Убийцу так и не нашли по одной простой причине – его не искали. Члены городского магистрата, конечно, всячески хлопотали, делая вид, будто полны решимости наказать преступника, но поскольку сам мистер Мур, вместо того чтобы подстегивать их усилия, лежал на узкой кровати и всем своим видом иноземца выражал насмешку, вскоре они передумали и закрыли дело.
Впрочем, мистер Мур и без того знал, кто на него покушался. Об этом знал весь Брайрфилд. Им оказался не кто иной, как Майк Хартли, полубезумный ткач, уже мелькавший на страницах этой книги, неистовый антиномиец и сумасшедший левеллер. Через год после того выстрела он скончался от горячки, и Роберт Мур дал безутешной вдове гинею на похороны.
Миновала зима, а за ней весна: солнечная и пасмурная, цветистая и яркая… И вот на дворе самый разгар лета – середина июня 1812 года.
Стоит невыносимая жара. Небеса ярче лазури и червонного золота, и краски эти вполне в духе времени, эпохи, нынешних настроений. Девятнадцатый век резвится подобно исполинскому дитя; юный Титан забавы ради сдвигает горы и меняет русла рек. Этим летом в седле Бонапарт, который со своим войском идет покорять русские степи. С ним французы и поляки, итальянцы и дети Рейна – всего шестьсот тысяч человек! Он уже на подходе к старинной Москве, но под древними стенами его ждет русский казак. Этот стойкий варвар не боится лавины солдат. Он верит в силу своих снежных туч; ветер и метели даруют ему защиту, а на подмогу придут Воздух, Огонь и Вода – три архангела, самые могущественные из всех, что когда-либо стояли пред троном Иеговы. В белых одеяниях, подпоясанных золотыми поясами, они вздымают чаши Божьего гнева. Их час – время мщения, их глас – «громоподобный голос Господний»[132].
– Ты явился за богатствами, что таятся в снегах? Иль узрел сокровища, что сберег я в дни смуты, войны и сражения?
– Иди своим путем. Пролей чашу Божьего гнева на землю.
Так и было: земля почернела от пламени, реки побагровели от крови, острова затонули, горы сровнялись.
В этот же год лорд Веллингтон взял в руки бразды правления Испанией. Ради собственного спасения испанцы назначили его генералиссимусом. Он покорил Бадахос, бился за Виторию, захватил Памплону, осадил Сан-Себастьян, тогда же завоевал и Саламанку.
Жители Манчестера, прощу прощения, что так скупо излагаю военные факты, ныне они давно утратили смысл. Лорд Веллингтон для вас не более чем дряхлый джентльмен. Поговаривают, будто он давно выжил из ума, его попрекают старческой немощью… Хороши же вы герои! Смеете попирать ногами живого полубога. Смейтесь же сколь угодно. Что его могучему сердцу до ваших пустых насмешек?
А теперь, друзья мои, квакеры и владельцы ткацких фабрик, давайте примиримся и немного сцедим яд. До сей поры мы повествовали – с неуместным, может, пылом – о кровавых битвах и безжалостных полководцах. Настал черед поведать и о вашей величайшей победе. Восемнадцатого июня 1812 года королевские указы были отменены, и закрытые гавани открылись для кораблей. Если вы достаточно прожили на свете, то наверняка помните, как Йоркшир и Ланкашир гремели от радостных криков. На брайрфилдской колокольне даже треснул колокол (он и по сей день немного дребезжит). Общество торговцев и фабрикантов устроило в Стилбро грандиозный пир, после которого гости с трудом добрались до дома и получили заслуженную трепку от жен. Ливерпуль же бесновался пуще бегемота, застигнутого грозой в тростниковых зарослях. У американских торговцев помутнело в глазах – пришлось пустить себе кровь, чтобы не случилось удара. Все мудрые люди, как один, осознали, какие великолепные открываются перспективы, они приготовились нырнуть в самые недра спекуляции, испытать новые трудности, может, даже захлебнуться и уйти на дно. Скопившиеся за много лет товары разошлись в одно мгновение; склады опустели, суда же просели от грузов. Работы хватало всем, заработки возросли. Казалось бы, настали счастливые времена. Будущее выглядело весьма заманчивым. Вероятно, то были глупые надежды, но у многих они оправдались. Этот месяц перевернул немало судеб.
Когда ликует вся провинция, самый бедный ее житель тоже испытывает душевный подъем: колокольный звон доносится до любого уединенного домика, призывая веселиться. Вот и Каролина Хелстоун в день величайшей победы нарядилась красивее обычного. Надев лучшее кисейное платье, она отправилась в Филдхед, где следила за приготовлениями к одному великому событию, каким хозяйка поместья почти не занималась, во всем положившись на безупречный вкус подруги. Каролина сама выбрала венок, вуаль и подвенечное платье (а также прочие наряды для других менее торжественных случаев), даже не советуясь с невестой, потому что эта особа пребывала в расстроенных чувствах.
Луи неспроста предчувствовал, что главные трудности еще впереди: его возлюбленная демонстрировала ужасающее упрямство, откладывая свадьбу со дня на день, с недели на неделю, с месяца на месяц.
