— Я поговорю с судьей… — после короткого раздумья решил я. — Сара пока посидит в камере, Дункан, оставишь охранять её Болтона и Смита, а девочку я пристрою.
Сара осталась в офисе, а Мери я отвёл в бордель мисс Морган — он у нас давно играл роль детского дома — Бель охотно принимала сирот.
Уром вопрос решился сам по себе — Сара повесилась в камере. Разорвала нижнюю юбку на ленты, свила из них веревку и повесилась.
Глава 14
«Увы, у нас здесь честь и достоинство коз c кобылами едва ли не в большей опасности, чем честь и достоинство дамского пола…»
Бенджамин «Док» Вайт.
Что такое чувство вины?
Если выражаться мудрёно, то это отрицательно окрашенное чувство, объектом которого является некий поступок субъекта, который кажется ему причиной негативных последствий для других людей, или даже для самого себя.
Если по-простому, это когда ты где-то накосячил, после чего тебя мучают моральные терзания.
Так вот, у меня в сознательном возрасте никогда не возникало чувство вины. Косяки были и серьёзные, но они служили лишь поводом больше не косячить. А терзания, муки совести и прочая экзистенциальная хрень — уж нет, увольте.
Вот и сейчас, случай с семьёй грёбаного Лесли Снайдера, в моральном плане почти никак меня не тронул, однако я постарался сделать так, чтобы подобные вещи происходили в городе как можно реже. Перефразируя, в меру своих скромных сил, постарался облегчить некоторые аспекты семейной жизни для женщин и детей.
Но тут придётся немного отвлечься.
Кто не слышал о странных, смешных и даже дурацких американских законах? Это когда, к примеру, на законодательном уровне запрещается выгуливать крокодила на поводке, водить по улице слона без привязи, продавать дырку от пончика или поить барана шотландским виски? Пожалуй, все слышали.
Так вот, вся эта хрень исходит из принятого в стране прецедентного права. Частенько случается так, что судьи сталкиваются с отсутствием в законах чётких определений. В таких случаях система передаёт им полномочия и даже вменяет в обязанность самим определять правовые нормы, создавая прецеденты. А ещё, нередко чудит местная власть, обладающая впечатляющей самостоятельностью, особенно в наше время, когда мэр и городское собрание в рамках своего города, могут принимать, какие им вздумается законы.
К примеру, некий Чарли Бакстер, от широты душевно накачал своего барана вискарём, бухой в стельку баран побежал искать на свою задницу приключений и протаранил забор цветника некого мистера Будлберри. Хозяин заборчика возмущается и обращается с законной жалобой на свершившийся беспредел. Судья принимает дело к рассмотрению и озадаченно чешет бороду — оказывается наличествующее законодательство никак не применимо к случаю, поить баранов не запрещено, а таранить палисадники бухим баранам тоже не воспрещается. Вот тут и вступает в действие его величество прецедентное право — на законодательном уровне баранов лишают выпивки, а его хозяина возможности бухать с рогатым питомцем. Всё! Закон больше никогда не применяется, ну, в самом деле, какому идиоту кроме упомянутого Чарли придёт в голову поить барана, но законом он всё равно остаётся. Если, конечно, потом его не отменят. Но в реальности, обычно забывают.
Наш город тоже уже успел отметиться. У нас запрещено будить спящего медведя, для того чтобы поздороваться с ним — спасибо легендарному полудурку Вуди, запрещено посылать женщинам воздушные поцелуи — благодаря ревнивому идиоту Вилли Мейплсу, воспрещается трахать коз без их согласия, а также, запрещено под страхом тюремного заключения на месяц, сообщать хозяевам котов, что из их пушистиков получится отличная шапка и вообще, делать из котов шапки. Ну… это я уже приложил свою руку.
А ещё, теперь мужьям разрешается воспитывать жён только три раза в неделю и исключительно веслом по филейным частям тела, не более пяти ударов. Глупо? Да, звучит глупо, но только на первый взгляд. Во-первых — весла в нашей местности лёгонькие, а во-вторых, далеко не у каждого они есть. Саданул в горячке кулаком, как обычно это бывает — добро пожаловать на цугундер. А пока будет искать весло — чуток остынет или жена сбежит.
И самое главное, теперь жены получили законное право подать жалобу на мужа. По строго утвержденному перечню случаев, в том числе на ненадлежащее исполнение супружеских обязанностей, которые могут трактоваться очень широко.
В общем, всё что мог — сделал. Увы, далеко не господь бог, а на дворе упоротая англосаксонская действительность девятнадцатого века. Толерантностью и не пахнет. Негр — это негр, а баба — это баба.
На этом, пожалуй, хватит.
День сегодня выдался просто прелестный, солнышко, небо чистейшее, лёгкий ветерок приносит прохладу, словом сплошной парадиз.
И я на фоне погодных прелестей решил ударно поработать, перенёс свою ставку в клинику, где совместил обязанности доктора и шерифа.
Белый халат, на нём серебряная звезда, сигара в зубах, шляпа, ноги на стол — весь антураж соблюдён.
— Вот… — сухенькая старушка в чёрном чепчике сердито вытолкнула вперёд такого же тщедушного старичка в потёртом сюртуке и приплюснутом полуцилиндре. — Прямо напасть какая-то. Говорила ему, не ори, господь накажет… — она дёрнула старикана рукав. — Вы уж помогите старому дурачку…
— Ыымхр!!! — сердито промычал дедуган, испепеляя старушку взглядом. — Ымр-рдых, дуда стадайа!
