— Я желаю знать, приняли вы его или отказали, — и я это узнаю.
— Разумеется, это вы должны знать. Я ему отказала.
— Отказала! Вы, вы, Шерли Килдар, отказали сэру Филиппу Наннли?
— Да, отказала.
Несчастный мистер Симпсон вскочил с кресла и сначала заметался, потом просто забегал по комнате.
— Вот оно! Вот как! Так и есть!
— Откровенно говоря, дядюшка, мне жаль, что это вас так огорчает.
Есть люди, с которыми ничего нельзя сделать уступками и уговорами. Вместо того чтобы смягчиться и примириться, они становятся назойливее и нахальнее. Мистер Симпсон был из их числа.
— Меня огорчает?! Что мне до этого? Какая мне от этого польза? Может быть, вы еще скажете, что я думаю о своей выгоде!
— Большинство людей всегда думает о той или иной выгоде.
— И это она говорит мне в глаза! Мне! Я… я был ей почти отцом, а она обвиняет меня в корысти!
— Я ничего не говорила о корысти.
— А теперь еще отговаривается! У вас нет никаких устоев.
— Дядя, вы меня утомляете! Позвольте мне уйти.
— Нет, вы не уйдете! Вы должны мне ответить. Каковы ваши намерения, мисс Килдар?
— В каком отношении?
— Я говорю о замужестве.
— Я намерена спокойно жить и делать только то, что мне хочется.
— «Только то, что хочется»! Такие слова в высшей степени неприличны!
— Мистер Симпсон, советую меня не оскорблять! Вы знаете, я этого терпеть не стану!
— Вы читаете по-французски. Ваш разум отравлен французскими романами. Вы вся пропитались французским легкомыслием.
— Вы вступаете на скользкий путь, берегитесь!
— Рано или поздно это кончится бесчестием, я это давно предвидел.
— Вы хотите сказать, сэр, что нечто, связанное со мной, может кончиться бесчестием?
— И кончится, непременно этим кончится! Вы сами сейчас говорили, что будете поступать, как вам вздумается. Вы не признаете ни правил поведения, ни границ.
— Полнейшая ерунда! И столь же грубая, сколь глупая.
— Вам нет дела до приличий! Скоро вы восстанете против благопристойности.
— Вы наскучили мне, дядюшка.
— Отвечайте, сударыня, отвечайте: почему вы отказали сэру Филиппу?
— Наконец-то хоть один разумный вопрос. Охотно отвечу. Сэр Филипп для меня слишком юн: я всегда смотрела на него как на мальчика. Все его родственники — особенно мать — были бы недовольны нашим браком. Эта женитьба поссорила бы его с родней. С точки зрения света я ему не ровня.
— И это все?
— У нас с ним разные взгляды.
— Полно! Такого любезного, уступчивого джентльмена не сыскать!
— Он весьма любезен, весьма достоин, он само совершенство, но он не может быть моим наставником ни в чем. Я не смогу дать ему счастья и не возьмусь за это ни за какие блага. Я никогда не приму руки, которая не в силах меня укрощать и сдерживать.
— А я думал, вам нравится делать что захочется. Вы противоречите самой себе.
— Если я дам обещание повиноваться, то лишь тогда, когда буду уверена, что смогу сдержать это обещание, а такому юнцу, как сэр Филипп, я не стану повиноваться. Да он и не сможет мне приказывать: мне придется самой направлять его и вести, а это занятие не в моем вкусе.
— Покорять, приказывать, управлять, — это вам не по вкусу?!
— С дядей — еще пожалуй, но не с мужем.
— В чем же разница?
— Кое-какая разница все-таки есть, это я знаю точно. Мужчина, который, став моим мужем, захочет жить со мной в мире и согласии, должен держать меня в руках, — это я тоже знаю достаточно хорошо.
— Желаю вам выйти замуж за настоящего тирана!
— С тираном я не останусь ни дня, ни часа: я взбунтуюсь, сбегу или его прогоню с позором!
— Просто голова идет кругом, так вы противоречивы!
— Я это заметила.
— Вы говорите, что сэр Филипп молод. Но ведь ему двадцать два года!
— Моему мужу должно быть тридцать, а по уму — сорок.
— Может быть, вы пойдете за какую-нибудь развалину? Тогда выбирайте седого или лысого старика!
— Нет, благодарю вас.
— Можете еще выбрать какого-нибудь влюбленного дурачка и пришпилить его к своей юбке.
— Я могла бы так поступить с мальчишкой, но это не по мне. Я же сказала, что мне нужен наставник, который внушал бы мне добрые чувства, делал бы меня лучше. Мне нужен человек, власти которого охотно подчинится мой строптивый нрав; муж, чья похвала вознаграждала бы меня, а порицание карало, повелитель, которого я не могла бы не любить, хотя, возможно, могла бы бояться.
— Что же мешало вам вести себя точно так же с сэром Филиппом? Он баронет: его знатность, богатство и связи не чета вашим. Если говорить о душе, то он — поэт; он пишет стихи, на что вы, позволю себе заметить, не способны при всем вашем уме.
— Но у него нет той силы, той власти, о которой я говорю, и ее не может заменить ни богатство, ни знатность, ни титул, ни стихотворство. Все это легковеснее пуха и нуждается в прочной основе. Будь он солиднее, рассудительнее, практичнее, я бы относилась к нему лучше.
