— Давай этот разговор мы отложим до вечера! — протягиваю руку, нажимаю кнопку, и лифт возобновляет свою работу. — У нас нет времени выяснять отношения, или ты хочешь, чтобы все подробности знал весь подъезд во главе с Анной Петровной?
— Лера, не пытайся мне заговорить зубы, я таких говорливых быстро ставлю на место, где им и положено быть. Тебе повезло, что ты как бы моя девушка и мать моего ребенка.
— Вот именно! «Как бы»! Тебя ничего не смущает?
— А что меня должно смущать? Частичка «бы»?
— Да! — я кричу, чувствую, что срываюсь. — Как бы я занят, как бы я свободен, а почему бы мне не провести приятно вечер, как бы с подружками для общения! Как бы!
— Не ори на меня! — рявкнул Ярослав. Мы резко замолчали, потому что створки лифта разъехались в разные стороны, и на нас смотрит Анна Петровна. Пожилая женщина входит в кабину.
— О, здравствуйте, Ярослав и Лера! А чего вы такие хмурые? Поругались? По молодости мы все ругаемся! Не беда, потом помиритесь, — ее бесцветные глаза хитро сверкнули, намекая на то, каким способом раньше мирились. Способ актуален и по сей день, только вряд ли полностью решит проблему, лишь отложит её на некоторое время.
Яр не ведётся на шутливый тон старушки, не шутит в ответ, как уже сделал бы, будь в хорошем настроении. Сейчас он пристально рассматривает обклеенные рекламой стены, я дежурно улыбаюсь. В молчании втроем доехали до первого этажа. Я только поспевала за злым Тигром, который на ходу доставал ключи от своей машины. Моя стояла рядом с его автомобилем, но я не спешила прятаться в своей «ВМW». Нужно сумку забрать.
— Давай не будем на эмоциях сейчас выяснять отношения! — хватаю Ярослава за руку, он выдергивает, открывает дверку машины. Потом отходит назад и смотрит на колеса. Я тоже смотрю.
— Заебись! — со злостью хлопает дверкой, смотрит на мою машину. Мои колеса целы, никто им не приказал долго жить, в отличии от колес соседнего внедорожника.
подвезти? — осторожно спрашиваю, моя сумка перекочевала из рук в руки. Кажется, наша мелкая ссора пока отошла на задний план. Ярослав достал мобильник, по разговору поняла, что вызвал эвакуатор.
— Езжай по своим делам.
— А разговор?
— Потом, Лера, потом! Сейчас мне не до выяснения отношений! — я обиделась. Нет, конечно, могла вновь понять, промолчать, но сейчас мне хотелось, чтобы он поговорил со мною, развеял мои мрачные мысли, придушил собственными руками змею-ревность, которая только шипела. Вместо этого он меня культурно послал. Ну, и по фигу, что сама хотела разговор оставить до вечера. Это я хотела пять минут назад, а сейчас передумала.
— Яр!
— Лера! — поворачивается ко мне, брови нахмурены, смотрит на меня как на назойливую муху или как на надоедливого ребенка, который никак не угомонится. — Все, что касается нас, все потом!
— Потом может нас уже и не быть!
— Иди давай, не тренди чепухи! — подходит к заднему колесу, бьет его ногой и с кем-то тихо разговаривает по мобильнику. Я ему еще даю некоторое время изменить свое поведение, но Яр не смотрит в мою сторону, полностью в разговоре, в своих мыслях. Мне в них точно сейчас нет места. Поджимаю губы, без дополнительного извещения о том, что я уезжаю, сажусь в машину. Трогаюсь с места и все еще смотрю в зеркало. Он даже не обернулся. Козел!
19 глава (Шерхан)
Море волновалось. Небо нависало над ним, давя своей тяжестью, ощущение что вот-вот придавит. Засунув руки в карманы «косухи», вздохнул, отвернувшись от моря и неба. Посмотрел на сгоревшее дотла здание, запах гари моментально забил нос, вкус пепла возник на языке. Я еще пытался открещиваться от реальности, но вкус, картинка, запах, люди в форме пожарников, полиция, просто зеваки — все было реальным. Моей жестокой реальностью.
— Вы уверены, что у вас недоброжелателей? — ко мне вновь подходит молоденький полицейский со званием лейтенант, держит на весу свою черную папочку, куда тщательно записывал показания очевидцев. Я смотрю на его бледное лицо с россыпью веснушек, на кончики рыжеватых ресниц, на бескровные губы. Я мог бы ему многое рассказать, но понимал, что буква закона, люди в форме мне не помогут, они только усугубят ситуацию, которая сложилась вокруг меня.
— Уверен. Наверное, дети баловались и случайно устроили пожар. Всякое бывает, — жизнерадостно улыбаюсь будто это не у меня только что сгорел до фундамента ресторан, куда было угрохано столько денег, что всем тут присутствующим и не снилось. Защитная реакция? Да нет, это просто единственный способ себя контролировать, выдавливать из себя беспечность, когда хотелось убивать, не всех подряд, а конкретно одного человека. Убивать медленно, растягивая это противозаконное, антигуманное развлечение: пытать человека, но не дать ему умереть. Кровь во мне забурлила, как вскипающая лава в давно затухшем вулкане. Могут извергаться якобы мертвые вулканы в природе? Не знаю, но я готов был вернуться к своей деятельности, хотя поклялся, что Каюм мой последний заказчик. Но сейчас заказчик особенный человек: я сам.
