— Не понимаю, — растеряно проговорил Крафт, — а причем здесь глупость?
— Да потому что история хранит яркие примеры такой глупости. Глупости в понимании явления. В объективной оценке реальности. Яркий пример древности, когда испанцы, воспитанные в заповедях христианства столкнулись с цивилизацией ацтеков и ужаснувшись обычаями полностью уничтожили древнюю культуру… Хотя их встретили как богов. А сейчас Человечество встречается с другой культурой, и вы уже пропитались симпатией и сочувствием к неизвестному существу. Собственная история вас ничему не учит.
— А как прикажете делать? — напрягся Крафт, с упрямством встретил слабую улыбку великана, — Жечь и убивать?
— Вам мало примера стаи?
— Ну… это может быть простое непонимание, — с надеждой проговорил торговец, откуда то взялся холодок не добрых предчувствий, зябко передернул плечами, — с кем не бывает, но в конце концов они же разумны, они так на нас похожи.
— Вот…, — словно выжидая ключевого слова, Немезис перебил: — Разумны. Схожи. Вы уже меряете чужую культуру по СВОИМ представлениям о разуме. Откуда вы знаете, что у них разумно?
— Ну знаете, — Крафт передернулся, — с таким подходом не далеко и до паранойи.
— Можете называть как вам вздумается, — Немезис кивнул на проекцию, — Долг Ордена, как ведущего человечество к следующей ступени эволюции, не дать ведомому споткнуться, не запутаться в соснах собственных заблуждений, пороков, слабостях и что бы такие как ОНИ, не сделали из человечества «ацтеков»…
Крафт хотел еще продолжить спор по такой не однозначной теме, но молчавший великан неотрывно смотрел на проекцию, и все больше хмурился. Обычно бледное лицо спокойного великана, сейчас налилось синевой от мерцания проекции, и превращалось в маску грозного полубога, борющегося с внутренним напряжением.
Не понимающий что происходит, Крафт перевел взгляд на проекцию. И уже не мог оторвать взгляда, только отстранено удивился резкой перемене в поведении девчонки.
Если во время беседы она напоминала испуганного ангела, то сейчас в камере происходило таинство, от которого тело старого торговца заныло в забытом жаре плотского интереса.
Девичье тело кружило в странном танце, словно лист на ветру. Перетекающие движения, сменялись порывами, от чего алебастровое тело размазывалось в молочную дымку и возникало в другом конце серой камеры пылающим телом, испепеляемое изнутри жаром страсти.
Непрерывно изгибаясь в такт неслышного ритма, девчонка изводила себя бешеным ритмом. Бугрясь под молочной кожей чудовищным напряжением, мышцы натягивались струнами, звенели напряжением и вот, вот лопнут с оглушительным звоном.
Когда обессиленное тельце исходившее жаром, содрагаемое конвульсиями наслаждения, разметав гриву волос опало на пол, Крафт припал к проекции. С тревогой вглядываясь в бешено вдыхающие плечи, с проступившими мышцами дрожащего тела, Крафт скользил взглядом по телу как натолкнулся на широко распахнутые озера мерцания ослепительной синевы. Позвоночник пронзил разряд чудовищной силы. Колени едва не подогнулись, ладони покрылись холодным потом и со скрипом заскользили по стеклу прозрачной стены.
Чувствуя как в груди, а затем, ниже и ниже растекается тепло давно забытого жара, Крафт ощутил себя молодым. Ярко вспыхнуло воспоминание, как еще до имплантации протезов, он мог проводить ночи напролет с несколькими девицами, испытывать то что сейчас ему уже не доступно, — все эти мысли пронеслись мимо, вдалеке. Но сознание все равно жаждало взгляда синевы, там где в глазах мечты, читалось обещание все вернуть, все воскресить. Дать ему вечную молодость, дать снова познать тело другого существа, ощутить плоть, вернуть моменты истинного наслаждения. Ему только нужно захотеть, взять, овладеть…
Немезис переживал ночь с Филицией. Вспыхнувшие образы меняясь калейдоскопом, то выхватывая из памяти волнующий изгиб груди, то проступали белизной кожи.
Но что-то было не так. И как только он пытался сосредоточиться на неправильном образе, тут же возникал другое воспоминание, тело принимало ту форму, которою он запомнил. Грудь Филиции умещалась в ладони, а родинка проступала именно на плавном изгибе живота.
А синева омута, все требовательнее и требовательнее манила. Проступило ощущение, что он упускает время, возможность. Все может пропасть, ему нужно сделать что-то, что бы воплотить воспоминания, дать им жизнь, свободу…
— Адмирал?! Адмирал… — гремел вдалеке встревоженный голос, но Немезис постарался отмахнуться, только бы не нарушать очарование видений. И тут челюсть взорвалась болью.
Вместе с обжигающей вспышкой, ворвалось требование:
— Да очнитесь…! Твою меть, Дылда, вызывай медиков!
