измениться, прежде чем тот, кого ты всю жизнь ненавидел, уйдет и сменится кем-то новым? Пит теперь был кем-то другим.

Я не мог сказать, что он мне не нравится. Дело было в том, что я совсем его не знал. 

* * *

Когда мы подъехали к дому, там больше уже не было никаких признаков полицейской деятельности – даже оградительную ленту и ту убрали. Огромной толпы журналистов, которую я опасался увидеть, тоже не было – лишь небольшая группка людей, переговаривающихся между собой. Когда я остановил машину на подъездной дорожке, вид у них был не особо заинтересованный. Впрочем, в отличие от Джейка.

– Нас покажут по телевизору? – восторженно воскликнул он.

– Ни в коем случае.

– О…

Всю дорогу Пит держался у нас в хвосте. Остановив машину позади и чуть сбоку от нашей, он быстро выбрался из нее. Репортеры потянулись к нему, и я повернулся посмотреть, как он с ними разговаривает.

– Что происходит, папа?

– Обожди.

Джейк тоже изо всех сил вытягивал шею.

– А это не… – начал было он.

– Вот бля…

После этого в машине на секунду воцарилось молчание. Я уставился на небольшую группку, окружившую моего отца, смутно сознавая, что он вежливо улыбается им, что-то объясняет, примирительно пожимая плечами, и что некоторые из репортеров кивают в ответ. Но мое внимание было сосредоточенно на одном из них в особенности.

– Ты сказал слово на букву «Б», папа! – Джейк произнес это так, словно пребывал в полнейшем ужасе.

– Да, сказал. – Я отвернулся от Карен, стоящей среди репортеров с блокнотом в руке. – И да. Это мама Адама там стоит. 

* * *

– А нас покажут по телику, Пит? – спросил Джейк.

Я закрыл за нами входную дверь и накинул цепочку.

– Ты уже спрашивал, Джейк. Нет, не покажут.

– А я просто еще и у Пита спрашиваю.

– Нет, – сказал тот. – Тебя не покажут. Как и сказал тебе папа. Я как раз об этом разговаривал с людьми на улице. Они – репортеры, так что им интересно, что тут происходит, но я напомнил им, что вы оба не имеете к этому абсолютно никакого отношения.

– Типа как немножко имеем, – сказал Джейк.

– Ну, разве что немножко. Но не по-настоящему. Если б ты знал больше или был ближе замешан, тогда другое дело.

При этих словах я стрельнул в Джейка взглядом, надеясь, что по выражению моего лица он догадается, что сейчас не время распространяться про мальчика в полу. Сын глянул на меня в ответ и кивнул, но не собирался так легко оставлять тему.

– Это ведь папа его нашел!

– Да, – Пит кивнул. – Но этой информацией с теми людьми не делились. С их точки зрения, вы оба на самом-то деле не являетесь частью этой истории. По-моему, лучше так все и оставить.

– Ладно… – Джейк был явно разочарован. – Можно мне пойти посмотреть, что они тут делали?

– Конечно.

Он исчез наверху. Мы с Питом выжидательно застыли возле входной двери.

– Я совершенно серьезно, – сказал он мне через секунду. – Тебе нечего волноваться. Журналисты не захотят навредить судебному разбирательству. Конечно, я не могу запретить тебе общаться с ними, но все, что им известно, это что здесь обнаружены человеческие останки, и я не думаю, что ты вызовешь у них интерес. И они будут очень деликатны насчет Джейка.

Я кивнул, чувствуя себя совершенно отвратно. Может, только это пресса и знала официально, но вчера я столько всего выложил Карен, что трудно было и припомнить в подробностях. Она знала про ночного гостя, пытавшегося похитить Джейка. Знала тот факт, что именно я обнаружил тело. Что Пит – мой отец, отец-алкоголик и домашний драчун. И я наверняка наговорил еще много чего, что сейчас даже не могу восстановить в памяти.

«Я хорошо умею искать», – сказала тогда Карен.

В тот момент это был просто дружеский разговор – я не сознавал, что выкладываю все долбаному репортеру!

И это было обидно.

Она должна была мне сказать. Казалось, что она чувствует ко мне искренний интерес, но теперь я был далеко не столь в этом уверен. С одной стороны, Карен никак не могла заранее знать, что я как-то связан с этим делом. Но с другой – на протяжении всего нашего разговора ни разу не дала повода предположить, что на самом-то деле она не тот человек, которому мне следовало все это выкладывать.

Мой отец нахмурился.

– С тобой все нормально?

– Да.

Но оценить ущерб, нанесенный той беседой, еще только неизбежно предстояло. Пока же рассказывать про нее отцу я ни в коем случае не собирался.

– Мы тут в безопасности? – спросил я.

– Да. Нормана Коллинза в любом случае в ближайшее время не выпустят, но даже если вдруг такое и случится, здесь его больше ничего не интересует. Равно как и всех остальных.

– Остальных?

Отец замешкался.

– Людей всегда интересовал этот дом. Коллинз сказал мне, что в этом районе его прозвали «домом ужасов». Дети подначивали друг друга пролезть на участок. Фотографировались тут и все такое.

– Дом ужасов… Меня уже достало такое слышать.

– Да это просто детские страшилки, – попытался успокоить меня Пит. – Останков Тони Смита здесь больше нет. Это было все, что интересовало Коллинза. Не ты и не Джейк.

Не я и не Джейк. Но мыслями я постоянно возвращался к тому моменту, когда в тот вечер увидел Джейка в самом низу лестницы, разговаривающего с каким-то мужчиной через щель почтового ящика. Я не мог в точности воспроизвести слова, которые слышал, но запомнилось достаточно, чтобы понять, что тот пытался убедить Джейка открыть дверь, а я далеко не был убежден, что интересовали его исключительно ключи от гаража.

– А как насчет Нила Спенсера? – спросил я. – Коллинзу предъявили обвинение в его убийстве?

– Нет. Но у нас есть сразу несколько подозреваемых. Есть прогресс, и, поверь мне, я ни в коем случае не позволил бы вам обоим вернуться сюда, если б не думал, что тут вы в полной безопасности.

– Ты все равно не смог бы мне помешать.

– Да. – Он отвернулся. – Но я наверняка стал бы настаивать, особенно с учетом того, что здесь живет Джейк. Похищение Нила Спенсера было спонтанным – он гулял совершенно один. Это не тот человек, который жаждет внимания. Тебе определенно стоит получше присматривать за Джейком, но нет причин думать, что вам с ним грозит какая-то опасность.

Звучала ли в этих словах полная убежденность? Я далеко не был в этом уверен, но «прочитать» отца сегодня было нелегко. Вид у него был здорово измотанный. Когда я первый раз увидел его, было ясно, что он в хорошей физической форме, – но сегодня действительно выглядел на свой возраст.

– Устало выглядишь, – заметил я.

Отец кивнул.

– В самом деле устал. И мне придется сделать то, чего я отнюдь не ждал с нетерпением.

– Что именно?

– Неважно, – просто ответил он. – Важно то, что надо сделать.

Все это дело взяло с него свою дань, осознал я, и это было совершенно ясно по всему его поведению. «Важно то, что надо сделать». Теперь я видел перед собой человека, словно придавленного какой-то тяжкой ношей и изо всех сил пытающегося с ней справиться. Выглядел он так, как я часто ощущал самого себя.

– Моя мать, – вдруг произнес я.

Отец опять посмотрел на меня и выждал, не задавая никаких вопросов.

– Она умерла, – сказал я.

– Ты мне уже говорил.

– Ты сказал, что хочешь знать, что у нас происходило. Жизнь у нее была сложная, но она была очень хорошим человеком. Я не мог бы желать лучшего родителя. Это был рак. Она не заслуживала того, что с ней случилось, но она не страдала. Это произошло очень быстро.

Это была ложь – смерть моей матери была долгой и мучительной, – и я не понимал, почему сказал именно так. Никакой священный долг не требовал от меня дарить Питу душевное спокойствие или облегчать боль и чувство вины, которые он испытывал. И все же какая-то часть меня с удовлетворением отметила, что навалившийся на него вес вроде немного отпустил.

– Когда?

– Пять лет назад.

– Так Джейк ее еще застал?

– Да. Он ее не помнит. Но да.

– Ну что ж, рад слышать хотя бы это.

На секунду наступила тишина. Но тут Джейк ссыпался к нам по ступенькам, и мы оба одновременно чуть отпрянули друг от друга, словно между нами вдруг лопнула какая-то туго натянутая нить, притягивающая нас друг к другу.

– Все в точности как было, папа. – В голосе Джейка звучало чуть ли не подозрение.

– При обысках мы всегда соблюдаем аккуратность, – объяснил Пит. – И всегда прибираемся за собой.

– Качество, достойное восхищения.

Джейк повернулся и убежал обратно в переднюю комнату.

Пит покачал головой.

– Да, парень с характером.

– Угу. Он такой.

– Буду держать в курсе всех новостей, – сказал он. – Но пока, вдруг если что потребуется – я имею в виду, абсолютно что угодно, – то вот мои координаты.

– Спасибо.

Я посмотрел, как мой отец идет по дорожке к воротам, слегка кивая головой, и покрутил визитку в пальцах. Когда он сел в машину, я глянул на собравшихся за ней репортеров. Большинство из них уже разъехались. Я изучил лица оставшихся, высматривая Карен.

Но ее уже там не было.

42

«Это в последний раз, – повторял себе Пит. – Помни об этом».

Эта мысль являлась тем, за что можно было держаться, пока он сидел в ярко-белой допросной тюрьме, ожидая появления чудовища. За долгие годы Пит побывал здесь множество раз, и каждая такая встреча оставляла его потрясенным. Но после сегодняшнего дня у него больше не будет никаких причин сюда возвращаться. Тони Смит – всегда главный центр внимания этих посещений в прошлом – уже найден, и если Фрэнк Картер откажется говорить про человека, которого они сейчас ищут, то Пит уже принял решение выйти из этой комнаты и даже не оглядываться. И больше никогда не страдать от мерзкого послевкусия, вызванного нахождением в присутствии Картера.

«Это в последний раз».

Мысль помогала, но лишь немного. Казалось, что воздух в объятой тишиной комнате наполнен тягостным ожиданием и угрозой, а запертая дверь на дальнем конце словно дрожит от злобы. Поскольку Картер наверняка тоже знал, что это, скорее всего, их последняя встреча, и Пит был уверен, что тот расположен сделать ее максимально запоминающейся. До нынешнего момента страх перед этими встречами-стычками гнездился лишь в сфере разума и эмоций. В физическом смысле Пит никогда раньше Картера не опасался. Но прямо сейчас был только рад ширине стола, разделяющего комнату, и крепости оков, надетых на этого человека. Он даже гадал, не были ли все эти часы, проведенные в спортзале, некой подсознательной подготовкой на случай, если подобный момент все же настанет.

Сердце скакнуло, когда он услышал, как отпирают дверь.

«Сохраняй спокойствие!»

Разворачивался обычный, давно заведенный порядок: первыми зашли охранники; Картер тянул время. Пит постарался укрепить себя, сосредоточившись на конверте, принесенном с собой и лежащем теперь на столе перед ним. Он не сводил с него глаз и ждал, не обращая внимания на громадного мужчину, который наконец вошел в двери и тяжело уселся напротив него. Давай-ка разок поменяемся ролями – Картер может подождать. Пит хранил молчание, пока охранники не удалились и он не услышал, как закрылась дверь. И лишь тогда поднял взгляд.

Картер тоже уставился на конверт, с любопытством на лице.

– Ты написал мне письмо, Пит?

Инспектор не ответил.

– А я вот частенько подумывал тебе написать. – Картер поднял на него взгляд и улыбнулся. – Тебе это понравилось бы?

Пит подавил охватившую его было дрожь. Крайне маловероятно, чтобы Картер сумел добыть его домашний адрес напрямую, но мысль о получении даже переадресованного письма была совершенно невыносимой.

И вновь он ничего не сказал.