— Вы с Генри всегда бредили поэзией; еще девочкой вы загорались от каждой строки.
— Ах, дядюшка, в этом мире нет и не будет ничего прекраснее и драгоценнее поэзии!
— Так, Бога ради, выходите замуж за поэта!
— Укажите мне его.
— Сэр Филипп.
— Какой же он поэт? Он такой же поэт, как и вы.
— Сударыня, вы уклоняетесь от ответа.
— Вы правы, я бы хотела изменить тему разговора и буду рада, если вы мне поможете. Нам незачем ссориться и выходить из себя.
— Выходить из себя, мисс Килдар? Интересно, кто же из нас выходит из себя?
— Я пока креплюсь.
— Вы хотите сказать, что я уже вышел из себя? Если так, то вы просто дерзкая девчонка!
— Видите, вы уже бранитесь.
— Вот именно! С вашим длинным языком вы даже Иова[139] выведете из терпения!
— Да, пожалуй.
— Прошу вас, без легкомысленных замечаний, мисс! Здесь нет ничего смешного. Я намерен разобраться в этом деле до конца, потому что здесь что-то не чисто, для меня это несомненно. Сейчас с неприличной для вашего пола и возраста откровенностью вы описывали человека, который, по-вашему, был бы вам подходящим мужем. Вы что, списали этот образец с натуры?
Шерли открыла было рот, но, вместо того чтобы ответить, вдруг густо покраснела. Эти признаки смущения вернули мистеру Симпсону всю его смелость и самоуверенность.
— Я требую ответа на мой вопрос! — проговорил он решительно.
— Это исторический образ, дядюшка, списанный со многих оригиналов.
— Со многих оригиналов? Боже правый!
— Я много раз влюблялась…
— Какой цинизм!
— …в героев разных народов.
— Еще что скажете?
— В философов…
— Вы сошли с ума!
— Не трогайте колокольчик, дядюшка, вы испугаете тетю.
— Бедная ваша тетка — иметь такую племянницу!
— Однажды я влюбилась в Сократа.
— Уф! Хватит шуток, сударыня!
— Я восхищалась Фемистоклом, Леонидом, Эпаминондом…[140]
— Мисс Килдар!..
— Пропустим несколько веков. Вашингтон был некрасив, но мне он нравился. А теперь!..
— Ага! Что же теперь?
— Если забыть фантазии школьницы и обратиться к действительности…
— Вот-вот, к действительности! Сейчас вы откроете, что у вас на уме, сударыня.
— …и признаться, перед каким алтарем я сейчас молюсь, какому идолу поклоняюсь в душе…
— Признавайтесь, только, пожалуйста, поскорее: время идти к столу, а исповедаться вам все равно придется!
— Да, я должна исповедаться: в моем сердце слишком много тайн, я должна их высказать. Жаль только, что вы мистер Симпсон, а не мистер Хелстоун: он бы отнесся ко мне с большим сочувствием.
— Сударыня, здесь важен здравый смысл и здравая осмотрительность, а не сочувствие, сантименты, чувствительность и тому подобное. Вы сказали, что любите мистера Хелстоуна?
— Это не совсем так, но довольно близко к истине. Они очень похожи.
— Я желаю знать имя! И все подробности!
— Они действительно очень похожи, и не только лицами: это пара соколов — оба суровы, прямы, решительны. Но мой герой сильнее, ум его глубок, как океанская пучина, терпение неистощимо, мощь непреоборима.
— Напыщенный вздор!
— Еще скажу, что временами он бывает безжалостен, как зубцы пилы, и угрюм, как голодный ворон.
— Мисс Килдар, этот человек живет в Брайерфилде? Отвечайте!
— Дядюшка, я как раз хотела сказать, — его имя уже трепетало у меня на кончике языка.
— Говори же, дитя мое!..
— Хорошо сказано, дядюшка: «Говори же, дитя мое!» Как в театре. Ну так вот: в Англии безбожно поносили этого человека, но когда-нибудь его встретят криками восторга. Однако он не возгордится от похвал, так же как не пугался яростных угроз.
— Я же говорил, что она сошла с ума! Так оно и есть.
— Мнение о нем будет меняться в нашей стране без конца, но он никогда не изменит своему долгу перед родиной. Полно, дядюшка, перестаньте горячиться, я сейчас скажу вам его имя.
— Говорите, а не то я…
— Слушайте! Его зовут Артур Уэллслей, лорд Веллингтон.
Мистер Симпсон в бешенстве вскочил, вылетел из комнаты, но тотчас вернулся и снова шлепнулся в свое кресло.
— Сударыня, вы должны мне сказать одно: можете ли вы с вашими убеждениями выйти за человека беднее вас и ниже вас?
— Ниже меня? Никогда!
— Значит, вы собираетесь выйти за бедняка? — взвизгнул мистер Симпсон.
— Кто вам дал право спрашивать меня об этом?
— Но я должен знать!
— Таким способом вы ничего не узнаете.
— Я не желаю, чтобы моя семья была опозорена.
— Желание здравое, не отступайте от него.
— Но, сударыня, это зависит от вас!
— Нет, сэр, потому что я не из вашей семьи.
— Вы от нас отрекаетесь?
— Просто я не терплю деспотизма.
— За кого вы собираетесь выйти замуж? Отвечайте, мисс Килдар!
— Уж конечно, не за Сэма Уинна, потому что его я презираю, и не за сэра Филиппа, потому что его я могу только уважать.