Нахлынувшая реальность ворвалась с оглушающим звоном, обеспокоенными криками, шумом борьбы. Ошалело помотав головой Немезис, прикоснулся к губе. Ощутив солоноватый вкус, метнул взгляд на дрогнувшую фигуру сержанта. Медленно поднимаясь с колена, окинул площадку цепким взглядом и только сейчас начал понимать, что он все еще перед камерой. А возле двери Крафт дергается в объятиях броненосца, пытавшегося удержать извивающегося угрем торговца:
— Пустите меня! Пропустите немедленно, — брызжа слюной, бешено вращая глазами, тот пытался освободиться от захвата. Лягал бронированного десантника, даже не морщился, при этом упорно шипел, — Неужели вы не слышите? Идиоты! Она зовет меня, отпустите!
Не найдя в помутневшем взоре Крафта и намека на узнавание, на восприятие реальности, Немезис содрогнулся. Воздав хвалу Создателю, только сейчас осознал какой участи избежал, и как повезло людям на борту.
Глава 26
— Разум и Силу Учителю!
— Силу и разум Сыну…
— Перед прощанием с Создателем, прозвучали слова, смысл которых я не понял, — задумчиво произнес Немезис. Горло свело судорогой и порождай старческий голос, интонацию Ушедшего, Немезис прошептал: — Порог вечности близок, а рок еще на мне. Я уже не успею все исправить. Отныне, тяжесть бремени искупления, ложится на твои плечи.
Словно услышав откровение, образ Учителя побледнел, в глазах метнулось выражение растерянности, и раздался шепот:
— О Разум… и что было дальше?
— Не помню, — растерялся Немезис, только сейчас припоминая нюансы последнего визита. Залив воспоминаний перекрывала дамба беспамятства, сквозь которую просачивались — струйки разрозненных фраз, образов, видений. Не понимая, что с ним происходит, Немезис еще больше заволновался видя реакцию Учителя. Вечно спокойный наставник не был таким взволнованным с вестью о встрече с Создателем, а сейчас Учитель бледнел, глаза торопливо ощупывали лицо Немезиса, выискивали необратимые последствия.
— Было сильное напряжение, — осторожно гравируя каждое воспоминание, Немезис боялся неверным словом засыпать ручеек воспоминаний, — … от чего шептун отключился, имплантированные сенсоры ослепли, но…счетчик времени не остановился, — удивленно сопоставляя данные о времени, Немезис пробормотал, — не хватает трех планетарных часов. А осознанные воспоминания начинаются уже за пределами здания.
Растерянность, завладевшая морщинами, воцарившаяся в глазах чем-то напуганного Учителя, передалась Немезису. Сожалея о том что начал этот разговор, Немезис раздраженно вздохнул. Ему нужно было с кем-то обсудить кашу в голове. События сыпались каменными глыбами, каждое, кардинально меняло картину мира и требовало каких то решений, а он не знал как правильно поступить и что делать!
И кроме Учителя, не было человека с которым можно спокойно во всем разобраться.
— Учитель, почему все происходит именно со мной? — едва не крича, вопросил Немезис, — Вначале Создатель, затем это глупая миссия. Затем это существо, едва не овладело мной…
Образ Учителя покрылся рябью. Несколько раз сменились заставки уровней Ордена, пока на фоне звездной бездны не запылал рубиновый меч. Сквозь шелест коммутаций, пробился угасающий голос:
— С тобой будет говорить Верховный, он тебя посвятит…
— Силу и разум Сыну, — прогремело ослепительное сияние.
Переливы света обожгли нестерпимо белым накалом и вновь попытка проникнуть в сознание клинком чужой воли. Отметая навязываемое ощущение покорности Немезис внутренне возмутился. Поднявшаяся волна протеста поглотила сияние и ослепительный свет побледнел. Сквозь энергетические возмущения проступило ранее не виденное лицо.
Волевые складки человека привыкшего повелевать, оставили характерный след в морщинах. Рубленые черты лица удивили отсутствием старости и дряхлости, которыми должен обладать Верховный Учитель. К удивлению Немезиса, наставник казался мужем в расцвете сил, и только присмотревшись, он заметил мелькающие следы цифровой обработки, словно лицо дробилось на ячейки, а затем вновь сливалось единым целым. Перед ним не образ человека, а запись голограммы, электрона копия некогда живой плоти, а теперь упорядоченный поток электронов.
— Значит не ошибся, — удивление сменилось иронией, и Верховный удовлетворено откинулся назад, — значит вот как Он подстраховался.
— Силу и Разум Верховному, — почтительно произнес Немезис, на ходу пытаясь сопоставить, кто не ошибся и кто решился, — Дозволено спросить?
Лицо разгладилось в ироничной улыбке, в глазах блеснул огонек интереса, и Верховный ответил:
— Спроси…
— Верховный Учитель может объяснить, что происходит с одним из миллиона сынов?
— Нет, не может.
Верховный заговорил в манере человека много лет тянувшего непосильную ношу, и вдруг заметившего, что объявился помощник, чьи плечи шире.
— Суть твоих перемен, ни кто не объяснит. Почему? Да потому что не знают. Единственный кто сможет объяснить суть процесса, так это… известный тебе Ушедший.
Видя на лице Немезиса определение непонимания, Верховный усмехнулся:
— Видел бы ты себя со стороны…, — тяжело вздохнув, словно принимаясь за непосильную работу, заговорил медленно с расстановкой: — Объяснить явление, которое изменяет тебя самым координальным образом, сможет только напряженная работа целой квадры Разумов. И то не факт.