Картер неодобрительно покачал головой.

– Я уже говорил тебе в прошлый раз, Питер. Вся проблема – в тебе, понимаешь? Я делаю огромные усилия, чтобы поговорить с тобой. Я прохожу по всем этим длиннющим коридорам, чтобы что-то сообщить тебе и быть полезным. Но иногда кажется, что ты меня вообще не слушаешь.

– Кончается там, где начинается, – произнес Пит. – Теперь я это понимаю.

– Малость поздновато для Нила Спенсера, впрочем.

– То, в чем я заинтересован, так это как ты узнал, Фрэнк.

– И, как я уже сказал, это и есть твоя основная проблема. – Картер откинулся назад. Стул под его весом жалобно скрипнул. – Ты не слушаешь. Честно говоря, какое мне дело до какого-то сраного мальца? Это даже не то, что я имел в виду.

– Не то?

– Совсем не то. – Он опять подался вперед, внезапно куда более энергично и с куда более цепким взглядом, и Пит едва переборол стремление отпрянуть. – Эй, тут другое! Помнишь, как ты говорил, будто люди во внешнем мире совершенно забыли меня?

Пит покопался в памяти, потом кивнул.

– Ты сказал мне, что это не так.

– Верно. Ха-ха! И теперь-то до тебя дошло, насколько я понимаю? Дошло, как жестоко ты ошибался. Поскольку все это время там оставалась целая куча людей, про которых ты не знал и которые до сих пор испытывают ко мне неподдельный интерес.

На этих словах глаза Картера вспыхнули. Пит мог только представить, какое удовольствие он должен был получать все эти годы, зная, что у него есть фанаты вроде Нормана Коллинза, посещающие дом, в котором были спрятаны останки Тони Смита, и почитающие это место, словно некое святилище. Даже больше того, удовольствие ему должен был доставлять уже тот факт, что все это время Пит был об этом ни сном ни духом – знание о том, что пока тот безуспешно искал пропавшего ребенка, другие находили его совершенно легко.

– Да, Фрэнк. Я ошибался. Теперь я это знаю. И я уверен, что вся эта ситуация тебе крайне льстит. Ну как же – Шептальщик! – Он скривился. – Живая легенда!

Картер ухмыльнулся.

– По целому ряду направлений.

– Так давай, расскажи про какие-нибудь другие.

Картер ничего не сказал, но опустил взгляд на конверт, и улыбка его стала шире. Он явно не собирался купиться и рассказывать про убийцу Нила Спенсера. Пит знал, что если он собирается хоть что-нибудь выяснить, то нужно читать между строк, а это означало, что нужно постоянно поддерживать разговор. И хотя Картер мог намеренно подпускать тумана относительно некоторых тем, Пит был уверен, что он должен быть более чем счастлив поговорить о посетителях дома за все эти годы – по крайней мере, теперь, когда это уже не секрет.

– Ладно, – сказал Пит. – Почему именно Виктор Тайлер?

– О, Вик – хороший человек.

– Довольно интересная характеристика. Но что я вообще-то имел в виду, так это почему понадобился посредник, чтобы все это организовать?

– Не слишком-то хорошо быть слишком доступным, правда, Питер? – Картер покачал головой. – Если б любой мог узреть бога, сколько людей заморачивались бы ходить в церковь? Лучше держать некоторую дистанцию. Для них тоже, естественно. Безопасней. Насколько я понимаю, ты проверил всех моих посетителей за все эти годы?

– Я – единственный человек, который тебя посещал.

– И это большая честь, так ведь? – Он расхохотался.

– А как насчет денег?

– А что там с ними?

– Тайлеру платили – или, по крайней мере, его жене. Симпсону тоже, а после него и Барнетту. Но не тебе.

– А меня что, так волнуют деньги? – Картер был явно оскорблен. – Все, что мне надо от жизни, теперь достается бесплатно. Вик… Как я уже сказал, он хороший человек, достойный человек. И Джулиан тоже делал мне доброе дело. Это лишь справедливо, что им следовало получать что-то за свои труды. Никогда не знал Барнетта, да и он мне вообще-то до лампочки. Но это хорошо, что все эти люди платили за посещение такого места. Они, блин, просто обязаны были платить! Я ведь этого стою, разве не так?

– Нет.

Картер опять расхохотался.

– Может, после того, как ты всех их арестуешь, они даже попадут сюда, ко мне. Это будет для них реально круто, так ведь? Готов поспорить, это им очень понравится.

«Не настолько, насколько тебе», – подумал Пит.

Взяв конверт, он вытащил из него фотографии, которые принес с собой: тонкую пачку стоп-кадров с камер наблюдения, запечатлевших посетителей, которых Виктор Тайлер принимал все эти годы. Изображение Нормана Коллинза было на самом верху, и он осторожно придвинул его по столу к Картеру.

– Узнаешь этого человека?

Картер едва бросил на него взгляд.

– Нет.

Вторая фотография.

– А этого?

– Да не знаю я никого из этих мудаков, Питер! – Картер закатил глаза. – Сколько раз тебе повторять? Ты просто не слушаешь. Хочешь знать, что это за публика, – иди спроси Вика.

– Обязательно.

Вообще-то они с Амандой уже допросили Тайлера час назад, и тот существенно меньше наслаждался ситуацией, чем, судя по всему, Картер. Он был зол и сотрудничать отказался. Пит подумал, что это вполне объяснимо, учитывая то, что его супруга тоже во всем этом замешана, но молчание не могло спасти обоих. Равно как и посетителей, которых они уже опознали, – среди которых, как Пит был уверен, им и предстояло найти убийцу Нила Спенсера и которых тем временем разыскивали и опрашивали.

Всех, за исключением одного.

Пит двинул по столу еще одну фотографию. На ней был изображен довольно молодой человек – на вид лет под тридцать или чуть за тридцать. Средний рост и телосложение. Черные очки. Каштановые волосы по плечи. Тайлера он посетил несколько раз, последний раз за неделю до того, как был убит Нил Спенсер.

– Ну, а этого вот человека?

Картер даже не посмотрел на снимок. Он смотрел на Пита и улыбался.

– Именно этот тебя как раз и интересует, так?

Пит не ответил.

– Ты такой предсказуемый, Питер. Такой очевидный. Ты смягчил меня этими двумя, а потом резко подсунул того, кто для тебя важен, чтобы посмотреть на мою реакцию. Это ведь и есть ваш парень, так? Или, по крайней мере, ты думаешь, что ваш?

– Ты очень умен, Фрэнк. Так узнаешь этого человека?

Еще секунду Картер неотрывно смотрел на него в ответ. Но даже при этом его скованные наручниками руки вытянулись вперед и подвинули фотографию ближе. Это движение было каким-то сверхъестественным, словно эти руки управлялись чем-то отдельным от всего его остального тела. Голова не двигалась. Выражение лица не изменилось.

Потом Картер опустил взгляд на фотографию.

– Ага, – негромко произнес он, внимательно изучая изображение.

Пит смотрел, как огромная грудная клетка сидящего напротив человека вздымается и опадает, когда тот, размеренно дыша, всматривался в детали.

– Расскажи мне про этого человека, Питер, – произнес Картер.

– Я больше заинтересован в том, что известно тебе.

Пит ждал, пока он закончит. Через какое-то время Картер поднял взгляд, после чего толстенным пальцем постукал по фотографии.

– Этот тип поумней остальных, точно? Воспользовался при посещении придуманным именем, но подтвердил его какими-то документами. Ты их уже проверил и теперь знаешь, что они ненастоящие.

Это было так. Во время своих посещений мужчина предъявлял удостоверение личности с фотографией: имя-фамилия – Лиам Адамс, возраст – двадцать девять лет, живет с родителями в тридцати милях от Фезербэнка. Сотрудники полиции, первым делом приехавшие по указанному адресу в то утро, встретили лишь полное недоумение – а потом ужас – на лицах родителей Лиама.

Поскольку их сын скончался больше десяти лет назад.

– Давай дальше, – сказал Пит Картеру.

– Ты знаешь, насколько просто купить новые личные данные, Питер? Гораздо проще, чем ты можешь себе представить. И, как я уже сказал, он чертовски башковитый, этот парень. Если ты хочешь передать послание кому-то в наши дни, то иначе просто никак, согласен? Вот этот на фото, – Картер понизил голос, – это человек, для которого главным словом является слово «забота».

– Расскажи мне про него поподробней, Фрэнк.

Но вместо того, чтобы ответить, тот опять на несколько секунд уставился на фотографию, внимательно изучая ее. Словно смотрел на того, о ком был много наслышан, и на кого теперь любопытно наконец-то взглянуть. Но потом вдруг громко шмыгнул носом, внезапно потеряв интерес к тому, что видел, и отодвинул снимок обратно через стол.

– Я сказал тебе все, что знал.

– Я тебе не верю.

– И, как я уже говорил, это твоя обычная проблема.

Картер улыбнулся ему, но теперь его глаза абсолютно ничего не выражали.

– Ты просто не слушаешь, Питер. 

* * *

Пит не давал волю своему раздражению, пока не вернулся в машину, где его дожидалась Аманда. Забравшись на пассажирское сиденье, он громко захлопнул дверцу, и фотографии, которые инспектор держал в руке, посыпались на коврик под ногами.

– Блин!

Наклонившись, Пит собрал их, хотя только одна из них была действительно важной. После того как затолкал остальные в конверт, эту он оставил, положив перед собой на колени. Человек с именем и фамилией умершего подростка, в черных очках и с каштановыми волосами, которые легко могли быть маскарадом или к настоящему моменту могли быть изменены. Этот человек мог оказаться почти что любого возраста. Мог быть почти что кем угодно.

– Насколько я поняла, – произнесла Аманда, – Картер не отличался излишней общительностью?

– Был, как всегда, очарователен.

Пит провел рукой по волосам, злясь на самого себя. Да, последний раз, – и он его пережил. Но, как и всегда, вышел он после разговора с пустыми руками, даже хотя Картер явно что-то знал.

– Говнюк, – проговорил он.

– Рассказывай, – потребовала Аманда.

Секунду Пит собирался с мыслями, после чего в подробностях изложил содержание беседы. Мысль о том, что он не слушал Картера, была полной чушью – естественно, он его слушал! Каждый разговор с Картером буквально впитывался в него. Слова, в противоположность поту, просачивались внутрь, оставляя его склизким и липким внутри.

Когда он закончил, Аманда задумалась.

– Думаешь, Картер знает, кто это такой?

– Не готов сказать. – Пит опустил взгляд на фотографию. – Наверное. Но он определенно что-то про него знает. А может, и не знает – просто получает удовольствие, наблюдая, как я барахтаюсь, пытаясь понять смысл каждого его сраного слова.

– Ты ругаешься больше обычного, Пит.

– Я злюсь.

«Ты просто не слушаешь».

– Давай еще раз пробежимся по всему этому, – терпеливо произнесла Аманда. – Не по этому визиту. По предыдущему. Так он сказал, что ты не слушаешь, так?

Пит замешкался, пытаясь припомнить.

– Все кончается там, где начинается, – произнес он. – Все началось на пустыре, так что Нила Спенсера изначально должны были вернуть туда. Вот разве что Картер сказал, что он не это имел в виду.

– Так что же он тогда имел в виду?

– А кто его знает… – Питу захотелось беспомощно поднять руки. – Потом был этот сон про Тони Смита. Но, думаю, никакого сна не было. Он просто сочинил его, чтобы лишний раз подразнить меня.

Аманда на несколько секунд погрузилась в молчание.

– Но даже если так, – наконец произнесла она, – то он сочинил его определенным образом. И ты сам сказал, зачем вообще к нему ходишь. Ты всегда надеялся, что когда-нибудь он безотчетно проболтается.

Пит приготовился возразить, но она была права. Если этого сна на самом деле не было, тогда Картер должен был наколдовать его сам, предпочтя описать все так, как он это сделал. И не исключено, что в какие-то прорехи здесь прокралась и некая доля правды.