— Как ты думаешь, кто мог так на тебя зуб точить? — рядом возникает Тим, как только основная масса толпы схлынула с места происшествия. — Я просто голову сломал, но так и не смог прийти к единственному имени. По идеи каждый, кто с тобою хоть раз имел дела, чуть-чуть имеет зуб, но не настолько, чтобы по нарастающей тебе пакостничать. Может это ревнивая бывшая, например, Стася? С тех пор, как ты «женился», тебя ни с кем не видели, кроме жены.
— У Стаси столько бабла не хватит, чтобы так долго меня доставать. Нет, Тим, не оттуда дует ветер. Меня радует только то, что трогают лишь меня, но и беспокоит это. Кто знает, вдруг моему недругу взбредет в голову доставить неприятности через близких людей.
— Мы присматриваем за ними, но ребята ничего подозрительного не увидели.
— Пусть присматривают и дальше, пока я не разберусь с этим вопросом. Я не хочу однажды обнаружить, что их похитили, избили или убили. Убью потом сам, — поворачиваю голову к Тиму, прищуриваюсь. — Убью каждого, кто не уберег, и кто только пальцем тронул.
— Не кипятись! — стушевался мой приятель, слабо улыбаясь. Боится черт, понимает, что я на грани. — Я не говорил, что мы съезжаем с темы.
— Ладно, мне надо по делам, я на связи! — хлопаю Типа по спине, потом протягиваю руку для пожатий. Он жмет, удерживает и смотрит на меня напряженным взглядом.
— Только без глупостей, Шерхан! — оскалился, вмиг поняв, что он знает имя того, кто меня достает. Жгу его уничтожающим взглядом, давлю, как на мелкую букашку, Тим не выдерживает и отводит взгляд в сторону.
— Пока! — сцежу сквозь зубы, выдергивая руку. Резко отвернулся и направился к своему внедорожнику. Я могу у него спросить имя, но мне оно не нужно. Сам все знаю и понимаю, кто хочет, чтобы прогнулся и приполз к нему на коленях в поисках пощады.
Я до определенного момента закрывал глаза, делал вид, что неприятности устраивает кто угодно, но не собственный отец, который так умолял меня воссоединиться. Умом понимал, что дурак, что Хищник может играть любою роль, которая ему выгодна, но какая-та часть маленького Ярослава, который никогда не знал кто его родители, очень хотела верить своему «папочке», верить в его безгрешность. Этого маленького Ярослава я сейчас гнобил, избивал до полусмерти, крича на него, что он сентиментальный идиот, умственно отсталый, раз до сих пор верит, что черное может быть белым, что демон превращается навсегда в ангела.
Время ланча, о том, где проводит это время, уважаемый Федор Архипович, знали единицы, он старался не афишировать свои любимые места, но от меня все скрывать бессмысленно, я о нем знал то, что знает он сам. Например, фотография моей матери в верхнем ящике прикроватной тумбочки. Откуда знаю? Все тайное становится явным, когда нужно о своем враге знать все, вплоть до мыслей в голове. С последним у меня явно проблемы, я этого человека не понимал.
— Вам туда нельзя! — естественно меня пытается остановить охрана, но я иду напролом, пытаются схватить, но успеваю отскочить. На пути появляется Агат. Вот перед ним я замер.
Мы с ним одного роста, по комплектации он меня шире, как шкаф, вроде так таких типчиков называли в девяностые годы. Бритоголовый, с грубыми чертами лица, с глазами убийцы, где нет ни эмоций, никакого выражения. Даже отрицательные чувства полностью отсутствуют, тупое равнодушие на мир и всех, кто в нем живет. Отличный исполнитель, он точно не будет размышлять о муках совести, о родителях, о своей семье.
— Тебя не звали и не ждут! — Агат убийственно спокойно смотрит мне в глаза, даже не моргает. Он точно человек?
— А мне и не надо особое приглашение, я прихожу тогда, когда считаю нужным и когда захочется. Вот сейчас мне захотелось побеседовать с Федором Архиповичем на личные темы! Ты же в курсе, какие у нас могут быть личные темы? — язвлю, впервые лицо этого «шкафа» дрогнуло, тень в глазах мелькнула и пропала, не успел ее рассмотреть и тем более понять.
— Жди, — коротко бросает Агат и уходит. Я жду, потому что бежать следом — получить пулю в затылок, кожей чувствовал, как парни сзади приняли стойку и засунули руки под полы пиджаков. Ждать пришлось недолго, максимум минуты две.
— Он тебя ждет, — оповестил меня ввернувшийся доверительное лицо моего папаши. Прохожу мимо Агата, наши глаза скрещиваются, как шпаги, только лязг не слышен, но этого и не нужно было. Мы смотрим друг на друга максимум секунду, но этого хватило понять, что этот тип меня ненавидит больше, чем я ненавижу Хищника. Ненависть его как клубок змей извивалась, шипела, но пока не кидалась на меня в смертельном укусе. Но кто знает…
— Ярослав! — Федор Архипович встает из-за стола, радостно улыбается, вижу, как хотел раскинуть руки в стороны для объятий, но я демонстративно беру стул за спинку и отодвигаю его, потом сажусь. Обниматься-целоваться, делать вид, что для меня это просто радость оказаться в объятиях отца — не видел смысла так лицемерить. Я не хотел этого человека видеть возле себя, признавать наше родство тем более.