Сначала она легко убеждала его лаской и уговорами, однако в конце концов он, будучи человеком решительным, не вытерпел и восстал против столь несносной тирании. Луи Мур поднял настоящую бурю – зато Шерли назвала дату. Усмиренная любовью, связанная словом, она уступила.
Покоренная, теперь она томилась, как любой вольный зверь, угодивший в западню. Ободрить ее мог лишь пленитель, только его общество заставляло Шерли забыть об утраченной свободе. Когда же Луи не оказывалось рядом, она бродила в одиночестве, почти ничего не ела и постоянно молчала.
К свадьбе она не готовилась вовсе, Луи пришлось взвалить все проблемы на свои плечи. Он начал распоряжаться в Филдхеде за много недель до того, как стал истинным его владельцем, и не было хозяина добрее и снисходительнее. Невеста совсем отошла от дел, беспрекословно отдав власть в руки будущего супруга. «Идите к мистеру Муру, спросите лучше его», – отвечала она всякий раз, когда к ней приходили за какими-нибудь распоряжениями. Не было в истории прежде случаев, когда богатая невеста так легко уступала ведущую роль бедному жениху.
Наверное, мисс Килдар поступила так исключительно из прихоти, в силу переменчивого нрава, хотя одно замечание, которое она обронила через год после свадьбы, подсказывало, что она все-таки руководствовалась более хитрыми соображениями.
– Луи никогда не научился бы распоряжаться, не выпусти я бразды правления из своих рук, – заявила она. – Когда монарх бездействует, о своих полномочиях приходится вспоминать премьер-министру.
Ожидалось, что мисс Хелстоун на грядущем торжестве будет подружкой невесты, однако судьба уготовила ей иную роль.
В тот день Каролина вернулась домой пораньше, чтобы полить цветы. Оросив прохладной водой последний розовый куст, цветущий в самом дальнем уголке сада, она остановилась перевести дух. Возле стены лежал большой камень с вытесанным рельефом – наверное, когда-то он служил основанием креста. Каролина вскарабкалась на него, чтобы осмотреться. В одной руке она держала лейку, другой придерживала край юбки, чтобы не закапать нарядное платье. Она заглянула за ограду, где раскинулись бескрайние поля, где в сумерках три дерева тянулись к небу, куда тянулась одинокая тропинка, притаившаяся на кустом терновника. В ночи разгорались праздничные огни. Летний вечер был теплым, радостно звонили колокола, сизый дым мягко вился над кострами, а в небе, с которого уже исчезло солнце, замерцала серебристая искорка – звезда любви.
В тот вечер Каролина не испытывала тоски, однако, взглянув на звезду, вздохнула. В это мгновение кто-то подошел сзади и приобнял ее за талию. Каролина не вскрикнула, не отшатнулась от неожиданности – ей показалось, она знает того, кто стоит за спиной.
– Я смотрю на Венеру, мамочка. Как она красива. Какая белая рядом с яркими кострами!
В ответ ее лишь обняли еще крепче. Каролина наконец оглянулась, но вместо материнского лица увидела совсем другое – смуглое, мужское. Выронив лейку, она соскочила со своего пьедестала.
– Я уже битый час сижу с твоей «мамочкой», – заявил незваный гость. – И наговорились мы вдоволь. Где же все это время находилась ты?
– В Филдхеде. Шерли нынче капризнее обычного: о чем ни спроси, упрямо молчит. И все время сидит одна. Уж не знаю, меланхолия это или ей просто все безразлично… Даже бранить ее нет смысла: она лишь посмотрит задумчиво, и от одного ее взгляда сама потеряешь голову. Ума ни приложу, как Луи с ней совладает. Будь я мужчиной, ни за что, наверное, не осмелилась бы ей перечить…
– Не забивай голову. Они созданы друг для друга. Луи, как ни странно, за эти причуды ее и любит. Если кто и справится с Шерли, то только он. Она, конечно, изрядно его помучила; ухаживание при всей его спокойной натуре получилось весьма бурным, однако Луи преуспел. Однако я, Каролина, хотел поговорить о другом. Ты знаешь, почему звонят колокола?
– Потому что отменили эти ужасные законы, королевские указы, которые ты ненавидел. Ты, наверное, очень рад?
– Вчера в этот час я собирал книги, готовясь к дальнему путешествию. Это единственное, что я мог взять с собой в Канаду, кроме одежды, семян и кое-каких инструментов. Я намеревался оставить тебя.
– Как оставить? Ты уезжаешь?
Каролина невольно ухватилась за его руку, голос задрожал от страха.
– Уже нет, никуда не уезжаю. Только посмотри на меня, посмотри хорошенько. Разве ты видишь на моем лице отчаяние?
Она подняла голову. Даже в сумерках Мур, казалось, сиял от радости. От его улыбки – уверенной, величественной – в душе Каролины вспыхнули надежда, нежность, восторг.
– Неужели отмена указов в один день принесла столько пользы? – спросила она.
– Она спасла меня! Теперь мне не грозит разорение, я не откажусь от своего предприятия, не поеду за океан. Я больше не буду бедняком и смогу оплатить долги. Наконец-то сбуду с рук сукно, которым забиты склады, и получу новые заказы, более прибыльные. Сегодняшний день заложит прочную, надежную основу для будущего, и впервые в жизни я могу не опасаться за свою участь.