Пит опять покопался в памяти.

– Он не был уверен, что это Тони.

– В этом сне?

– Да, – Пит кивнул. – На голову мальчика была натянута футболка, так что он как следует не разглядел лица. Он сказал, что это было сделано так, как ему всегда нравилось.

– В точности как с Нилом Спенсером.

– Да.

– Ничего из этого не выдавалось на публику. – Аманда горестно покачала головой. – А Картер – садист. Тогда почему ему не хотелось видеть лица своих жертв?

У Пита не нашлось на это ответа. Картер всегда отказывался обсуждать свои мотивы. И хотя во всех убийствах никогда не было очевидной сексуальной составляющей, Аманда была права: он жестоко мучил тех детей и явно был садистом. А что касается того, зачем он прикрывал лица своих жертв, тому могло быть бессчетное множество возможных объяснений. Если спросить пятерых разных профайлеров[12] – а они в свое время это сделали, – то получишь пять разных ответов. Наверное, так было проще физически контролировать поведение жертв. Или чтобы приглушить их крики. Или дезориентировать их. Напугать. Помешать им видеть его. Помешать ему видеть их. Одна из причин, по которой профайлинг – это на самом деле чушь собачья, заключается в том, что у разных преступников почти всегда совершенно разные причины для абсолютно одного и того же поведения, и…

Пит замер.

– Все эти паршивцы такие одинаковые, – тихо проговорил он.

– Что?

– Это то, что мне сказал Картер. – Он нахмурился. – Что-то в этом роде, во всяком случае. Когда он говорил насчет того, кого из детей видел в этом сне. «Все эти маленькие паршивцы такие одинаковые. Любой из них подойдет».

– Так-так, продолжай!

Но Пит опять погрузился в молчание, пытаясь обдумать выводы и чувствуя, что некое понимание вдруг оказалось в пределах досягаемости. Картеру было неважно, кого мучить. Больше того, он вообще не хотел видеть лица своих жертв.

Но почему?

Чтобы помешать себе видеть их.

Было ли это потому, что ему хотелось представлять на их месте кого-то другого? Пит опять надолго опустил взгляд на фотографию – на человека, который мог оказаться кем угодно – и припомнил странное выражение на лице у Картера. Совершенно невольно человек на фото вызвал у него любопытство. И опять-таки это было так, словно Картер смотрел на того, кто очень давно его интересовал, но кого только сейчас наконец увидел. Это заставило Пита подумать о кое-чем еще. Как он сам старательно пытался не думать про Тома все эти годы и все же поймал себя на том, что просто не мог не оценить его, когда они в конце концов встретились. И хотя что-то мимолетно знакомое осталось, насколько все же этот мужчина отличался от маленького мальчишки, которого он помнил.

Поскольку дети так быстро меняются…

«Я рассказал тебе все, что знал».

И вот теперь Пит припомнил другого ребенка. Еще одного малолетнего мальчика – маленького, испуганного и изможденного, – прячущегося за ногой своей матери, когда Пит отпирал дверь пристройки Фрэнка Картера.

Маленького мальчика, которому сейчас уже должно быть где-то под тридцать.

«Приведи сюда моих, – припомнил Пит. – Эту суку и этого мелкого выблядка».

Он поднял взгляд на Аманду, наконец охваченный пониманием.

– Так вот чего я не слушал!

43

Прямо перед обедом послышался стук в дверь.

Я поднял взгляд от лэптопа. Самое первое, что я сделал после того, как забросил Джейка в школу, это «погуглил» Карен. Ее оказалось очень просто найти: подпись Карен Шау стояла под сотнями интернет-версий статей местной газеты, включая и те, в которой шла речь про похищение и убийство Нила Спенсера. Я прочитал все до единой с усиливающимся тошнотворным чувством в желудке, вызванным не только страхом за то, что она может написать дальше – все эти сугубо личные подробности, которые я выложил ей вчера в кафе, – но также и довольно четким ощущением, что меня попросту предали. Я позволил себе вообразить, будто совершенно искренне ее интересую, и теперь чувствовал себя полнейшим дураком, словно стал жертвой банального мошенничества.

Стук послышался опять – тихий, осторожный звук, словно стоящий за дверью так до конца и не решил, хочет ли он, чтобы я его услышал. И, по-моему, я знал, кого там увижу. Отложив лэптоп в сторону, я отправился к двери.

Ну конечно же Карен, стоит у меня на крыльце.

Я прислонился к стене, сложив руки на груди.

– У вас там микрофон?

Я кивнул на ее тяжелое пальто. Она поморщилась.

– Можно зайти на минутку?

– С какой целью?

– Я просто… хочу все объяснить. Это ненадолго.

– В этом нет нужды.

– А по-моему, есть.

Вид у нее был сокрушенный – даже пристыженный, – но я вспомнил слова своей матери, что объяснения и извинения почти всегда нужнее тем, кто их приносит, и почувствовал сильное стремление сказать Карен, что если ей хочется облегчить душу, то мое присутствие при этом не требуется. Однако ее очевидная ранимость в данный момент оказалась столь разительным контрастом к ее манере вести себя во время наших предыдущих встреч, что я просто не смог. Похоже, она делала это, поскольку это действительно имело для нее значение.

Я отлепился от стены.

– Ну хорошо.

Мы прошли в переднюю комнату. Какая-то часть меня была слегка смущена состоянием этого места: рядом с лэптопом на диване – пустая тарелка, оставшаяся после завтрака, фломастеры и рисунки Джейка по-прежнему раскиданы по полу. Но я не собирался извиняться перед Карен за беспорядок. Да плевать, что она там может подумать! Вот до нынешнего утра я бы извинился – не было смысла сейчас это отрицать. Глупо, но это так.

Она остановилась в дальнем конце комнаты, все еще облаченная в свое толстое пальто, словно бы в неуверенности, пригласили ее или нет.

– Не желаете что-нибудь выпить?

Она покачала головой.

– Я просто хотела объясниться насчет сегодняшнего утра. Я знаю, как это могло выглядеть.

– Я не совсем понимаю, как это выглядело. Или что думать.

– Простите. Надо было мне сразу сказать.

– Да.

– И я почти это сделала. Можете мне не поверить, но я действительно корила себя вчера утром. В смысле, в кафе – все то время, пока вы мне все это рассказывали.

– Но вы меня не остановили.

– Ну, вы типа как не дали мне шанса. – На этом она рискнула слегка улыбнуться – отголосок той Карен, которую я больше привык видеть. – Честно говоря, казалось, что вам очень многое требовалось снять с души, и в тот момент я была только рада оказаться полезной. Хотя больно было слышать все это как журналисту.

– Да ну?

– Угу. Потому что я знала, что не могу ничего из этого использовать.

– Я уверен, что могли.

– Вообще-то, да – в том смысле, что все это официально не относилось к категории «не для печати»; так что думаю, что да, могла бы. Но это было бы нечестно по отношению к вам с Джейком. Я не стала бы подкладывать вам такую поганку. Это скорее вопрос личной этики, чем профессиональной.

– Ну-ну.

– И это просто охренительная невезуха, честно говоря. – Она издала горький смешок. – Самый громкий сюжет в округе с тех самых пор, как я сюда переехала, и у меня есть источник, которого нет ни у кого из акул… А я не могу его использовать!

Я ничего не ответил. Она и вправду этим не воспользовалась – по крайней мере, пока. Ее самая последняя статья была выложена в Сеть этим утром, и содержала она те же самые основные сведения, что и другие новостные публикации. То, что я ей тогда успел рассказать, располагалось гораздо выше и за пределами того, что уже было широко известно, являясь при этом весьма очевидной частью темы, которую она вела. Но как ни велик был соблазн, пока Карен ничего из этого не опубликовала. Верил ли я ей сейчас, когда она сказала, что и не станет? Я решил, что да.

– Вы разговаривали с кем-нибудь из остальных? – спросила она.

– Нет. – Я собрался было последовать линии своего отца, отговорившись своим полным невежеством по данному вопросу, но это была бы совершенно бессмысленная ложь при данных обстоятельствах. – Остальные достаточно быстро разошлись. Было несколько звонков по стационарному телефону, но я не брал трубку.

– Да, это здорово раздражает.

– Я все равно никогда не отвечаю на звонки по этому телефону.

– Да, я тоже не очень люблю телефоны.

– Тем более что никто мне обычно и не звонит.

Не совсем шутка, но Карен улыбнулась. И это хорошо, подумал я. Чем дольше мы говорили, тем тише и спокойней становилась беседа, и часть повисшего в комнате напряга рассеялась без следа. Для меня стало чуть ли не сюрпризом, каким облегчением это оказалось.

– Но они, наверное, не оставят попыток? – спросил я.

– Это зависит от того, что сейчас происходит. По своему опыту могу сказать, что, если они так и не оставят вас в покое, есть смысл все-таки поговорить с кем-нибудь из них. – Карен подняла руки. – Не обязательно со мной. Вообще-то, как бы ни убивали меня такие слова, какая-то часть меня предпочитает, чтобы это была не я.

– Почему?

– Потому что мы почти что друзья, Том, и из-за этого мне трудно быть объективной. Как я уже сказала, я здорово отпинала себя за вчера. Вы ведь и вправду понимаете, что я не затащила вас пить кофе только из-за того, что хотела что-то разнюхать для газеты? Это оказалось полным сюрпризом – то, что вы рассказали. Откуда мне было знать это заранее? Но дело в том, что стоит раз получить где-то материал, как интерес заметно падает… Хотя посмотрим, как будет складываться дальше.

Я поразмыслил над этим.

– Но я могу поговорить и с вами?

– Да, можете. И знаете что? Независимо от всего этого, было бы классно еще как-нибудь выпить кофейку, как думаете?

– Может, тогда я сумею накопать какой-нибудь компромат на вас.

Карен улыбнулась.

– Ну да. Может, и сумеете.

Я подумал над этим.

– Точно не хотите остаться и что-нибудь выпить?

– Увы, да – тогда я не просто пыталась спасти лицо. И сейчас мне тоже действительно пора бежать. – Она собралась уже направиться к выходу, но тут ей внезапно что-то пришло в голову. – А как насчет сегодня вечером? Я наверняка могу попросить маму посидеть с Адамом. Может, сходим куда-нибудь выпить или еще что?

«Маму посидеть с Адамом».

Не мужа, не партнера.

Предполагалось, я уже пришел к заключению, что она не замужем, и теперь я не был уверен, было ли это подтверждение намеренным или случайным. Тем не менее, мне очень хотелось сказать «да». Господи, как чудесно было бы сходить куда-нибудь с женщиной! Уже и не помню, когда это случалось последний раз. Но даже больше того: я осознал, что очень хочу сходить куда-нибудь именно с ней. Что провел целое утро, чувствуя себя обиженным и обманутым по вполне очевидной причине.

Но, естественно, это было совершенно исключено.

– У меня наверняка будут сложности с нянькой, – сказал я.

– Точно. Я вам найду. Секундочку. – Карен сунула руку в карман и вытащила визитную карточку. – Я тут сообразила, что у вас нет никаких моих данных. Тут все координаты. Если они вам нужны, в смысле.

Да, еще как нужны!

– Спасибо. – Я взял визитку. – У меня, к сожалению, нету.

– Фигня. Просто киньте мне эсэмэску, и я получу ваш номер.

– Ну конечно. Действительно фигня.

Она приостановилась у входной двери.

– Как сегодня Джейк?

– На удивление хорошо, – сказал я. – Просто не могу представить насколько.

– Зато я могу. Как я уже говорила, вы слишком суровы к самому себе.

А потом Карен двинулась по дорожке на улицу. Секунду я смотрел, как она уходит, а потом опустил взгляд на визитку в руке. Размышляя. Это была уже вторая визитная карточка, которую я получил сегодня, и обе были по-своему необычны. Но, господи, выбраться куда-нибудь с Карен было бы просто здорово! Вроде самая обычная вещь, которую делают люди; так почему бы не поступить таким же образом и мне?

