– Ты ведь не ждешь, что за это тебя будут любить?
– Вот еще!
– Ах! – воскликнула юная нравоучительница, качая головой и вздыхая. Этим возгласом она дала понять, что какой-то болтик внутри Роберта раскрутился, и она не в состоянии устранить неполадку.
– Пожалуй, я не очень привязчив. Мне вполне хватает узкого ближнего круга.
Каролина склонилась над грамматикой и отыскала нужное правило с упражнениями.
– Роберт, ты не мог бы починить мне пару перьев?
– Сначала позволь разлиновать твою тетрадь, Каролина, а то у тебя строки вечно получаются косые… Ну вот. Теперь перья. Любишь поострее?
– Сделай так, как всегда чинишь Гортензии и мне, а не с широкими концами, как для себя.
– Будь я похож на Луи, остался бы дома и посвятил это утро тебе и твоим занятиям, однако мне нужно отправляться к Сайксу, на склад шерсти.
– Ты заработаешь деньги.
– Скорее потеряю.
Когда Мур закончил чинить перья, к садовой калитке подали оседланную и взнузданную лошадь.
– Ну вот, Фред уже ждет, пора ехать, но сначала схожу поглядеть, что там творится на южной границе участка.
Мур вышел из комнаты и отправился в сад позади фабрики. У освещенной жаркими лучами солнца стены вовсю пробивалась первая травка, распускались цветы – подснежники, крокусы и примулы. Мур собрал маленький букетик, окружил его листочками, вернулся в гостиную, достал из корзинки для рукоделия сестры шелковую нить, затем перевязал его и положил на письменный стол перед Каролиной.
– Хорошего тебе дня!
– Спасибо, Роберт. Чудесный букетик! Смотрю на него, и будто солнышко сверкает и ясное небо проглядывает. Тебе тоже хорошего дня!
Мур замер на пороге, словно хотел что-то добавить, но промолчал и вышел. У калитки он вскочил в седло, потом внезапно спешился, бросил поводья Мергатройду и вернулся в дом.
– Забыл перчатки, – пояснил он, беря что-то с пристенного столика, и как бы между прочим поинтересовался: – Каролина, тебя не ждут дома неотложные дела?
– У меня их не бывает. Миссис Рэмсден велела связать детские носочки для «еврейской корзинки», но это может подождать.
– Далась вам эта «еврейская корзинка»! И название выдумали удачное: баснословные цены при самом скромном содержимом вполне ему соответствуют. В уголках рта ты прячешь улыбку – значит, понимаешь все не хуже меня. Забудь про «корзинку» и погости денек у нас! Дядюшка ведь не станет предаваться грусти в твое отсутствие?
– Нет, – улыбнулась Каролина.
– Так я и думал. Тогда оставайся и пообедай с Гортензией, она будет рада, если ты составишь ей компанию. А вечером немного почитаем вслух. Луна появится примерно в половине девятого, я провожу тебя до дому часов в девять. Согласна?
Она радостно кивнула. Мур промедлил немного. Он склонился над столом Каролины и заглянул в ее грамматику, попробовал пальцем перо, повертел в руках букетик. Лошадь нетерпеливо била землю копытом, Фред Мергатройд многозначительно покашливал у калитки, недоумевая, почему хозяин не идет.
Мур еще раз пожелал кузине хорошего дня и наконец удалился.
Гортензия вернулась в гостиную минут через десять и с удивлением обнаружила, что к упражнениям Каролина даже не приступила.
Глава 6. Кориолан
В то утро мадемуазель Мур досталась весьма рассеянная ученица. Каролина постоянно пропускала мимо ушей объяснения наставницы. Несмотря на суровые упреки в невнимательности, настроение у нее оставалось безоблачным. Она сидела у окна, и казалось, будто впитывает не только весеннее тепло, но и ласковое воздействие солнечного света, благодаря которому становится счастливой и красивой. Сегодня Каролина выглядит хорошенькой, как никогда, и смотреть на нее одно удовольствие.
Надо заметить, что она не лишена дара красоты. Каролина невероятно хороша собой и нравится всем с первого взгляда. Девичьи формы вполне соответствуют ее возрасту – стройная, гибкая, ладно сложенная, все при ней: выразительное и нежное лицо, прелестные губы, а дивные большие глаза порой озаряются сиянием, способным проникнуть прямо в душу и расположить к себе. Прекрасная кожа, роскошные каштановые волосы, которые она умеет изящно завивать в прическу; лежащие на плечах локоны ей к лицу. Одевается Каролина со вкусом: несмотря на скромный фасон и недорогую материю, ее наряды по цвету и крою ей очень идут, подчеркивая достоинства фигуры. Сегодня она в коричневом платье из мериносовой шерсти того же мягкого оттенка, что и ее локоны, маленький воротничок оживляет розовая ленточка, впереди повязанная бантом. Других украшений девушка не носит.
Ну вот и все о внешности Каролины. Что касается характера и ума, если таковые у нее имеются, то в положенное время они сами себя проявят.
