– Хорошо: об этой юной леди.
– На подобное она не притязает.
– Ладно, пусть будет почтенной дамой. Впрочем, ты говорила, что мамочка – одна из причин твоей радости. В чем же другая?
– Я счастлива, что тебе стало лучше.
– А еще?
– Что мы по-прежнему друзья.
– А мы друзья?
– Да. Хотя было время, когда я думала, что все осталось в прошлом.
– Каролина, когда-нибудь я расскажу одну тайну, которая не делает мне чести и потому вряд ли придется тебе по нраву.
– Ах, полно! Я никогда не стану думать о тебе плохо.
– А я не вынесу, если ты будешь относиться ко мне лучше, чем я того заслуживаю.
– Мне уже наполовину известна эта твоя «тайна». Может, даже вся.
– Увы, это не так.
– А я верю, что так!
– Кто же еще в этом деле замешан?
Каролина покраснела и замялась.
– Ну же, Лина, смелее. Говори!
Она попыталась произнести имя, но не смогла.
– Скажи. Здесь больше никого нет. Будем откровенны!
– А если я все-таки ошибаюсь?
– Я легко прощу тебе этот промах. Хотя бы шепни!
Мур наклонился, подставляя ухо, однако Каролина так и не нашла в себе сил произнести имя. Видя, что он не намерен сдаваться, она вдруг заговорила о другом:
– На прошлой неделе мисс Килдар провела у нас целый день. К вечеру поднялся сильный ветер, и мы убедили ее остаться на ночь.
– Вы с ней завивали друг другу локоны?
– Откуда ты знаешь?
– Я понял: вы при этом болтали о всяких пустяках, и она тебе призналась.
– Нет, мы болтали позднее, так что ты не столь проницателен, как тебе кажется. А еще она мне ни в чем не признавалась!
– А потом вы легли спать.
– Да, в одной комнате и даже в одной постели. Проговорили всю ночь напролет и глаз не сомкнули.
– Готов поклясться, именно так все и было. Значит, вот откуда ты узнала. Что ж, тем хуже. Я бы предпочел рассказать тебе эту тайну сам.
– И вновь ты ошибаешься! Напрасно ее подозреваешь – она ничего мне не говорила! Шерли не из тех, кто болтает о подобном. Я сама догадалась по ее случайным обмолвкам, сопоставила со сплетнями, которые давно ходили по округе.
– Однако если она не расписывала во всех красках, как я сделал ей предложение ради денег, а она с презрением отвергла мою руку… И не надо, Кэрри, так краснеть и тем более колоть иглой дрожащие пальчики – это чистая правда, нравится тебе или нет. Если не о моем дурном намерении вы откровенничали всю ночь, то о чем же?
– О всяких проблемах, которые мы прежде не обсуждали, хотя давно стали подругами. Ты ведь не ждешь, что я перескажу тебе каждое слово?
– Конечно, жду. Ты сама сказала: мы друзья, – а друзья должны доверять друг другу секреты.
– Ты никому не проболтаешься?
– Даю слово.
– Даже Луи?
– Даже ему. Думаешь, моему брату есть дело до женских тайн?
– Разумеется, ведь речь о Шерли, а она такое необычное создание!
– Возможно. Помимо странностей есть немало великих достоинств.
– Ты знаешь, она редко показывает чувства, однако порой они все-таки прорываются наружу – причем таким неудержимым потоком, что просто захлестывают. И в эти удивительные минуты можно лишь восхищаться ею и всей душою любить.
– И ты это зрелище видела?
– Да. Глубочайшей ночью, когда дом весь уснул и нашу комнату озаряли лишь звездное сияние и холодный отблеск снега, Шерли обнажила передо мной свое сердце.
– Свое сердце? Обнажила перед тобой?
– Да. Самую его суть!
– И что же там?
– А там – святое сияние: чище снега, ярче пламени, могучей самой смерти…
– А способна ли она полюбить?
– А ты как думаешь?
– До сих пор она никому не отвечала взаимностью.
– А кто ее любил?
Мур перечислил сватавшихся к Шерли джентльменов, завершив список именем сэра Филиппа Наннели.
– Да, из них никто не тронул ее сердце.
– Хотя многие достойны любви.
– Наверное. Но Шерли не такая.
– Чем же она лучше прочих?
– Она особенная, и брать ее в жены не подумав – опрометчивый поступок.
– Могу представить…
– Шерли и о тебе говорила.
– Неужели? Ты же недавно утверждала иное!
– Шерли говорила не то, что ты думаешь. Я сама спросила ее, заставила сказать, какого она о тебе мнения. Точнее, как она к тебе относится. Давно ждала случая задать ей этот вопрос.
– Как бы я хотел ее послушать! Признавайся: она всячески меня презирает и считает недостойным человеком?
– Напротив, Шерли о тебе высокого мнения. Ты же знаешь, какой она бывает красноречивой. Так вот, я до сих пор слышу, с каким восторгом она тебя превозносит.
– И все же, как она ко мне относится?
– Пока ты не потряс ее своим поступком (но она не рассказывала, что именно между вами произошло), Шерли считала тебя едва ли не братом: гордилась твоими успехами и питала самую искреннюю привязанность.
– Лина, я более никогда ее не обижу. Мой поступок вернулся ко мне сторицей и потряс куда сильнее. Однако все эти разговоры про братьев и сестер – вздор. Шерли слишком горда и богата, чтобы проникнуться ко мне добрыми чувствами.