Едва вернувшись в переднюю комнату, я вытащил телефон и еще раз очень основательно обдумал ситуацию.

Медля. Пребывая в нерешительности.

«Просто киньте мне эсэмэску, и я получу ваш номер».

В результате это было не первое сообщение, которое я отправил.

44

Когда они вернулись в отдел, в оперативной комнате кипела бурная деятельность. Хотя большинство сотрудников продолжали заниматься уже существующими вопросами, небольшая группа из них сосредоточилась на ключевой задаче – розыске сына Фрэнка Картера, Фрэнсиса, и эта новость всех словно гальванизировала. Вспыхнувшая с новой силой энергия в комнате была буквально осязаемой. После двух месяцев хождения кругами и отслеживания бесплодных зацепок казалось, что перед ними открылась новая прямая дорога.

Хотя вовсе необязательно она куда-нибудь приведет, напоминала себе Аманда. Всегда лучше не позволять надежде вознести тебя слишком высоко.

Но это всегда так трудно…

– Мимо, – произнес Пит.

Он добавил еще один листок бумаги к внушительной стопке на столе между ними.

– Мимо, – отозвалась Аманда, добавляя туда свой собственный.

После суда и вынесения приговора Фрэнку Картеру Фрэнсис и его мать сразу переехали и по причине постыдности дела получили новые личные данные – возможность начать жизнь с чистого листа, новую жизнь, над которой не будет довлеть мрачная тень чудовища, с которым они некогда сосуществовали. Джейн Картер стала Джейн Паркер; Фрэнсис стал Дэвидом. После этого оба совершенно бесследно исчезли. Это были самые обычные, широко распространенные имена, что, вероятно, и стало причиной, по которой их выбрали. Задача, стоящая сейчас перед Амандой и Питом, заключалась в том, чтобы найти нужного Дэвида Паркера среди тысяч других обладателей этого имени, проживающих в стране.

Следующий листок. Этому Дэвиду Паркеру уже сорок пять. Тому, которого они искали, должно быть двадцать семь.

– Мимо, – произнесла она.

И так все и продолжалось.

Они перебирали имена в основном в молчании. Пит полностью сосредоточился на страничках перед собой, и Аманда предположила, что эта сосредоточенность просто была его способом отвлечься от тягостных дум. Разговор с Фрэнком Картером должен был потрясти его так же, как и остальных, но теперь возникла и дополнительная напряженность. Пит встречал сына Картера, когда Фрэнсис был совсем ребенком. Он успешно спас мальчишку. Зная Пита настолько, насколько она начинала его узнавать, было легко представить, что сейчас творится у него в голове. Он наверняка должен задавать себе жесткие вопросы. А что, если какие-то действия Пита в то время заронили зерно, которое выросло в этот новый ужас? Что, если, несмотря на все его лучшие намерения, в этом была какая-то его вина?

– Мы не можем с полной уверенностью утверждать, что Фрэнсис замешан во всем этом, – напомнила она.

– Да. – Пит добавил к бумажной стопке еще один листок.

Аманда вздохнула про себя, расстроенная тем, что ничего, что она могла бы сказать прямо сейчас, не спасло бы Пита от его мыслей. Но то, что она сказала, полностью соответствовало действительности. Сколь бы ужасному воспитанию ни подвергся в свое время Фрэнсис Картер, она видела множество людей с ужасным, полным насилия детством за плечами, которые выросли совершенно достойными людьми. Путей выхода из ада такое же великое множество, как и самих людей, и подавляющее большинство сумели благополучно вырваться.

Также она была достаточно хорошо осведомлена о том первом расследовании, чтобы понимать: Пит не сделал ничего неправильного – он работал над этим делом столь же упорно, как мог кто-нибудь другой, пусть даже порой и заходя слишком далеко в своем неуклонном преследовании Джейн Картер. Он следовал своей интуиции, сосредоточившись на Фрэнке Картере, и со временем все-таки прижал этого человека. И, хотя ему не удалось в свое время спасти Тони Смита, невозможно спасти абсолютно всех. Всегда есть ошибки, которых вовремя не замечаешь.

И, думая про Нила Спенсера, Аманда знала, что и сама должна придерживаться такого подхода. Ей не хотелось верить, что вещи, которые ты упустил – те, по которым у тебя даже не было случая нанести удар, – могут придавливать тебя настолько, что грозят утопить с головой.

Она вновь вернулась к бумагам, неуклонно продвигаясь по списку Дэвидов Паркеров.

– Мимо.

Стопка между ними все росла.

– Мимо.

Слова складывались в предсказуемый шаблон. «Мимо. Мимо. Мимо». И лишь когда она отложила еще три листка подряд, то заметила, что Пит сохраняет молчание гораздо дольше, чем следовало бы. Она с надеждой подняла на него взгляд, но тут поняла, что он перестал уделять внимание формулярам на столе. Вместо этого в руках у него был мобильный телефон, и он на него неотрывно глядел.

– Что? – спросила она.

– Ничего.

И все же тут явно было что-то не то. Вообще-то она не совсем верила собственным глазам. Поскольку Пит, похоже, улыбался! Действительно ли так? Это было едва заметное выражение, но она осознала, что даже такого у него никогда не видела. Он ведь всегда такой суровый и серьезный – такой мрачный, словно дом, владелец которого упорно не желает зажигать свет. Но прямо сейчас, казалось, одна из комнат слегка осветилась. Эсэмэска, предположила Аманда. Может, от женщины? Ну, или мужчины – она практически ничего не знала о его личной жизни. Но неважно: ей понравилось видеть это незнакомое выражение у него на лице. Это был желанный прорыв напряженности, к которой она начала привыкать и которая вызывала у нее беспокойство за него.

Ей очень не хотелось, чтобы этот новый свет вдруг угас.

– Что? – повторила Аманда, на сей раз более подначивающим тоном.

– Просто кое-кто интересуется, свободен ли я сегодня вечером. – Он положил телефон на стол, и улыбка тут же исчезла. – Совершенно очевидно, что нет.

– Не говори ерунды.

Пит недоуменно посмотрел на нее.

– Я серьезно, – сказала она ему. – Формально говоря, это мое дело, а не твое. Я пробуду здесь столько, сколько потребуется, но слушай: в конце рабочего дня ты отправляешься домой.

– Нет.

– Да. И можешь делать что угодно, когда доберешься туда. Я буду держать тебя в курсе, если что.

– Это должен быть я.

– Нисколько. Даже если мы найдем нужного Дэвида Паркера, у нас нет ни малейшего представления, как он тут может быть замешан, и даже замешан ли вообще. Предстоит просто беседа. И мне кажется, что будет лучше и для него, и для тебя, если этим займется кто-нибудь другой. Я знаю, как много это дело для тебя значит, но нельзя жить прошлым, Пит. Другие вещи тоже имеют значение. – Она мотнула головой на его телефон. – Иногда нужно оставлять дела за дверью в конце рабочего дня. Понимаешь, о чем я?

Он секунду молчал, и ей показалось, что он опять собирается возразить. Но тут Пит кивнул.

– Нельзя жить прошлым, – повторил он. – Тут ты права. Гораздо более права, чем можешь себе представить.

– О, я знаю, насколько я права! Уж поверь мне.

Он улыбнулся.

– Ну, тогда ладно.

Потом он опять подхватил телефон и принялся немного неуклюже набирать ответ, словно получал не так много эсэмэсок и не привык отправлять ответные сообщения. Или, может, нервничал конкретно насчет этой. Неважно, она была жутко рада за него. На лице его опять возникла едва заметная улыбка, и было приятно это видеть. Знать, что это возможно.

«Ожил», – осознала Аманда, наблюдая за ним. Вот что это было.

После всего, через что он прошел, Пит казался человеком, который наконец чего-то с нетерпением ждет.

45

Я договорился с отцом, что он подъедет к семи часам вечера, и он оказался настолько пунктуальным, что мне подумалось, уж не приехал ли он заранее и не сидел на улице в ожидании назначенного времени. Возможно, из уважения ко мне – от мысли, что если он допущен в мою с Джейком жизнь, то это должно произойти в точности на моих условиях, – но вообще-то мне казалось, что почти наверняка он такой абсолютно со всеми. Человек, для которого важна дисциплина.

Отец был аккуратно одет в костюмные брюки и рубашку, словно приехал прямо с работы, но вид у него был свежим, а волосы – слегка сырыми, так что он явно первым делом принял душ и переоделся. Пахло от него тоже чистотой. Когда он проходил вслед за мной в дом, я понял, что подсознательно это проверяю. Если он по-прежнему пьет, то явно приложился бы к бутылке сразу после работы, и я успел бы вовремя свернуть все это мероприятие.

Джейк сидел на коленях на полу в передней комнате, сгорбившись над каким-то рисунком.

– Пит пришел, – сообщил я ему.

– Здрасьте, Пит.

– Может, хотя бы для виду посмотришь на нас?

Джейк еле слышно вздохнул, но закрыл колпачком фломастер, которым только что водил по бумаге. Его пальцы были измазаны чернилами.

– Здрасьте, Пит, – повторил он.

Мой отец улыбнулся.

– Добрый вечер, Джейк. Спасибо, что разрешил мне немного присмотреть за тобой сегодня вечерком.

– Не за что.

– Мы оба очень благодарны, – сказал я. – Это на пару часов самое большее.

– Да сколько бы ни понадобилось. Я взял с собой чтиво.

Я бросил взгляд на пухлую книгу в мягкой обложке, которую он держал в руках. Обложку не было видно целиком, чтобы прочитать заглавие, но я заметил на ней черно-белую фотографию Уинстона Черчилля. Это был тот самый почтенный, увесистый том, который я не так давно едва осилил и сам, что заставило меня почувствовать смущение. Мой отец трансформировался, и физически, и психологически, в этого довольно впечатляющего человека. Я невольно почувствовал, что по сравнению с ним выгляжу довольно бледно.

Глупо, конечно.

«Вы слишком суровы к себе».

Мой отец положил книгу на диван.

– Покажете мне, где тут что?

– Вы же тут уже были.

– В другом качестве, – сказал он. – Это ваш дом. Я предпочел бы услышать это от вас.

– Хорошо. Мы только на секундочку заглянем наверх, Джейк.

– Да, я знаю.

Он уже опять что-то рисовал. Я двинулся впереди отца на второй этаж, показав ему, где находятся ванная и комната Джейка.

– Обычно он принимает ванну, но сегодня вполне можно обойтись без этого, – сказал я. – Где-то через полчасика можно его укладывать. Пижама на одеяле. Его книга вон там. Обычно мы прочитываем главку перед тем, как гасить свет, и одолели уже почти половину.

Мой отец озадаченно оглядел обложку.

– «Сила трех»?

– Ну да, Диана Уинн Джонс. Пожалуй, Джейку еще рановато, но ему нравится.

– Это нормально.

– И, как уже говорил, я ненадолго.

– Предстоит что-то приятное?

Я замешкался.

– Просто выпьем по рюмочке с приятельницей.

Мне не хотелось вдаваться в какие-либо подробности помимо этого. Для начала, это казалось чем-то подростковым – признать, что мне предстоит то, что может рассматриваться как свидание. Конечно, мы с моим отцом пропустили весь этот неловкий период моего взросления, так что, наверное, было вполне естественно чувствовать себя сейчас малость непривычно. У нас никогда не было возможности выработать свой собственный язык, чтобы обсуждать подобные темы – или же избегать их.

– Уверен, что это будет приятно, – сказал он.

– Да.

Я тоже так думал, и это вызвало еще одно подростковое чувство – бабочек в животе. Не то чтобы это было настоящее свидание, конечно же. Было бы глупо рассматривать этот вечер в качестве такового. Чтобы зря не разочаровываться. И у нас обоих дома оставались дети, так что непохоже, чтобы что-то действительно могло произойти. Как, черт побери, люди ухитряются это делать, во всяком случае? Я так давно ни с кем не встречался, что мог с таким же успехом действительно быть подростком.

Бабочки.