Ее историю можно изложить в двух словах. Родители не сошлись характерами и расстались вскоре после рождения ребенка. Мать Каролины – сводная сестра отца мистера Мура, поэтому, хотя по крови они не родные, в каком-то смысле ее можно считать дальней кузиной Роберта, Луи и Гортензии. Отец Каролины – брат мистера Хелстоуна – обладал тяжелым характером, и родственники предпочитают его не вспоминать, поскольку смерть сводит все счета. Жена была с ним несчастна. Слухи о его семейной жизни, весьма достоверные, придали правдоподобия и слухам о его брате, который отличается гораздо более твердыми моральными устоями.
Матери Каролина не видела почти с рождения, отец умер в сравнительно молодом возрасте, и единственным ее опекуном стал дядя, приходской священник. Как мы уже знаем, ни по характеру, ни по образу жизни мистер Хелстоун не слишком годится для воспитания юной девицы. Он мало заботится об ее образовании – пожалуй, ему вообще не пришло бы в голову им заняться, если бы Каролина сама не поняла, что ей не уделяют должного внимания, и не стала напоминать о себе и своих скромных нуждах, стремясь получить хотя бы минимальный запас знаний. И все же она с огорчением чувствовала ущербность и понимала, что девушки ее возраста и положения обладают большими знаниями и навыками, поэтому с восторгом откликнулась на любезное предложение кузины Гортензии, сделанное вскоре по прибытии той в дом у лощины, обучать ее французскому языку и рукоделию. Мадемуазель Мур в свою очередь тоже обрадовалась, потому что эти занятия придали ей значимости: ей понравилось иметь в подчинении столь способную ученицу. На первых порах она сочла Каролину совершенно невежественной, и когда девушка начала делать успехи, сразу приписала их вовсе не ее таланту и стараниям, а своей превосходной методике преподавания. Обнаружив, что неопытная в бытовых делах ученица обладает разнообразными, хотя и отрывочными знаниями в самых различных областях, Гортензия ничуть не удивилась и сочла, что кладезем этих сокровищ стало общение с наставницей. Разубедить ее не могло даже то, что Каролина многое знала о предметах, от которых сама Гортензия была совсем далека. При всей нелогичности идея эта крепко засела в голове мадемуазель Мур.
Гортензия гордилась тем, что обладает un esprit positif[33], и любому развлечению предпочитала сухую цифирь, поэтому держалась с ученицей строго. Она без устали гоняла ее по грамматике французского языка, заставляя заниматься нескончаемыми analyses logiques[34] – самым эффективным упражнением, которое смогла изобрести. Эти analyses ни в коей мере не служили Каролине источником удовольствия; она полагала, что вполне освоила бы французский и без них, и очень жалела времени, убитого на propositions, principales и incidents[35], на определение incidente determinative или incidente applicative[36] и на разграничение предложений на pleine, elliptique или implicite[37]. Порой впадала в полную растерянность и тогда, воспользовавшись отсутствием Гортензии (та частенько перетряхивала и перекладывала содержимое платяных шкафов наверху, предаваясь этому занятию бóльшую часть дня), шла с учебником к Роберту в контору и с его помощью постигала нелегкую науку.
Мур обладал ясным и спокойным складом ума. Стоило ему лишь взглянуть на незначительные затруднения Каролины, как они сразу исчезли. Решение головоломки он выдавал буквально в двух словах. Если бы Гортензия могла учить с той же легкостью, насколько быстрее продвигалось бы обучение Каролины! Одарив кузена восхищенной и благодарной улыбкой, брошенной скорее к его ногам, чем в лицо, она неохотно возвращалась в дом и садилась за упражнение или задачу (мадемуазель Мур учила Каролину также и арифметике) и вздыхала, что природа не создала ее мальчиком, ведь тогда бы она попросилась клерком к Роберту и работала рядом с ним в конторе, вместо того чтобы сидеть с Гортензией в гостиной.
Иногда, хотя и редко, Каролина оставалась в доме у лощины на весь вечер. Бывало, во время этих визитов Мур уезжал на рынок, к мистеру Йорку или сидел с посетителем в другой комнате. А порой он не занимался ничем и мог поговорить с Каролиной. И в такие вечера во всей Англии не нашлось бы гостиной приятнее той, где собрались эти трое. Когда Гортензия не изображала строгую наставницу, не стряпала и не устраивала разнос прислуге, нрав ее смягчался. Под вечер она расслаблялась и бывала весьма добра к своей юной кузине англичанке. Если же попросить ее сыграть на гитаре и что-нибудь спеть, она приходила в совсем уж прекрасное расположение духа. Поскольку музицировала Гортензия искусно, а голос у нее был хорошо поставлен, слушать ее можно было не без удовольствия, а если бы не церемонность и напыщенность, которые неизменно отражались на манере исполнения и проступали в выражении лица, слушать ее было бы сплошным удовольствием.
Сбросив бремя дневных забот, Мур если и не оживлялся сам, то весьма благосклонно наблюдал за своей оживленной кузиной, слушал внимательно и с готовностью отвечал на вопросы. Каролине нравилось сидеть рядом с ним, что-нибудь рассказывать или просто на него смотреть. Иногда он и сам приходил в почти веселое настроение и становился ласковым и дружелюбным.