И новая запись, неделю спустя:
«Теперь я живу в Стилбро. Поселился на время у приятеля, одного служащего, в чьих делах могу быть полезен. Каждый день бываю в Филдхеде. Когда же наконец я назову этот дом с его владелицей своим? На душе неспокойно, я испытываю страшные муки. По виду Шерли нельзя и представить, будто недавно она льнула к моему плечу и доверчиво держалась за меня. Мне тревожно, по ее милости я сделался несчастным. Она всячески избегает меня, уходит, стоит только приехать. Сегодня я отважился посмотреть в эти большие темные глаза – и трудно описать, что в них увидел! Хищницу! Прекрасного дикого зверя! Коварное, неукротимое создание. Она готова перегрызть свой ошейник; я так и вижу белые клыки, закусившие сталь. Она грезит о неприступных лесах, мечтает о девичьей свободе. Порой даже хочется вернуть Симпсона – тогда Шерли вновь в поисках защиты и утешения бросилась бы мне в объятия… Жаль, что теперь она не боится меня потерять, поскольку сам я полон страхов. Я опасаюсь не лишиться ее, нет, меня пугает долгая отсрочка.
Был поздний вечер, почти ночь. Целый день я провел в поместье. Пару часов назад Шерли прошла мимо, спускаясь по дубовой лестнице в гостиную. Она не знала, что я стою там, возле окна, гляжу на холодные звезды в небе. Как близко от меня она проскользнула! Как смущенно заблестели эти большие глаза! Ее взгляд – мимолетный, беглый – вспыхнул ярче северного сияния!
Я последовал за ней в гостиную. Там уже сидели миссис Прайер и Каролина Хелстоун, Шерли пригласила их составить ей компанию на вечер. В своем белом одеянии, с длинными локонами, волнами ниспадающими на плечи, тихой шагом, бледным лицом и глазами, полными тьмы и огня, она походила на сказочного духа – дитя ветра и пламени, утренней росы и солнца, неуловимое эфемерное создание. Я пытался отвести от нее взгляд, но тот как приклеенный двигался вслед за ней; даже беседуя с другими дамами, я смотрел только на нее одну. Шерли была на удивление молчалива, мне и вовсе не сказала ни слова, даже когда предлагала чай.
Миссис Джилл позвала ее ненадолго в кухню, и я сразу вышел вслед за ней в холл, намереваясь перехватить Шерли на обратном пути.
– Мисс Килдар, подождите минуту! – окликнул я, когда она вернулась.
– Зачем? Здесь очень холодно.
– Мне не холодно, а рядом со мной и вы не застынете.
– Но я вся дрожу!
– Может, от страха? Чего вы боитесь? Вы очень молчаливы и задумчивы. Почему?
– Конечно, я испугалась: ведь в темноте меня подстерег большой и черный призрак!
– Не уходите! Побудьте со мной хотя бы минуту. Давайте поговорим. Вот уже три дня мы не оставались наедине. Это жестоко!
– Я вовсе не хочу быть жестокой, – с нежностью отозвалась она, однако в каждом жесте, в каждом движении сквозил неуловимый, мимолетный холодок.
– Вы причиняете мне боль. Еще и недели не прошло с тех пор, как вы назвали меня своим будущим супругом. А теперь я вновь стал для вас учителем, вы равнодушно называете меня «мистер Мур», «сэр». Неужели ваши губы позабыли мое имя?
– Нет, Луи, вовсе нет. Как можно позабыть столь простое, легкое имя?
– Тогда будьте ласковее со своим Луи. Идите сюда – позвольте вас обнять.
– Я и так ласкова.
Шерли ускользнула от меня.
– Ваш голос нежен и тих, – произнес я, шагнув к ней. – По-моему, вы смирились, но что-то вас пугает.
– Нет, я совершенно спокойна и ничего не боюсь, – заявила она.
– Ничего, лишь своего избранника.
Я преклонил перед ней колено.
– Видите ли, Луи, я словно бы очутилась в неведомом мире. Не узнаю ни себя, ни вас… Однако встаньте! Мне тревожно видеть вас таким.
Я подчинился: эта поза действительно была мне непривычна и неудобна. Подобным жестом я хотел утешить Шерли, успокоить – что вполне получилось. Она вновь прониклась ко мне доверием.
– Теперь, Шерли, вы понимаете, как неуютно мне, как невесело в нынешнем неопределенном положении.
– Нет, вы счастливы! – вскричала она. – Вы даже не представляете, как счастливы. Любые перемены только все испортят.
– Как бы там ни было, больше я этого не вынесу. Проявите же великодушие, не мучайте меня.
– Будьте благоразумны, Луи, будьте терпеливы. Этим ведь вы мне и нравитесь.
– Я не хочу более вам нравиться, лучше полюбите меня всей душой. Назначьте день свадьбы. Подумайте сегодня и решите.
Шерли вздохнула, в сердцах пробормотав что-то, выскользнула из моих рук – и я остался один».
Глава 37. Заключительная
Да, мой читатель, настала пора подвести итог. Я вкратце поведаю о судьбе некоторых персонажей, появившихся на страницах этой книги, а затем мы пожмем друг другу руки и до поры расстанемся.
Начнем же с куратов: всеми любимых, но, увы, давно нами забытых. Кто самый отважный – шагайте вперед! Вижу, первым отзывается Мэлоун. Он сразу узнал себя в моем описании.