Это напомнило мне, что я не запер входную дверь, впустив в дом отца. Полная дурь, конечно, но приятное возбуждение немедленно сменилось легким уколом страха.

– Ну ладно, – сказал я. – Пошли обратно вниз.

46

Потолок поскрипывал, когда папа с Питом ходили наверху. Насколько Джейк мог судить, они разговаривали, пусть он и не мог разобрать слова. Хотя ясно, что про него – инструкции, как укладывать его спать и все прочее. Это устраивало. Ему хотелось как можно скорее отправиться в кровать.

Потому что он очень ждал, когда этот день наконец закончится.

В этом-то и вся прелесть сна. Он типа как все стирает.

Ссоры, тревоги, что хочешь.

Ты можешь быть напуган или расстроен чем-нибудь, и тебе кажется, что не сможешь заснуть, но в какой-то момент это все-таки происходит, а когда утром просыпаешься, этих чувств какое-то время нет как нет, как грозы, которая прошла за ночь. Или, наверное, это примерно как тебя усыпляют перед серьезной операцией. Такое иногда случается, папа ему уже говорил. Врачи тебя усыпляют, и ты пропускаешь все эти страшные вещи, которые им приходится делать, а потом просыпаешься как ни в чем не бывало.

Прямо сейчас Джейк хотел, чтобы ушел страх.

Хотя «страх» – в данном случае не совсем подходящее слово. Когда боишься, то обычно боишься чего-то конкретного – типа что тебя будут за что-нибудь ругать, – но то, что он чувствовал, было больше похоже на птицу, которая никак не может нигде сесть. С самого утра его не оставляло смутное ощущение, будто должно произойти что-то плохое, но так и непонятно, что именно. Хотя, если Джейк и был сейчас в чем-то твердо уверен, так это в том, что он очень не хочет, чтобы папа вечером куда-нибудь уходил.

Но это чувство было ненастоящим, так что чем раньше он отправится спать, тем лучше. Может, он и боится – или как там еще назвать это чувство, – но когда проснется утром, папа уже вернется домой, и все опять будет хорошо.

– Нет, ты правильно боишься.

Джейк вздрогнул.

Девочка сидела рядом с ним, далеко выставив перед собой растопыренные ноги. Он не видел ее с того самого первого учебного дня в школе, и все же косые росчерки ссадин у нее на коленке по-прежнему выглядели красными и сырыми, а волосы, как и всегда, беспорядочной копной свешивались набок. По ее лицу он мог сказать, как и в тот раз, что она не в настроении поиграть с ним – что она тоже знает что-то плохое. Вид у нее был еще больше испуганный, чем у него самого.

– Ему нельзя уходить, – произнесла она.

Джейк опять опустил взгляд на свой рисунок. Он знал, что девочка ненастоящая, как и это чувство. Пусть даже она казалась настоящей. Даже если он отчаянно хотел, чтобы это было так.

– Ничего плохого не произойдет, – прошептал Джейк.

– Нет, произойдет! Сам знаешь, что произойдет.

Он помотал головой. Было важно вести себя разумно и по-взрослому, поскольку папа полагался на то, что он будет хорошим мальчиком. Так что он продолжил трудиться над рисунком, словно ее тут на самом деле не было. Что, конечно, именно так и было.

Но он все равно чувствовал ее ожесточенное раздражение.

– Ты не хочешь, чтобы он с ней встречался, – сказала она.

Джейк продолжал рисовать.

– Ты ведь не хочешь, чтобы она заменила маму?

Джейк прекратил рисовать.

Нет, естественно, он этого не хотел. Но такого ведь не случится, верно? Хотя нельзя отрицать, что в папином поведении все-таки было что-то странное, когда он говорил о том, что произойдет сегодня вечером. И опять-таки: это чувство было слишком неопределенным, чтобы точно его назвать, но все и впрямь казалось немного утерявшим равновесие и каким-то не таким, словно имелось что-то, о чем ему не говорили. Но никто не сможет заменить маму. И папа тоже этого не хочет.

Но потом Джейк вспомнил то, что написал папа.

Хотя они ведь уже говорили об этом, разве не так? Как и всё в книгах, это тоже не по-настоящему. А потом, папа в последнее время такой грустный, и, может, это сможет ему помочь… Это очень важно. Джейку нужно позволить папе быть папой, чтобы он опять смог стать самим собой и для Джейка тоже.

Нужно быть храбрым.

Через секунду девочка положила руку ему на плечо; неподатливая копна ее волос пружинисто щекотнула шею.

– Мне так страшно, – тихонько проговорила она. – Не отпускай его, Джейк!

Она собралась было сказать что-то еще, но тут он услышал на лестнице тяжелые шаги, и девочка бесследно исчезла.

47

Когда мы спустились вниз, Джейк по-прежнему сидел на полу над своим рисунком. Но теперь перестал рисовать и просто смотрел куда-то в пространство. Вообще-то вид у него был такой, будто он вот-вот расплачется. Я подошел к нему и присел рядом на корточки.

– Ты в порядке, дружок?

Он кивнул, но я ему не поверил.

– В чем дело?

– Ни в чем.

– Хм-м. – Я нахмурился. – Не уверен, что на сей раз тебе верю. Ты волнуешься насчет вечера?

Он замешкался.

– Может, совсем чуточку.

– Ну что ж, вполне объяснимо. Но все будет хорошо. Честно говоря, я думал, что тебе давно хочется для разнообразия провести время с кем-нибудь еще.

Тут он посмотрел на меня, и, хотя он по-прежнему казался таким маленьким и хрупким, я не думал, что когда-нибудь видел у него на лице такое взрослое выражение.

– Ты думаешь, я не хочу быть с тобой? – спросил он.

– Да ладно, Джейк! Брось!

Я немного подвинулся, чтобы он мог присесть мне на колено для обнимашек. Сын влез на меня, а потом прижался ко мне всем своим маленьким тельцем.

– Нисколько не думаю! Я вовсе не это имел в виду.

Только вот все-таки такое было. Что-то в этом роде, во всяком случае. Один из моих самых больших страхов после смерти Ребекки заключался в том, что я не смогу установить с ним связь. Что мы чужие друг другу. И какой-то части меня действительно казалось, что, наверное, ему лучше без меня и без моих неуклюжих попыток стать отцом – что когда он идет к школе, даже ни разу не обернувшись, это как раз то, что он все время чувствует.

Это заставило меня поразмыслить, не думает ли Джейк то же самое про меня. Может, мои планы на вечер вызвали у него чувство, что я не хочу быть с ним. Что я записал его в «Клуб 567», поскольку хочу от него избавиться. И хотя мне действительно требовались мои собственные пространство и время, ничто не могло быть столь же далеко от истины.

Как все это печально, подумал я. Что мы оба чувствуем одно и то же. Оба стараемся встретиться посередине, но почему-то промахиваемся мимо друг друга…

– И я тоже хочу быть с тобой, – сказал я. – Я совсем ненадолго, обещаю.

Он сжал меня чуть крепче.

– А тебе обязательно идти?

Я сделал глубокий вдох.

Ответ, полагаю, предполагался отрицательный – нет, совсем необязательно, – и мне не хотелось уходить, если это так сильно его расстраивает.

– Не обязательно, – сказал я. – Но все будет хорошо, обещаю. Скоро ты пойдешь в кроватку, заснешь, а когда проснешься, я уже опять буду дома.

Джейк хранил молчание, размышляя над тем, что я ему только что сказал. Но все это время его тревога словно ползком пробиралась и в меня. Какое-то дурное предчувствие. Опасение, почти что внезапный страх – что может произойти что-то плохое. Это было глупо, и не имелось ровно никаких причин так думать. Но даже если так, я могу остаться дома, и уже почти собрался ему об этом сказать, но сын кивнул, прежде чем у меня появилась такая возможность.

– Ладно.

– Ну вот и отлично, – облегченно произнес я. – Очень хорошо. Я люблю тебя, Джейк.

– Я тоже тебя люблю, папа.

Он выпутался из моих объятий, и я встал. Мой отец все это время терпеливо стоял у двери, и я подошел к нему.

– Джейк в порядке?

– Да. Все с ним будет нормально. Но если вдруг возникнут какие-то проблемы, у тебя есть мой мобильный номер.

– Есть. Но все будет хорошо. Просто непривычная для него ситуация, думаю. – Он немного повысил голос: – Но мы с тобой замечательно поладим, Джейк! Будешь вести себя со мной хорошо?

Джейк, который опять что-то рисовал, согласно кивнул.

Я секунду наблюдал за ним, сгорбившимся на полу и поглощенным своим рисунком, и вдруг почувствовал совершенно неописуемый прилив любви к нему. Но такой, что перерос в решимость. Нам предстоит вернуться на правильный путь, нам обоим. Все будет хорошо. Я хочу быть с ним, он хочет быть со мной, и каким-то образом промежду собой мы найдем способ, чтобы это получилось.

– Пару часов, – опять сказал я своему отцу. – Максимум.

48

– Почти приехали, – объявил детектив-сержант Дайсон.

– Знаю, – сказала ему Аманда.

Она посадила Дайсона за руль, только чтобы хотя бы на час оторвать его от мобильного телефона. Они уже были в пятидесяти милях от Фезербэнка, двигаясь вдоль края большого университетского кампуса. И, свернув за угол, оказались в районе, явно представляющим собой самое сердце студенческой жизни города. Все дома – из красного кирпича, прилепились друг к другу на узеньких улочках. Каждый – по меньшей мере в три или четыре этажа. Жили в них группами по пять-шесть человек, или же кое-где сдавались одноместные комнаты, образуя сообщества случайных чужаков, которые так и оставались чужаками. Квадратная миля разрозненных людей. Место, в котором можно легко и дешево исчезнуть с глаз долой.

Именно это место Дэвид Паркер, некогда известный как Фрэнсис Картер, и избрал своим домом.

Удостоверение личности подходило практически по всем статьям: нужный возраст, очень близкое визуальное соответствие телосложению человека, посещавшего Виктора Тайлера в тюрьме… Они нашли его за час до того, как Питу надо было уходить, что Аманду поначалу обеспокоило – она боялась, что он может отменить какую-то свою прежнюю договоренность и будет настаивать на своем участии. И, насколько она могла судить, ему действительно хотелось. Но вместо этого он спокойно наблюдал, как Аманда договаривается с местным отделом полиции перед посещением адреса, а когда ему настала пора уходить, то без всяких пререканий ушел – просто пожелал ей удачи и попросил держать в курсе любых достижений. Ей показалось, что, окончательно приняв решение, он даже испытал некоторое облечение.

Вот если б она сама могла про себя сказать такое – какая-то часть ее испытывала сильное желание, чтобы в данный момент Пит оставался рядом с ней. Поскольку, хотя все, что они говорили у себя в отделе, по-прежнему соответствовало истине – у них не имелось никаких конкретных свидетельств, что Фрэнсис Картер может быть вообще хоть как-то замешан в этом деле, – она все равно интуитивно чувствовала, что это так. Некое покалывание в животе, нечто среднее между страхом и восторгом. Оно подсказывало ей, что она очень близко. Что-то должно произойти, и ей нужно быть настороже и наготове, когда это случится.

Свернув за угол, Дайсон начал спускаться с крутого склона холма. Каждый дом здесь располагался ниже предыдущего, так что ряд крыш выделялся на темнеющем небе, словно зубья пилы. Фрэнсис Картер – или Дэвид Паркер – снимал двухкомнатную квартиру с одной спальней в цокольном этаже большого студенческого общежития.

Это подходило?

Кое в чем вроде да, хотя кое в чем и нет. Если Паркер – это их человек, ему наверняка требуется отдельное жилье, для скрытности. Но в то же самое время смог бы он действительно два месяца держать здесь ребенка так, чтобы этого никто не заметил? Или Нила держали в каком-то другом месте?

Автомобиль замедлил ход.

«Скоро ты это выяснишь».