– Ты просто не знаешь ее, Роберт, и никогда не сумеешь узнать… Вы с ней слишком разные, чтобы понимать друг друга.
– Я уважаю Шерли, всячески восхищаюсь ей, однако сужу ее строго… Вероятно, излишне строго. Например, я уверен, что полюбить она не способна.
– Шерли – и не способна полюбить?!
– Она никогда не выйдет замуж. Не усмирит свою гордость. Побоится отдать над собою власть и разделить состояние.
– По-моему, она задела твое самолюбие.
– Еще бы! Хотя я не испытывал к ней ни искорки любви, ни толики нежности.
– Тогда, Роберт, ты поступил безнравственно, предлагая ей руку и сердце.
– Ты не представляешь насколько, мой милый исповедник, моя маленькая обличительница. Я даже ни разу не захотел поцеловать мисс Килдар, хотя у нее прелестные губы, пухлые и красные, словно спелая вишня. Разве что любовался ими издали.
– Даже не знаю, верить ли тебе… Как там говорится? «Зелен виноград»… точнее, вишня.
– Шерли хороша и фигурой, и лицом: я признаю ее достоинства, – однако ничего к ней не испытываю. А те чувства, что все-таки есть, вызовут у тебя разве что презрение. Похоже, меня действительно манил лишь блеск ее золота. Вот, Каролина, каков твой Роберт – благороден, бескорыстен, само целомудрие во плоти.
– Никто не безгрешен. Он совершил однажды большую ошибку, но мы не станем об этом говорить.
– И даже думать не станем? Не будем презирать в самой глубине сердечка – трепетного, нежного, но при этом честного и праведного?
– Ни за что! Мы будем помнить, что сказано в Писании: какою мерою мерите, такою и вам будут мерить. Лишь проявим дружеское участие.
– Предупреждаю, участия может быть мало. А если однажды тебя попросят о более жарком чувстве, сильном, крепком? Сумеешь ли преподнести столь щедрый дар?
Каролина разволновалась, едва не заплакала.
– Успокойся, Лина, – мягко промолвил Мур. – Не имея на то прав, я не стану волновать твое сердце ни сегодня, ни потом. Не смотри так, будто готова убежать. Обещаю, более никаких намеков, давай продолжим нашу беседу. Не дрожи, посмотри на меня. Видишь, до чего я бледен, мрачен и угрюм – прямо-таки призрак во плоти, но не страшный, а скорее жалкий.
Каролина смущенно подняла голову.
– Ты и сейчас кажешься весьма грозным, – пробормотала она.
– Продолжим разговор о Шерли. Думаешь, она все-таки выйдет замуж?
– Она влюблена.
– Разве что в свои собственные мечты. Очередной вздор!
– Шерли любит искренне, всем сердцем!
– Это она говорит?
– Во всяком случае, не прямо: «мол, я люблю этого мужчину.
– Так я и думал.
– Однако Шерли не сумела скрыть своих чувств. Об одном человеке она говорила чересчур пылко, даже голос ее выдавал. Вызнав про тебя, я решила спросить, что она думает о другом мужчине, насчет которого у меня тоже имелись кое-какие догадки. Я едва ли не силой вытянула из нее ответ: теребила ее, щипала, когда она пыталась отделаться своими обычными ехидными отговорками, – и, наконец, она заговорила. Даже по голосу стало понятно: Шерли говорила чуть слышно, но с такой страстью, с такой нежностью! То была не исповедь, до открытого признания Шерли никогда не снизойдет. Однако я не сомневаюсь, что счастье этого мужчины ей дороже жизни.
– Кто же он?
– Я назвала его имя – а она не стала ни отнекиваться, ни признаваться. Только посмотрела на меня, а глаза у нее засияли. И все прояснилось. О, как же я ликовала!
– Ликовала… как можно? Хочешь сказать, самой тебе чужды подобные слабости?
– Ладно я, но Шерли – и вдруг порабощена! Львица нашла укротителя. Она может и дальше править миром, однако над собой уже не властна.
– Итак, ты рада, что это прекрасное величественное создание угодило в ту же западню, что и ты?
– Еще как рада! Роберт, ты абсолютно прав!
– Ага, значит, ты тоже попалась – признаешься?
– Ничего подобного. Я говорю лишь, что Шерли отныне не ведает свободы, как библейская Агарь.
– Умоляю, скажи, кто же Авраам – кто тот герой, совершивший столь славный подвиг?
– Ты все еще смеешься надо мной, говоришь с таким презрением и иронией… Ну ничего, я заставлю тебя переменить тон.
– И что же, Шерли выйдет замуж за этого Купидона?
– Кого? Из него такой же Купидон, как из тебя – Циклоп!
– Так выйдет или нет?
– Посмотрим.
– Лина, я хочу знать, кто он.
– Угадай.
– Кто-нибудь из соседей?
– Да, он из Брайрфилдского прихода.
– Тогда он ее недостоин. Я не знаю в этих местах никого, кто был бы ей под стать.
– А ты предположи.
– Увы. Разве что Шерли ослепла и вот-вот совершит какую-нибудь глупость.
Каролина улыбнулась.
– А ты ее выбор одобряешь? – спросил Мур.
– Более чем!
– Тогда я и вовсе озадачен… Ведь под этими твоими кудряшками кроется самая точная вычислительная машина на свете. Полагаю, проницательность ты унаследовала от матушки?