Нет-нет, Питер Огаст, о вас мы говорить не станем. Ни к чему. Нам не под силу поведать вашу трогательную историю так, чтобы в нее поверили. Разве вы не знаете, что у взыскательной публики есть свои требования, что правда, как она есть, не встретит сочувствия, а простые факты не найдут понимания? Истошный визг живой свиньи уже не столь популярен, как в былые дни. Вздумай я рассказать о постигших вас бедах, как публика забьется в истерике и потребует нюхательной соли и жженых перьев. «Быть не может!» – вскричат одни. «Что за вранье!» – провозгласят другие. «До чего вульгарно!» – торжественно объявят все. Заметьте: когда вы изрекаете истину, всякий раз ее принимают за ложь, желают отвергнуть, прогнать прочь, тогда как плод фантазии, чистейший вымысел, любую сказку принимают, лелеют, называют естественной и приличествующей: так лицемерному лживому подкидышу достаются все сладости, а честная сиротка сидит целую ночь взаперти в темном чулане. Так устроен наш мир, Питер, и раз уж судьбой вам уготована роль неуклюжего простачка – уступите место другим.
Дайте дорогу мистеру Свитингу.
Вот и он под руку со своей супругой – самой пышной и внушительной дамой Йоркшира, которая в девичестве звалась мисс Дора Сайкс. Женились они при счастливых обстоятельствах, когда мистер Свитинг получил новое назначение, а мистер Сайкс как раз наскреб средства на хорошее приданое дочери. Жили они долго и счастливо, в окружении друзей и почтительных прихожан.
Теперь вы, мистер Донн.
О, этот джентльмен устроился превосходно: гораздо лучше, чем мы с тобой, дорогой читатель, ожидали. Он тоже женился – на одной рассудительной кроткой милой особе, и это пошло ему на пользу. Мистер Донн стал примерным семьянином и замечательным куратом (от более высокого сана решительно отказывался до самых последних дней). Церковные чаши он полировал лучшими порошками, мебель и алтарь берег с рвением краснодеревщика и обивщика. Своими руками воздвиг и церквушку, и дом, и школу, которые оказались выше всяческих похвал. Каждый в чем-то хорош, и если бы в религии были важны не только верность устоям и искренность веры, но и чувство меры с любовью к архитектуре – то не сыскать на свете пастыря лучше мистера Донна.
И еще в одном ему не имелось равных: в умении выпрашивать деньги. Без всяческой помощи он сыскал средства на все свои проекты, причем действовал весьма дерзко: просил и у богатых, и у бедных; клянчил монеты и у босоногих батраков, и у титулованных графов. Рассылал письма во все стороны: и старой королеве Шарлотте, и ее дочерям принцессам, и ее сыновьям герцогам, принцу-регенту, лорду Каслри, и тогдашним членам кабинета министров. Интересно, что от каждого адресата мистер Донн что-то получал. Даже у старой скряги королевы Шарлотты выпросил целых пять фунтов, а ее старший сынок – прожженный мот и распутник – наскреб две гинеи. Добывая средства, мистер Донн не гнушался ничем. Если вчера вы одарили его сотней фунтов – это еще не значило, что сегодня с вас не потребуют двести. Мистер Донн заявлял это прямо в лицо и уходил с добычей. Порой люди уступали ему, чтобы ненадолго избавиться от его общества. Впрочем, эти средства мистер Донн тратил на благие дела, принеся немало пользы своему приходу.
Наверное, следует упомянуть, что после внезапного исчезновения мистера Мэлоуна (нет, дорогой читатель, ты не узнаешь, почему так получилось – твоему любопытству придется пострадать ради любви к прекрасному) его преемником в Брайрфилдском приходе стал другой священник-ирландец, мистер Макарти. Рада добавить – и это будет чистой правдой, – что нового джентльмена в отличие от предшественника прихожане очень уважали. Он оказался благовоспитанным и добросовестным, в то время как Питер отличался крутым нравом и… о прочих качествах, пожалуй, умолчу, чтобы не выдать ненароком его тайну. Мистер Макарти трудился не покладая рук. Под его руководством обе школы – и ежедневная, и воскресная – расцвели пуще зеленого лавра. Конечно, у него, как и у любого человека, имелись свои изъяны, впрочем, позволительные, не выходящие за рамки приличий, из тех, что можно счесть за добродетели. Например, получив приглашение на чай от человека иной веры, мистер Макарти переживал не менее недели. Увидев в церкви квакера, не снявшего шляпы, или услышав о некрещеном создании, погребенном по христианскому обычаю, надолго терял спокойствие и испытывал упадок сил. Однако во всех прочих отношениях он был человеком здравомыслящим, прилежным и милосердным.
Ничуть не сомневаюсь, что жаждущая справедливости публика давно обратила внимание, с какой преступной небрежностью я умолчала о поисках, поимке и заслуженном наказании несостоявшегося убийцы мистера Роберта Мура. Казалось бы, у меня была замечательная возможность пригласить читателей на поучительный и волнительный спектакль про торжество закона и евангельских заветов, где действие перемещается из тюрьмы в зал суда и, наконец, на эшафот. Вероятно, тебе, читатель, этот спектакль пришелся бы по нраву – но не мне. Он рассорил бы меня с сюжетом, и книгу бы пришлось бросить на половине. Хорошо, что действительность избавила меня от тяжкого выбора.