Дайсон припарковался под уличным фонарем, который, казалось, до предела выбелил мир, полный красок, и они оба выбрались из машины. Дом был пятиэтажный и словно едва втиснулся между двумя соседними зданиями. Никаких огней на фасаде. Перед ним пролегала низкая кирпичная стена с проржавевшими чугунными воротами, которые Аманда тихонько открыла, прежде чем ступить на ведущую ко входу дорожку. Слева от нее темнел разросшийся неухоженный садик, слишком маленький и никудышный, чтобы кто-нибудь взялся привести его в порядок, и виднелось крутое крыльцо, поднимающееся к входной двери. Но сразу за садиком вниз, ниже уровня земли, уходил второй набор ступенек – в тесный проход, в который можно было только-только втиснуться в одиночку. С верхней ступеньки Аманде было видно переднее окно. Дверь в квартиру Паркера, очевидно, располагалась прямо под основным входом, скрытая из виду.

Аманда первой спустилась вниз – садик медленно поднимался слева от нее, сменившись кирпичной стеной, отбрасывающей на ступеньки густую тень. Воздух был здесь заметно холоднее – казалось, будто спускаешься в могилу. Окно чернело грязным квадратом с паутиной по углам. Дверь Паркера практически полностью скрывалась в тени.

Она сильно постучала и крикнула:

– Мистер Паркер? Дэвид Паркер?

Нет ответа.

Выждав несколько секунд, постучала еще раз.

– Дэвид? – позвала она. – Вы тут?

И вновь ничего, кроме тишины. Дайсон, стоявший рядом с ней, пытался рассмотреть хоть что-то сквозь грязное стекло, прикрыв глаза сбоку руками.

– Ни черта не видно! – Он отодвинулся от замызганной оконной рамы. – И что теперь будем делать?

Аманда взялась за дверную ручку и с удивлением обнаружила, что та поворачивается. Дверь слегка приоткрылась. В ту же секунду из квартиры вырвался густой запах какой-то гнили.

– Довольно небезопасно оставлять дверь незапертой, в таком-то райончике, – заметил Дайсон.

Стоял он не настолько близко к двери, чтобы тоже учуять мерзкий запашок. «Да, совершенно небезопасно», – подумала Аманда, но только, пожалуй, не в том смысле, который вкладывал он. В комнате за дверью было хоть глаз выколи, и пощипывание в животе стало еще ощутимей, чем прежде. Оно подсказывало, что внутри их поджидает нечто опасное.

– Не расслабляйся, – бросила она Дайсону.

А потом вытащила фонарик и осторожно ступила внутрь, прикрывая рот и нос рукавом пальто, а другой рукой медленно обводя лучом комнату перед собой. В воздухе висело столько пыли, что, казалось, в свете фонарика вихрем закручивается песок. Обведя лучом вокруг, Аманда мельком углядела всякий хлам: древнюю ободранную мебель; кучки старой одежды, разбросанные по вытертому ковру; какие-то бумаги, раскиданные по поверхности шаткого деревянного стола. На стенах и потолке расплывались разводы сырости. Вдоль стены справа располагалась кухонная зона, и когда Аманда целенаправленно провела лучом фонарика по грязным тарелкам и кастрюлям, то увидела, как что-то там задвигалось, отбрасывая огромные тени перед тем, как быстро удрать и исчезнуть из виду.

– Фрэнсис? – позвала она.

Но было ясно, что здесь больше никто не живет. Квартира брошена. Кто-то вышел отсюда, не озаботившись запереть за собой дверь, и с тех пор не возвращался. Она подергала вверх-вниз рычажок выключателя рядом с собой. Ничего. Может, арендная плата и была выплачена за год вперед, но явно не «коммуналка».

Дайсон остановился рядом с ней.

– Господи!

– Стой тут! – приказала она.

А потом опасливо двинулась сквозь хлам, разбросанный по комнате. В глубине виднелись две двери. Открыв одну из них, Аманда обнаружила ванную комнату, и, подвигав лучом фонарика по сторонам, едва сдержала тошноту. Воняло здесь гораздо сильнее, чем в передней комнате. Раковина у дальней стены была наполовину заполнена застоявшейся водой, рядом на полу валялись перекрученные сырые полотенца, покрытые пятнышками плесени.

Прикрыв дверь, она двинулась к соседней. Эта должна была вести в спальню. Мысленно приготовившись к тому, что могла там увидеть, Аманда повернула ручку, толкнула дверь от себя и посветила фонариком внутрь.

– Есть что-нибудь?

Пропустив вопрос Дайсона мимо ушей, она осторожно переступила через порог.

Здесь в воздухе тоже висела пыль, но стало ясно, что эта комната пребывала не в таком забросе, как вся остальная квартира. Ковер был мягким и на вид поновее, чем вся остальная обстановка. Хотя здесь не имелось никакой мебели, по оставшимся на ковре отпечаткам можно было догадаться, где что когда-то стояло: большой вдавленный прямоугольник был оставлен, судя по всему, чем-то вроде комода; одинокий квадрат – чем-то, о чем она могла только гадать; четыре маленьких квадратика, отстоящие достаточно далеко друг от друга, могли быть следами от ножек длинного стола, придвинутого к самой стене. Они были тоже достаточно глубоко вдавлены – на столе, очевидно, лежало что-то довольно тяжелое.

А вот очевидных следов от кровати не имелось.

Но тут она что-то заметила и быстро переместила луч фонарика обратно к дальней стене. Аманда могла сказать, что по сравнению со всей остальной квартирой та была покрашена относительно недавно, причем не просто покрашена, но еще и приукрашена. У самого плинтуса кто-то добавил старательно выполненную роспись. Прямо из самого пола словно росли острые стебельки травы, с разбросанными там и сям простенькими цветочками и парящими над ними пчелками и бабочками.

Она сразу припомнила фотографии, сделанные в пристройке Фрэнка Картера.

«Мама дорогая!»

Аманда медленно подняла луч фонарика повыше.

Из-под самого потолка, выпучив свои черные глаза, на нее в ответ таращилось злобно ухмыляющееся солнце.

49

«Твоему папе очень нравились эти книги, когда он был маленьким».

Пит чуть не произнес это вслух, когда опустился на колени рядом с кроватью Джейка и подхватил книгу. Свет в спальне был такой приглушенный, а Джейк казался таким крошечным, лежа под одеялом, что на миг он словно перенесся в совершенно другое время. Вспомнил, как читал Тому, когда тот был мальчишкой. Книги Дианы Уинн Джонс были у его сына в числе самых любимых.

«Сила трех». Он не мог припомнить содержание, но сразу узнал обложку и ощутил в кончиках пальцев покалывание, когда прикоснулся к ней. Это было очень старое издание. Обложка загнулась по краям, а корешок настолько истрепался, что заглавие почти скрывалось в паутине трещин. Уж не тот ли это экземпляр, который он сам читал столько лет назад? Да, наверняка тот самый, подумал Пит. Том сохранил его и теперь читал своему собственному сыну. Не только сам сюжет прошел сквозь время, от отца к сыну, но и те самые бумажные страницы, что содержали его.

Пит испытывал чувство настоящего чуда, глядя на них.

«Твоему папе очень нравились эти книги, когда он был маленьким».

Но он вовремя остановил себя, прежде чем успел произнести это вслух. Джейк понятия не имеет об их родственных узах, но не дело Пита раскрывать этот секрет. Ни сейчас, ни в обозримом будущем. Категорически. Это совершенно нормально. Если ему хочется претендовать на то, что с годами он изменился и что теперь он уже не тот ужасный отец из худших воспоминаний Тома, то вряд ли стоит вытаскивать на свет и любые воспоминания получше.

Если того человека больше нет, то он должен уйти целиком. А на его месте пусть появится кто-то совсем новый.

– Ну что ж… – Из-за полутьмы в комнате голос его звучал тихо и мягко. – На чем мы остановились? 

* * *

Потом Пит молча сидел внизу – прихваченная из дома книга оставалась пока нетронутой. Теплоту, которую ощущал наверху, он принес с собой вниз и теперь хотел какое-то время просто ее впитывать.

Он так давно похоронил себя во всяких отвлекающих факторах… Использовал книги и телевизор – тоже в некотором роде ритуал, – как способ щелкнуть пальцами где-то в стороне от своего собственного разума, чтобы отвлечь его и не дать перевести взгляд в более опасном направлении. Но теперь Пит чувствовал себя совершенно по-другому. Голоса, которые изводили его, молчали. Тяга выпить сегодня не оживала. Хотя он по-прежнему мог ее чувствовать, примерно как дымок от потушенной свечи, фитилек которой продолжает тлеть, но огня и яркого света уже нет.

Было так чудесно читать Джейку! Мальчишка был тих и внимателен, а потом, через страницу-другую, захотел почитать ему сам. И пусть он кое-где спотыкался, стало ясно, что словарный запас у него впечатляющий. И было просто невозможно не ощутить тихое спокойствие комнаты. Как бы Пит ни испортил детство Тома, но своему сыну ничего такого явно не передал.

Через пятнадцать минут Пит еще раз заглянул к Джейку и убедился, что мальчик крепко спит. Немного постоял рядом, восхищаясь, насколько умиротворяюще тот выглядит во сне.

«Вот что ты потерял из-за того, что пил!»

Он столько раз повторял себе это, глядя на фотографию Салли и мысленно скользя по самому краю воспоминаний о той жизни, которой лишился… Чаще всего этого было достаточно, но иногда нет, и эти последние месяцы оказались тяжелейшим из всех испытаний. Каким-то чудом он удержался. Сейчас, опустив взгляд на Джейка, Пит был несказанно этому рад, словно ухитрился увернуться от шальной пули. И хоть будущее представлялось неопределенным, но оно все-таки было.

«Посмотри, что ты обрел, потому что бросил!»

Эта мысль была гораздо светлее. Есть большая разница между сожалением и облегчением, между холодным очагом, полным мертвого серого пепла, и огнем, который продолжает гореть. Он не терял этого. Может, он даже до конца это и не обрел. Но и не потерял.

Вернувшись вниз, он все-таки немного почитал, хотя постоянно отвлекался на мысли о расследовании и то и дело вытаскивал телефон проверить, нет ли каких-нибудь новостей. Ничего пока не было. Вроде бы Аманда должна была уже давно побывать там, а Фрэнсис Картер – либо сидеть в камере, либо на допросе, и он надеялся, что все так и есть. Если она слишком занята, чтобы держать его в курсе дела, то эта излишняя занятость – в правильном направлении.

Фрэнсис Картер.

Пит помнил парнишку совершенно четко. Хотя, конечно, Фрэнсис Картер теперь совершенно другая личность: взрослый мужчина, сформировавшийся из того малолетнего мальчика, но отличный от него. Двадцать лет назад Пит лишь считаное число раз вскользь пересекался с ребенком Картера – основная часть опросов требовала участия специально обученных сотрудников. Фрэнсис тогда был маленьким, бледным и забитым, сидел, уставившись в стол полуприкрытыми глазами, и давал в основном односложные ответы. Масштабы травмы, полученной в результате жизни с таким отцом, буквально бросались в глаза. Это был беззащитный ребенок, прошедший через ад.

Теперь к Питу вновь вернулись слова Картера.

«Рубашка была натянута ему на моську, так что мне не было видно как следует, – именно так, как я больше всего люблю».

Все дети были для него одинаковыми – любой сойдет. И ему не хотелось видеть их лица. Но почему? Не объяснялось ли это тем, размышлял Пит, что Картер хотел представить на месте жертв своего собственного сына? Мальчика, которого он не мог тронуть без риска быть пойманным, и свою ненависть к которому перенес на совершенно других детей?

В этот момент Пит вдруг неподвижно застыл, будто боясь пошевелиться.

Если это так, то что ребенок может чувствовать в ответ на такое? Какова будет его реакция? Ощущение, что он совершенно никчемный и тоже заслуживает смерти, скорее всего. Чувство вины за жизни, потерянные у него в доме. Искреннее стремление загладить вину. Желание помочь детям вроде него, поскольку таким образом он сможет исцелить и себя.