Я предусмотрительно сдержал хохот и подошёл к старикам.
— Так-с. И что же случилось, миссис Филипс?
— Покричать он любит… — старушка виновато улыбнулась. — Как что не по нём — сразу в крик. Орёт как будто его в гузно копьем краснозадый мерзавец ткнул. А сегодня раз! И заткнулся на полуслове, да челюсть так и осталась открытой. А я говорила! Господь всё видит!!! Вы уж помогите, док. Я уже так привыкла к его ору, что не по себе становится, когда тихо. Вот же старый хрыч, ни себе покоя, ни людям.
Я обернулся к сестре Каранфиле.
— Полотенце…
Усадил старикана, обернул руку полотенцем и…
— Клац!!! — челюсть мистера Филипса с лязгом стала на место.
— Ы-ых… — старикан осторожно потрогал себя за подбородок, ошарашенно вытаращил на меня глаза, потом перевёл взгляд на жену и ликующе завопил. — Ах ты курица старая! Мозгов ни на пенни и туда же! Да что ты понима… — он вдруг заткнулся и перепугано закрыл себе рот ладонью.
— Вот-вот, мистер Филипс, — я важно кивнул, ткнув пальцем в потолок.
— Спаси Господь!!! — миссис Филипс с благодарностью быстро закивала и утащила мужа за собой.
— С вас доллар! Оплатите в кассу… — напомнил я им и довольный собой вернулся за стол.
После визита четы Филипс образовался некоторый перерыв, и я с удовольствием потратил его на сигару.
— Что не так? — в процессе наслаждения вирджинским табаком, я заметил, что Каранфила несколько смурна — сербка избегала моих взглядов и вообще вела себя довольно странно.
— Всё так, — бывшая монахиня фальшиво улыбнулась.
— Поссорилась со своим пичкарем? — я припомнил, что и Тиммерманс сегодня не отличался настроением.
Каранфила нахмурилась и вдруг выпалила.
— Понесла я. Ох ти ебени кучка! До свадьбы понесла. Грешно…
— Так женитесь скорей.
— Та скоро, но грешно же… — сербка потупилась. — Той пичкарь виноват. Вчера ругались с ним.
— Любовь не грех, — я улыбнулся. — Родишь, крёстным буду. Давай, зови следующего…
А вот следующий случай, оказался тоже в области челюстно-лицевой хирургии, но не в пример сложнее, чем незадача мистера Филипса.
— Етить… — я восхищённо ругнулся. — И кто его так?
Лицо пациента представляло собой сплошное кровавое месиво, но как ни странно, он ещё был жив, пускал кровавые пузыри и мычал.
Макгвайр хмыкнул.
— Кобыла, шериф, кобыла. А Илия Флеминг добавил мотыгой.
— Как это случилось? — я пригляделся и покачал головой.
Вместо носа — дыра, судя по всему, от удара носовые кости вошли в череп. Да уж, даже странно, что живой.
— Этот придурок, — Дункан ткнул пальцем в пациента. — Чарли «Хливкий» Корриган. Ты его знаешь…
— Знаю, — я машинально кивнул.
Злостного зоофила Чарли я прекрасно знал. Так-то его погоняло «Хлипкий», но в процессе употребления кличка слегка изменилась по неизвестным мотивам, и он так и остался «Хливким», если употреблять русскую транскрипцию английского слова. Только-только отсидел свой месяц за прошлую козу и вот, пожалуйста. Ну просто очень Дикий Запад, мать его так. Здесь у нас честь и достоинство коз и кобыл едва ли не в большей опасности, чем честь и достоинство дамского пола.
— Чарли выбрал момент и попытался присунуть кобыле Флеминга, — едва сдерживая смех докладывал шотландец. — Кобыла возмутилась и дала ему копытами в морду. А потом и сам Илия мотыгой добавил. Ну и что делать будем? Илию я на всякий случай привёл.
— Что-что… — я ненадолго задумался. — Где его Флеминг поймал?
— У себя в конюшне. Говорит не бил, нашёл уже покалеченного. Но врёт, мы нашли мотыгу в крови.
— Отпускай, вопрос снят — он в своем праве. А этого… — я слегка задумался. — Этого пока на улицу. Дойдут руки — займусь.
— Как скажешь… — Дункан присел возле Чарли и обрадованно хмыкнул. — Так вроде он уже того… отдал душу Господу.
— Тем более, убирайте нахрен эту падаль. Оттащите к могильщику Винни, но хоронить будут за счёт Флеминга, нехрен врать представителям закона.
После того как утащили дохлого скотоложца, народ словно прорвало, началось настоящее паломничество. Укус прерийной гремучки, упал жернов на ногу, ножевое ранение, ожог кипятком, выстрел себе в ногу из шестизарядника, приступ астмы, привалило землей в колодце и прочая хрень. Я уже стал жалеть, что решил сегодня устроить ударный рабочий день.
К счастью, ближе к обеду пошли чередой лёгкие случаи, и я спихнул работу на Берковича и Тернера, а сам решил съездить в салун пропустить пинту холодного пивка.
Только сел в седло, как ко мне подъехали полковник Пимпс с лейтенантом Ассманом.