– Думаете, мне следовало ответить ему согласием?
– Возможно.
– Позвольте узнать, с чего бы?
– Вы равны по возрасту и положению, разделяете общие вкусы и нравом гармонично дополняете друг друга, ведь он сдержанный и любезный молодой человек…
– Интересная мысль! Давайте разберем по порядку. «Равны по положению». Он гораздо выше меня, сравните хотя бы мое поместье с его! Близкие и родные сэра Филиппа меня презирают. «Равны по возрасту». Верно, мы ровесники, значит, он еще юноша, а я – женщина, душой старше его лет на десять. «Нравом гармонично дополняете друг друга». Значит, он сдержанный и любезный, а я? Ну же, скажите!
– Вы сродни блистательной, стремительной, пылкой пантере.
– И вы хотите сосватать меня за ягненка – а ведь золотой век давно уже канул в прошлое. Неужели вы, как архангел, никогда не спускаетесь с небес? Варвар вы неотесанный! «Разделяете общие вкусы». Он обожает стихи, а я их терпеть не могу.
– Правда? Вот так новости!
– Меня бросало в дрожь от одного намека на рифму или стихотворный размер, когда я бывала у сэра Филиппа в гостях или он у нас. Вот так общие вкусы… Когда это я вымучивала унылые сонеты или нанизывала бесконечно длинные бусы из строф? Разве я хоть единожды выдавала дешевые стекляшки за алмазы?
– Наверное, вы могли бы направить его порывы в нужное русло, улучшить вкус. Ведь вам это занятие по нраву.
– Направить, улучшить… Выучить и наставить. Держаться и терпеть! Нет уж! Мой муж не станет мне ребенком! Я не буду каждый день сажать его за учебники, проверять, как он усвоил урок, и давать леденец, если был послушен, или же читать нужную проповедь, если вдруг баловался. «По нраву» – скажете ведь… Впрочем, чего еще ждать от учителя. Для вас в мире нет ничего лучше наставлений и советов. А вот мне они – не по нраву! Воспитывать мужа… Пусть это он меня воспитывает, иначе нам вместе не жить.
– Господь свидетель, немного воспитания вам не повредит!
– Что вы имеете в виду, мистер Мур?
– То, что я сказал. Без воспитания в браке никак.
– Не сомневаюсь, что, будь вы женщиной, живо вымуштровали бы себе муженька. Это было бы весьма в вашем духе, ведь школьная муштра – ваше призвание.
– Позвольте спросить, отчего вы, будучи в столь прекрасном расположении духа, взялись попрекать меня моей профессией?
– И профессией, и всеми прочими вашими изъянами, лишь бы побольнее вас задеть!
– Моей бедностью например?
– Разумеется! Вас же это уколет? Вы день и ночь только о ней и думаете.
– О том, что мне нечего предложить женщине, завладевшей моим сердцем, кроме заурядной внешности?
– Именно. Вы, кстати, часто называете себя заурядным. Видимо, болезненно относитесь к тому, что не похожи на Аполлона. И потому всячески ругаете себя в тщетной надежде услышать хотя бы одно слово похвалы. Увы! В вашем лице нет ни единой черты, которой стоило бы гордиться, в нем нет ничего симпатичного и уж тем более привлекательного.
– По сравнению с вашим – разумеется.
– Вы похожи на то египетское божество – гигантскую каменную голову, торчащую из песка… Хотя нет, это слишком величественно. Скорее вы похожи на Варвара. Прямо-таки братец моего мастифа. Будь он человеком – не отличить.
– Варвар – ваш любимый спутник. Когда летом на заре вы отправляетесь гулять, и утренняя роса мочит вам ноги, а легкий ветерок треплет волосы, вы всегда зовете с собой пса. Прогуливаясь в одиночестве, когда никто, кроме собаки, вас не слышит, вы напеваете мелодии или песенки, которые раньше услышали от меня. Я даже не стану спрашивать, откуда берутся чувства, какие вы вкладываете в эти звуки, потому что знаю: они идут из самого сердца, мисс Килдар. А зимними вечерами место Варвара у ваших ног. Ему дозволено класть голову вам на колени, ложиться на край атласной юбки… Вы часто гладите его жесткую шерсть, а однажды даже поцеловали при мне белое пятнышко посреди широкого лба. Не рискуйте поэтому говорить о нашем с ним сходстве – иначе я могу потребовать столь же нежного обращения.
– Возможно, сэр, вам стоит требовать этого у вашей сиротки без денег и друзей.
– О, если бы только ее найти! Я приручил бы ее, затем воспитал; укротил бы, потом приласкал. Извлек бы несчастное обездоленное создание из нищеты, установил над ней власть, а позднее потакал всяческим капризам, по двенадцать раз на дню видел ее то бунтующей, то смиренной, и наконец добился своего, взрастив из нее примерную матушку десятка ребятишек, терпеливую, лишь изредка треплющую маленького Луи за ухо – как проценты по той огромной сумме, что она задолжала его отцу. О, моя сиротка подарит мне немало поцелуев! Каждый вечер она будет ждать меня у порога и бросаться в объятия. С ней очаг мой станет пылать жарким пламенем. Благослови Господь эти мечты! Я обязан ее отыскать!
Глаза у мисс Килдар вспыхнули, она хотела что-то произнести, но отвернулась.
– Скажите же, мисс Килдар, где она? Скажите!
В ответ – новый пылкий жест, полный надменности.
– Я должен знать!
– Ни за что!