«Это человек, для которого главным словом является слово “забота”».

Это Картер сказал про человека на фотографии, которую Пит ему показывал.

Улыбаясь ему.

«Ты просто не слушаешь, Питер!»

Нила Спенсера где-то удерживали целых два месяца, но выглядел он достаточно хорошо для столь долгого срока. Кто-то заботился о нем – до тех пор, пока что-то пошло не так, вследствие чего Нила убили, а его тело подбросили в точности на то же место, в котором похитили. Пит припомнил, что пришло ему в голову в ту ночь, когда тело мальчика нашли на пустыре. Что кто-то вернул подарок, с которым уже наигрался. Теперь он представлял себе это по-другому.

Может, это больше походило на сорвавшийся эксперимент.

В ту же секунду сверху вдруг донесся истошный крик Джейка.

50

Мы договорились встретиться с Карен в пабе в нескольких улицах от моего дома, неподалеку от школы. Заведение было сугубо местное, не принадлежащее к какой-то из больших сетей, называлось попросту «Фезербэнк», и, подходя туда, я чувствовал себя более чем неловко. Вечер был теплым, и за выставленными на открытую веранду столиками оказалось полно народу. Насколько удалось разглядеть через большие окна, внутри тоже было не протолкнуться. Прямо как тогда, когда я первый раз зашел с Джейком на игровую площадку перед школой, показалось, что я вхожу туда, где все друг друга знают, а я тут совершенно чужой и никогда своим не стану.

Заметив Карен возле бара, я принялся прокладывать путь сквозь скопление горячих тел и взрывы смеха. Сегодня ее тяжелого пальто нигде не было видно. На ней были джинсы и белый верх. Остановившись рядом с ней, я почувствовал, что еще сильнее нервничаю.

– Привет! – крикнул я сквозь шум и гам.

– Привет-привет! – Она улыбнулась мне, после чего наклонилась поближе и произнесла: – А вы вовремя. Что вам взять?

Я обвел взглядом ближайшие краны и выбрал что-то наугад. Она расплатилась, передала мне кружку и двинулась от стойки, кивнув мне, чтобы следовал за ней сквозь толпу вглубь паба. Пробираясь вслед за ней, я думал, уж не переоценил ли этот вечер – может, она просто собиралась познакомить меня с какими-то своими друзьями… Но прямо за баром обнаружилась вторая дверь, и Карен протолкалась сквозь нее в еще один открытый закуток, на сей раз упрятанный на задах паба и окруженный деревьями. Здесь имелись круглые столики, расставленные прямо на траве, и небольшая игровая зона, где несколько детишек лазали по низеньким веревочным мостам, пока их родители выпивали поблизости. Здесь было не так многолюдно, и Карен провела меня к свободному столику на дальнем конце.

– Мы могли взять с собой детей, – заметил я.

– Если б сошли с ума, то да. – Она уселась. – Учитывая то, что полная безответственность вам несвойственна, полагаю, вы нашли кого-нибудь, чтобы посидеть с Джейком?

Я сел рядом с ней.

– Да. С ним остался отец.

– Ого! – Она удивленно заморгала. – После того, что вы мне говорили, это может показаться несколько странным…

– Ну да, ситуация не совсем обычная. Я не мог нормально его попросить, но… Ладно. Мне очень хотелось наконец куда-нибудь выбраться, так что лопай, что дают.

Она подняла брови.

Я покраснел.

– Это я про него, а не про вас.

– Ха! Все это тоже не для печати, кстати. – Карен положила ладонь на мою руку и задержала ее там на пару секунд дольше, чем требовалось. – В любом случае я рада, что вы пришли, – добавила она.

– Я тоже.

– Ваше здоровье.

Мы чокнулись кружками.

– Итак, выходит, у вас на его счет никаких опасений?

– Насчет отца? – Я помотал головой. – Нет, честно говоря. Не в такой степени. Сам не пойму, что я по этому поводу чувствую, сказать по правде. Это не какое-то там постоянное явление. Да и вообще никакое не явление, на самом-то деле.

– Да. Вполне разумный подход. Люди слишком много беспокоятся о природе каких-то явлений. Иногда лучше просто плыть по течению. Ну, а как Джейк к этому отнесся?

– О, ему-то он наверняка нравится больше, чем я.

– Уверена, что это не так.

Я вспомнил, каким Джейк был прямо перед моим уходом, и постарался перебороть чувство вины, вызванное этой картинкой.

– Наверное, – произнес я.

Отпил из кружки. Какая-то часть меня по-прежнему оставалась на взводе, но теперь я сознавал, что это не имело никакого отношения к совместному времяпрепровождению с Карен. Вообще-то удивительно, каким расслабленным я теперь себя чувствовал, оказавшись здесь, и насколько естественно было сидеть совсем рядом с ней – немного ближе, чем обычно сидят просто добрые знакомые. Нет, нервничал я из-за того, что по-прежнему беспокоился за Джейка. Было очень трудно выбросить мысли о нем из головы. Трудно стряхнуть интуитивное чувство, что как бы сильно мне ни хотелось оказаться здесь, гораздо важнее для меня сейчас находиться совсем в другом месте.

Я еще раз отхлебнул пива и приказал себе не быть дураком.

– Вы сказали, что за Адамом мама присматривает?

– Угу.

Закатив глаза, Карен принялась излагать мне свою ситуацию. Она переехала в Фезербэнк в прошлом году, выбрав это пригородное местечко, практически деревню, поскольку здесь жила ее мать. Хотя между ними никогда не было большой любви, эта женщина хорошо относилась к Адаму, и Карен решила, что, пока она опять не встанет на ноги, дополнительная поддержка ей не помешает.

– А отец Адама не где-то в пределах видимости?

– А вы думаете, я бы сидела сейчас с вами, если б это было так?

Карен улыбнулась. Я малость беспомощно пожал плечами, и она не стала меня мучить.

– Нет, не в пределах. И, может, это не слишком-то хорошо для Адама, но иногда детям так лучше, даже если они не всегда это на данный момент понимают. Брайан – это мой бывший… скажем так, в некотором смысле вроде вашего отца. Во многих смыслах.

Она отпила из своей кружки, и, хотя молчание не стало неловким, все равно казалось вполне естественным на этом данную конкретную тему оставить. Некоторые разговоры требуют ожидания, особенно если непонятно, стоит ли их вообще заводить. Я тем временем наблюдал, как детишки лазают по игровым сооружениям в дальнем конце садика. Вечер уже вступил в свои права. Заметно стемнело, в свете фонарей среди деревьев вокруг нас кружила мошкара.

Но было по-прежнему тепло. По-прежнему чудесно.

Вот разве…

Теперь я смотрел в другом направлении. Мой внутренний компас уже определил, в какой стороне находится мой дом, и вообще я находился не настолько уж далеко от Джейка: наверняка всего лишь в нескольких сотнях метров, если по прямой. Но казалось, что жутко далеко. И, опять обернувшись на играющих детей, я вдруг подумал, что не просто заметно стемнело – что сам свет почему-то кажется каким-то не таким. Что все вокруг в каком-то странном беспорядке и тревожном смятении.

– Ах да, – нарушила молчание Карен, запуская руку в сумочку. – Только что вспомнила. У меня тут есть кое-что. Я немного стесняюсь, но, может, подпишете?

Моя самая последняя книга. При виде ее мне вспомнилось, как сильно я отстаю от любых мыслимых сроков, и это вызвало у меня легкую панику. Но это явно надлежало рассматривать как попытку сделать мне приятное – равно как наверняка и слегка подколоть, – так что я выдавил улыбку.

– Конечно!

Она вручила мне ручку. Я открыл книгу на титульной странице и начал писать.

«Для Карен».

Остановился в нерешительности. Никак не мог придумать, что бы еще написать.

«Очень рад, что нам довелось познакомиться. Надеюсь, вы не сочтете, что это полное говно».

Когда подписываешь людям книги, некоторые предпочитают прочесть, что вы там им написали, только у себя дома. Оттягивают, так сказать, приятный момент. Карен к таковым не относилась. Сразу рассмеялась, увидев, что я написал.

– Вот уж точно не сочту! Хотя что заставляет вас думать, что я собираюсь ее прочесть? Это будет выставлено прямиком на «И-бэй»[13], старина.

– Что просто отлично, хотя я пока не стал бы планировать ваш выход на пенсию.

– Спокуха!

Вокруг стало еще темней. Я опять осмотрел игровую зону и увидел стоящую там маленькую девочку в сине-белом платьице, которая неотрывно смотрела на меня. Наши глаза на миг встретились, и все остальное в садике словно растворилось, ушло на задний план. А потом она сверкнула зубками и убежала к одному из веревочных мостов, преследуемая еще одной заливающейся смехом девчонкой.

Я помотал головой.

– С вами все в порядке? – спросила Карен.

– Да.

– Хм-м… Не уверена, что верю вам. Это все из-за Джейка?

– Думаю, что да.

– Волнуетесь за него?

– Ну да, самую малость.

– Могу вас понять. – Карен сочувственно улыбнулась. – Со мной было то же самое, когда я стала оставлять Адама с мамой. Словно что-то так и тянет вас вернуться домой, натягивается в такую струнку, что, кажется, вот-вот порвется. Эта нужда поскорей вернуться где-то внутри.

Я кивнул, хотя это казалось чем-то куда бо́льшим. Ощущение внутри было таким, будто на этой туго натянутой струнке тяжко повисло нечто ужасное. Но, наверное, я просто излишне драматично воспринял то, что она только что описала.

– И это нормально, – добавила Карен. – Честно. По первости. Давайте просто допьем все это, вы сможете вернуться домой, а потом, может, еще как-нибудь разок повторим. Исходя из того, конечно, что вы не против.

– Я определенно не против.

– Ну вот и отлично.

Она смотрела на меня, мы оба не отводили взгляда, и пространство между нами казалось обремененным этой перспективой. Я осознал, что это как раз тот момент, когда можно наклониться вперед для поцелуя, и что, если я это сделаю, она наклонится ко мне тоже. Что мы оба прикроем глаза, когда наши губы встретятся, и что поцелуй будет эфемерным, как дыхание. Я также знал, что если не сделаю этого, одному из нас придется отвернуться. Но вот он, момент, и мы оба это знали, и на каком-то этапе это произойдет опять.

«А прямо сейчас чем плохо?»

И я уже совсем собрался сделать это, когда вдруг зазвонил мой телефон.

51

Это было днем, и они с папой возвращались из школы. В тот день недели его обычно забирала мама, поскольку считалось, что у папы это рабочий день, но на сей раз сложилось по-другому.

Папа писал всякие истории, чтобы зарабатывать на жизнь, и люди платили ему, чтобы прочитать их, и сам Джейк лично считал, что это просто исключительно круто. И папа иногда с этим соглашался – да, мол, есть такое дело. Для начала, ему не надо было надевать костюм, каждый день ходить в офис и выслушивать там от других, что ему надо делать, как многим другим родителям. Но это было еще и тяжело, поскольку вроде как такая работа – далеко не для всякого.

Джейк не знал всех тонкостей, но смутно сознавал, что в одном вопросе это вызывало между его родителями некоторые трения – задача возить его в школу и из школы в основном выпадала папе, из чего следовало, что он не поспевал написать достаточно много историй. Решение заключалось в том, что мама стала забирать его почаще. Но тут вдруг появился папа и сказал, что мама неважно себя чувствует, так что он был вынужден приехать вместо нее.

Именно так он и выразился. Был вынужден приехать вместо нее.

– А у нее все хорошо? – спросил Джейк.

– Все нормально, – сказал папа. – У нее просто немножко голова кружилась, когда она вернулась с работы, так что она решила прилечь.

Джейк поверил ему, поскольку, конечно же, с мамой всегда все хорошо. Но вид у папы был какой-то более напряженный, чем обычно, и Джейк терялся в догадках, уж не нынешняя ли его история пошла даже хуже, чем обычно, и поэтому тот факт, что пришлось забирать Джейка, оказался… Ну, в общем… Как сказать «вишенка на торте», но только наоборот?

Джейк часто чувствовал, что представляет собой проблему для папы. Что все было бы куда проще, если б его не было рядом.

И в машине папа задавал обычные вопросы – как прошел день, как что было, чем он занимался… И, тоже как обычно, Джейк изо всех сил старался на них не отвечать. Ничего особо восхитительного сказать было нечего, и он по-любому не думал, что папу вообще все это как-то интересует.

Они припарковались у дома.

– Можно я пойду проведать мамочку?

Он почти ожидал, что папа скажет «нет», хотя и точно не знал почему, – может, потому, что это было как раз то, что Джейку действительно хотелось сделать, так что папа мог сказать «нет», просто чтобы испортить ему удовольствие. Но это оказалось не слишком справедливо, поскольку тот просто улыбнулся и взъерошил ему волосы.

– Конечно, дружок. Только сильно к ней не приставай, хорошо?

– Не буду.

Дверь была отперта, и он ворвался в дом, не сняв ботинок. Это было то, за что мама его всегда ругала, поскольку любила в доме чистоту и порядок, но они не были грязные или еще чего, а ему хотелось поскорей увидеть ее и поднять ей настроение. Пробежав через кухню, он метнулся в переднюю комнату.

И тут же остановился.

Поскольку что-то было не так. Занавески на дальнем конце комнаты были раздернуты, и из окна углом падал дневной свет, освещая половину комнаты. Она выглядела мирно, и все было очень неподвижно и тихо. Но в этом-то и вся беда. Даже когда кто-то от тебя прячется, ты всегда можешь понять, что он где-то тут, поскольку люди занимают пространство и это типа как-то изменяет давление. Но прямо сейчас дом вообще таким не казался.

Казался совершенно пустым.

Папа по-прежнему оставался на улице – наверное, делал что-то с машиной. Джейк медленно прошел через переднюю комнату, но казалось, будто это комната проходит назад мимо него. Тишина была такой громадной и плотной, что, казалось, он может стукнуться об нее и набить шишку, если не будет поосторожней.

Дверь сбоку от окна была открыта. Она вела на небольшую площадку перед лестницей. Когда Джейк подступил ближе, то ему становилось видно все больше и больше.

Матовое стекло на задней двери.

Единственным звуком был стук его собственного сердца.

Белые обои.

Он приближался так медленно, что уже едва двигался.

Деревянные перила на перекрученных узлами чугунных стойках.

Он опустил взгляд на пол.

Мамочка…

* * *

– Папа!

Джейк выкрикнул это слово, даже не успев как следует проснуться. А потом с головой забился под одеяло и выкрикнул его еще раз. Его маленькое сердечко сумасшедше колотилось в груди. Ему еще не снились кошмары после переезда из старого дома, и, хотя этот сон прошел, оставшийся после него страх оказался гораздо сильнее, чем всегда.

Он выждал.

Он совершенно не представлял, сколько сейчас времени или сколько он проспал, но наверняка достаточно долго, чтобы папа уже был дома? Через секунду Джейк услышал торопливые шаги, поднимающиеся по ступенькам.

Он рискнул высунуть голову из-под одеяла. Свет в холле по-прежнему горел, и из-за порога вытянулась длинная тень, когда кто-то появился в дверях.

– Эй, – тихонько позвал мужской голос. – В чем дело?

Пит, вспомнил Джейк. Ему вполне нравился Пит, но оставался тот факт, что он – это не папа, а именно папа был тем, кого ему хотелось и было очень нужно увидеть прямо сейчас.

Пит был очень старый, но он присел возле кровати, поджав ноги, одним быстрым решительным движением.

– Что стряслось?

– Мне приснился плохой сон. А где папа?

– Он еще не пришел… Да, плохие сны – это просто ужасно. А про что он был?

Джейк помотал головой. Он даже папе никогда не рассказывал, про что был тот кошмар, и сомневался, что вообще когда-нибудь расскажет.

– Ну хорошо. – Пит кивнул сам себе. – Знаешь, мне тоже снятся плохие сны. Довольно часто, честно признаться. Но вообще-то я думаю, что это вполне нормально, если они тебе снятся.

– Почему же это может быть нормально?

– А потому, что иногда с нами случаются действительно плохие вещи, и нам не хочется про них думать, так что они закапываются глубоко в голову.

– Как дождевые червяки?

– Думаю, что примерно так, да. Но со временем они все-таки вылезают на поверхность. А плохие сны – это, наверное, способ, каким наш мозг с этим разбирается. Разбивает все это на все более мелкие и мелкие кусочки, пока в конце концов ничего не останется.

Джейк поразмыслил над этим. Кошмар напугал его еще сильней, чем обычно, так что казалось, что его мозг скорее строит что-то, а не разбивает в мелкую пыль. Но зато сон всегда обрывался в один и тот же момент, прежде чем он успевал четко припомнить, как увидел лежащую на полу маму. Может, Пит прав. Наверное, его собственный мозг был настолько напуган, что перед таким зрелищем ему пришлось возвести мощную стену, чтобы не разрушиться самому.

– Хотя я понимаю, что от этого нисколько не легче, – добавил Пит. – Но знаешь что? Никакой кошмар никогда, вообще никогда не может причинить тебе вред. Тут нечего бояться.

– Я это знаю, – сказал Джейк. – Но все равно хочу папу.

– Он вернется совсем скоро, точно могу тебе сказать.

– Мне он нужен сейчас. – С возвращением кошмарного сна, вкупе со слышанным раньше предостережением девочки, Джейк был более чем уверен: что-то не так. – Можете ему позвонить и попросить вернуться домой?

Пит некоторое время молчал.

– Ну пожалуйста! – взмолился Джейк. – Он не будет против.

– Я знаю, что не будет, – согласился Пит, вытаскивая мобильный телефон.

Джейк опасливо наблюдал, как тот пролистывает список контактов, нажимает пальцем в экран и подносит телефон к уху.

Внизу открылась входная дверь.

– Ага, а вот и твой папа! – Пит сбросил звонок. – Думаю, что теперь всё в порядке. Потерпишь минутку, пока я не спущусь и не приведу его сюда?

«Нет, – подумал Джейк, – не потерплю!» Ему даже секунду не хотелось оставаться тут одному в темноте. Но, по крайней мере, папа уже дома, и при этой мысли он ощутил прилив облегчения.

– Ладно.

Пит встал и вышел из комнаты. Джейк услышал, как скрипят под его ногами ступеньки, и потом – как он зовет папу по имени.

Джейк не сводил глаз с уголка освещенного коридора за дверью спальни, изо всех сил прислушиваясь. Несколько секунд ничего, кроме тишины. А потом он услышал что-то, что не смог опознать. Какое-то движение, словно двигали мебель. И голоса – только звуки вместо слов, словно ты изо всех сил пытаешься что-то сделать и от натуги издаешь такой вот шум.

Снова громкий звук. Упало что-то тяжелое.

А потом опять тишина.

Джейк подумал, не позвать ли папу, но почему-то сердце опять сильно застучало в груди, так же сильно, как когда он только очнулся от кошмарного сна, и тишина стала такой звенящей, что, казалось, он опять вернулся в тот кошмар, вновь оказался в их старой передней комнате…

Он выжидающе уставился в пустой коридор.

Через несколько секунд – новый звук. Опять шаги на лестнице. Кто-то поднимался, но так медленно и осторожно, словно тоже боялся тишины.

И тут кто-то шепотом позвал его по имени.

52

– Я просто уверена, что всё в полном порядке!

Торопясь вслед за мной, Карен постаралась, чтобы это прозвучало как можно более жизнерадостно. И, вне всяких сомнений, она была права – я почти наверняка переборщил со своим беспокойством, шагая так быстро, что она едва за мной поспевала. Карен отправилась со мной, даже не обсуждая этого. Но если б не она, я, наверное, сейчас уже бежал бы. Поскольку, хотя она была права и, скорее всего, беспокоиться не о чем, я по-прежнему чувствовал это сердцем. Уверенность в том, что случилось что-то совершенно ужасное.

Выхватив телефон, я попытался еще раз набрать отца. Он звонил мне тогда в пабе, но звонок оборвался, прежде чем я успел ответить. А это означало, что что-то действительно произошло. Но когда я попробовал перезвонить, он не взял трубку.

Теперь из моего телефона слышался гудок за гудком.

Отец не отвечал.

– Черт!

Я оборвал звонок, когда мы подошли к началу нашей улицы. Может, он нажал на мой номер по ошибке, или передумал – решил, что звонить не стоит… Но я помнил, насколько безукоризненно вежливым и деликатным он был до этого, и как вроде даже тихонько радовался, что его попросили присмотреть за Джейком и допустили к нашей с ним жизни, пусть даже и самым краешком. Он не стал бы звонить мне просто так. Если только это действительно не было что-то важное.

Поле справа от нас почти полностью скрывалось в вечернем мраке. Похоже, сейчас там никого не было, но уже слишком стемнело, чтобы видеть его дальний конец. Я даже еще больше прибавил шагу, сознавая, что представляюсь Карен полным психом. Но меня начала охватывать самая настоящая паника, какой бы иррациональной она ни была, и это было важнее.

«Джейк…»

Я почти подбежал к подъездной дорожке.

Входная дверь была открыта, на землю перед ней падал косой луч света.

«Если дверь закрыть забудешь…»

И тут я действительно перешел на бег.

– Том…

Я подбежал к двери, но тут вдруг остановился у самого порога. Доски крыльца были все истоптаны кровавыми следами.

– Джейк? – крикнул я внутрь.

Карен уже успела догнать меня.

– Что… О боже!

Я заглянул вправо, в переднюю комнату. Зрелище, которое меня там ожидало, не имело вообще никакого смысла. Мой отец лежал на боку спиной ко мне, поджав ноги, прямо на полу под окном, почти как будто просто уснул. Но повсюду вокруг него была кровь. Я помотал головой. Весь его бок был залит кровью. Дальше она лужей скопилась вокруг его головы. Он был совершенно неподвижен. И на миг, не способный постичь увиденное, я тоже.

Карен рядом со мной резко втянула воздух сквозь зубы. Я слегка повернулся и увидел, как она стремительно бледнеет. Ее глаза широко раскрылись, и она прижимала руку ко рту.

«Джейк», – подумал я.

– Том…

Но после этого я уже абсолютно ничего не слышал, поскольку мысль о сыне опять возродила меня к жизни, побудила к действию, словно удар электрического тока. Развернувшись, я ринулся мимо нее прямо к лестнице, так быстро, как только мог. Молясь про себя. Думая: «Ну пожалуйста!»

– Джейк!

На верхней площадке тоже была кровь, втоптанная в ковер тем, кто учинил все это зверство внизу. Кто напал на моего отца, а потом поднялся сюда, в…

Комнату моего сына.

Я ступил внутрь. Одеяло было аккуратно сложено в ногах кровати. Джейка здесь не было. Никого здесь не было. Я стоял там несколько секунд, застыв на месте. Страх множеством острых иголочек впивался в кожу.

Внизу Карен уже держала возле уха телефон и лихорадочно сыпала словами. «Скорую». Полицию. Срочно. Мешанина слов, которые в тот момент не имели для меня никакого смысла. Казалось, что мой разум полностью выключился – словно череп вдруг открылся и выставил мозг напоказ безбрежному, непостижимому калейдоскопу ужаса.

На подгибающихся ногах я подошел к кровати.

Джейк пропал. Но это совершенно невозможно, поскольку Джейк никак не мог пропасть!

Все это не происходит на самом деле!

Пакет для Особых Вещей валялся на полу возле кровати. И вот когда я подобрал его, зная, что Джейк никуда не мог отправиться без него по доброй воле, тогда реальность происходящего ударила меня в полную силу.

Пакет здесь, а Джейка нет.

Все это не кошмарный сон. Все это действительно происходит.

Мой сын пропал.

Я попытался крикнуть, но крик застрял где-то в груди.

Часть V