Она встала, намереваясь уйти. Но разве я мог отпустить ее? Нет! Я зашел слишком далеко, чтобы отступить, был очень близок к цели, чтобы сдаться. Надо отмести сомнения, забыть про нерешительность и выяснить наконец правду. Пусть она определится и сообщит мне свое решение.
– Еще одну минуту, мадемуазель. – Опередив ее, я взялся за дверную ручку. – Мы много о чем поговорили этим утром, но главных слов так и не произнесли. Прошу вас – скажите их.
– Позвольте мне пройти.
– Нет, я сторожу дверь и скорее умру, чем выпущу вас, пока вы не произнесете того, что я желаю услышать.
– Чего же вам надо?
– Те слова, без которых я умираю. Я должен их услышать, и вы не посмеете более держать их в душе.
– Мистер Мур, я не понимаю, о чем вы. Вы не похожи на самого себя…
Видимо, я утратил самообладание, потому что мисс Килдар испугалась. И хорошо: чтобы добиться своего, Шерли надо напугать.
– Все вы понимаете. И впервые я стал самим собой! Я стою перед вами не как учитель, а как мужчина. Как джентльмен, позвольте напомнить!
Мисс Килдар вздрогнула и положила свою ладонь поверх моей, словно намереваясь стряхнуть ее с дверной ручки, но безуспешно: ее хрупким пальчикам легче было бы разжать стальные тиски. Видя свое бессилие, она отступила.
Я сам не понял, что со мною произошло, но ее волнение перевернуло мне душу. Меня более не смущало ни ее состояние, ни земли, я вовсе о них не думал, они утратили всякий смысл, стали не более чем глупой безделицей. Осталась лишь она одна – юная точеная фигурка, живое воплощение изящества, величия и девичьей скромности.
– Дитя мое… – промолвил я.
– Наставник, – тихо отозвалась она.
– Я должен кое-что вам сказать.
Мисс Килдар опустила голову, и пряди скрыли ей лицо.
– Я должен сказать, что за четыре года вы пробрались в сердце своему наставнику, и отныне это сердце ваше. Я околдован вами наперекор здравому смыслу, опыту, бедности и разнице в положении. Ваш облик, ваши речи и жесты, все ваши изъяны и достоинства – хотя какие достоинства, скорее прелести, вы же не чопорная дама… – все это так поразило меня, что я вас полюбил. Я люблю вас всей душой. И более не властен этого скрывать.
Она силилась ответить, но не могла подобрать слов. Хотела отшутиться, но не получилось. Я неистово повторял, что люблю ее, люблю…
– Понятно, мистер Мур, и что теперь? – наконец спросила она, вроде бы с недовольством, но дрогнувший голос выдал ее.
– И вам нечего мне сказать? Вы совсем не питаете ко мне любви?
– Разве что самую малость.
– Не мучайте меня. Мне не до шуток.
– Какие шутки? Я хочу уйти.
– Как смеете вы говорить об этом в такой момент? Уйти! Уйти с моим сердцем в руках, чтобы бросить его на туалетный столик вместо подушечки для булавок? Нет, я не пущу вас, вы никуда не уйдете, пока не получу залог… залог той же стоимости – ваше сердце в обмен на мое.
– У меня нет того, что вам нужно, я его потеряла. Позвольте, пойду поищу.
– Скажите, что оставили его там же, где ваши ключи, – у меня в руках.
– Кстати, вы не видели мои ключи, мистер Мур? Я их снова потеряла. Миссис Джилл нужны деньги, а у меня в кармане лишь один шестипенсовик.
Мисс Килдар достала из фартука монетку и протянула мне на ладони. Наверное, надо было тоже посмеяться, но я не стал: на кону была моя жизнь. Завладев монеткой вместе с рукой, на которой она лежала, я властно спросил:
– Скажите, жить мне с вами или умереть без вас?
– Решайте сами. Не мне делать выбор.
– Вы должны вынести вердикт: приговорить к смерти или подарить надежду.
– Уходите, я вытерплю разлуку.
– Может, и я сумею уйти… И все же ответьте, Шерли, моя ученица, моя повелительница. Ответьте.
– Умирайте без меня, если хотите. Или живите со мной, если осмелитесь.
– Я не боюсь вас, моя пантера, и с этого часа буду жить с вами и для вас. Наконец-то я вас покорил! Отныне вы моя, и я вас не отпущу. Где ни суждено бы мне построить свой дом, жену я уже выбрал. Останусь в Англии – вы будете рядом. Пересеку Атлантику – отправитесь вслед за мной. Наши жизни теперь скованы цепью, а судьбы переплетены.
– Мы равны, сэр? Мы наконец-то равны?
– Вы моложе, слабее, невежественнее…
– И вы будете добры со мной и не станете меня тиранить?
– А вы не будете меня больше дразнить? Нет-нет, не улыбайтесь в такой момент. Перед глазами все плывет и качается, солнце слепит, а небо кружит синим водоворотом.
Прежде не жаловался на здоровье, но в то мгновение у меня подкосились ноги. Все умножилось во сто крат: краски стали ярче, движения быстрее, жизнь будто забила ключом. Я не различал перед собой даже ее лица – лишь голос, мучительно сладкий, ласкал мне слух.
– Вы назвали меня пантерой… Помните, что пантеру нельзя приручить.
– Ручная или дикая, смирная или свирепая, все равно вы моя.
– Я рада, что знаю своего укротителя, что он привычен мне. Лишь его голосу стану повиноваться, лишь его рука усмирит меня, лишь у его ног я улягусь…