– Ты вот говоришь тут о женитьбе, – с негодованием обратилась она к матери, поудобнее усаживаясь на коленях гостя, – а он ведь уже женат, точнее, – почти женат. Прошлым летом, увидев меня в белом платье с синим пояском, мистер Мур пообещал, что я стану его суженой! Помнишь, отец? (Дети Йорков не привыкли называть родителей «мама» и «папа», поскольку их мать терпеть не может сюсюканья.)
– Да, моя девочка, еще как обещал, и я тому свидетель. Ну-ка попроси его повторить свое обещание, а то знаю я этих лживых мальчишек.
– Никакой он не лживый! Он красавчик, а значит, хороший, – заявила Джесси, глядя на своего милого снизу вверх и ничуть не сомневаясь в его преданности.
– Красавчик! – вскричал мистер Йорк. – Вот потому-то он прохвост!
– У него слишком скорбный вид, чтобы быть лживым, – раздался из-за хозяйского кресла тихий голосок. – Если бы он всегда смеялся, то забывал бы свои обещания слишком скоро, а мистер Мур не смеется.
– Ваш сентиментальный красавчик – первый плут из всех, Роза, – заметил мистер Йорк.
– Ничуть он не сентиментальный, – возразила девочка.
Удивленный Мур обернулся к ней с улыбкой:
– Откуда ты знаешь, что я не сентиментален, Роза?
– Я слышала, как одна леди сказала это про вас.
– Voilà, qui devient intéressant![57] – воскликнул мистер Йорк, подвигая кресло ближе к огню. – Леди! Тут за милю веет романтикой. Интересно, кто бы это мог быть? Роза, шепни отцу на ушко, чтобы Роберт не слышал.
– Роза, тебе следует быть скромнее, – вмешалась миссис Йорк в своей обычной брюзгливой манере, – да и Джесси тоже. В присутствии взрослых дети должны помалкивать, особенно это касается девочек.
– Зачем нам тогда вообще нужны языки? – задорно воскликнула Джесси, а Роза посмотрела на мать с таким видом, будто хотела сказать, что запомнит эту истину и поразмыслит над ней на досуге.
Через пару минут напряженных раздумий Роза спросила:
– Почему же это особенно касается девочек?
– Во-первых, потому что я так сказала; во-вторых, потому что для девушки благоразумие и сдержанность – лучшие добродетели.
– Дорогая мадам, – заметил Мур, – то, что вы говорите, просто превосходно и напоминает мне соображения моей дражайшей сестры, однако вряд ли применимо к этим малюткам. Пусть Роза и Джесси разговаривают со мной, как всегда, непринужденно, иначе пропадет главное удовольствие моих визитов к вам. Я люблю, как они щебечут, и отдыхаю с ними душой.
– Ну вот видите! – воскликнула Джесси. – С нами вам гораздо лучше, чем с этими грубыми мальчишками! Наша мама и сама их так называет.
– Да, mignonne[58], в тысячу раз лучше! Грубых мальчишек мне хватает в течение дня, poulet[59].
– Многие люди, – продолжила девочка, – замечают только мальчишек. Все дядюшки и тетушки считают племянников лучше племянниц, и когда к нам в гости приходит какой-нибудь джентльмен, то разговаривает лишь с Мэтью, Марком и Мартином, а нас с Розой даже не замечает. Мистер Мур – наш друг, и мы никому его не отдадим! Помни, Роза, что мне он больше друг, чем тебе. Он мой близкий друг! – И она предостерегающе подняла ручку.
Роза привыкла к ее предупреждениям. Она с готовностью покоряется импульсивной малютке Джесси. Та распоряжается сестрой буквально на каждом шагу. В случаях, когда можно показать себя во всей красе и развлечься, заправляет Джесси, а Роза тихо отступает на задний план, в то время как в пору неприятностей, житейских забот и лишений Роза машинально берется за дело, взваливая на свои плечи еще и ношу сестры. Джесси давно решила, что выйдет замуж, как только достаточно подрастет, Роза же должна остаться старой девой и жить с ней, приглядывая за детьми и занимаясь хозяйством. Подобные отношения не редкость между сестрами, из которых одна невзрачная, другая – красавица, но в нашем случае если и есть разница во внешних данных, то преимущество – у Розы, поскольку личико у нее более симпатичное, чем у озорной малютки Джесси. Впрочем, наряду с живостью ума и ярким темпераментом Джесси наделена обаянием, силой очаровывать всех на своем пути. Хотя Роза обладает прекрасной, благородной душой, пытливым и развитым умом, верным и преданным сердцем, она не умеет нравиться.
– Ну же, Роза, скажи мне имя той леди, которая не считает меня сентиментальным, – попросил мистер Мур.
Другая непременно воспользовалась бы случаем и подразнила беднягу, однако простодушная Роза ответила сразу:
– Не могу. Я не знаю, как ее зовут.
– Опиши эту леди! Как она выглядит? Где ты ее видела?
– Когда Кейт и Сьюзен Пирсон вернулись домой из школы, миссис Пирсон устроила у себя званый вечер, и мы с Джесси поехали на день в Уиннбери, и там какие-то взрослые дамы сидели в углу гостиной и разговаривали про вас.
– Ты знаешь кого-нибудь из них?
– Ханну, Гарриет, Дору и Мэри Сайкс.
– Отлично. Они говорили обо мне плохие вещи, Рози?
– Некоторые – да. Сказали, что вы мизантроп. Я запомнила слово и посмотрела его в словаре, когда вернулась домой. Так называют того, кто ненавидит людей.
– А еще что?
– Ханна Сайкс сказала, что вы напыщенный хлыщ.
– Уже лучше! – со смехом вскричал мистер Йорк. – Превосходно! Ханна – это которая с рыжими волосами? Красивая девушка, только умом не блещет.
– Похоже, на сей раз ей удалось блеснуть, – заметил Мур. – Надо же, напыщенный хлыщ! Роза, продолжай.
– Мисс Пирсон заявила, что вы любите обращать на себя внимание, а черные волосы и бледное лицо делают вас похожим на сентиментального сумасброда.
Мистер Йорк снова расхохотался. Даже миссис Йорк улыбнулась.
– Вот видите, как вас воспринимают в действительности, – назидательно произнесла она, – и все же мне думается, что мисс Пирсон не прочь заловить вас в свои сети. Несмотря на юный возраст, она сразу положила на вас глаз.
– Кто же ей возразил, Рози? – спросил Мур.
– Леди, которую я не знаю, потому что у нас она никогда не бывает, хотя в церковь ходит каждое воскресенье. Она сидит на скамье возле кафедры, и всякий раз я смотрю на нее, а не в молитвенник, потому что она похожа на картину в нашей столовой – на женщину с голубем в руке, – по крайней мере, у нее такие же глаза и нос тоже, такой прямой, что лицо от этого кажется вроде как ясным.
– Как ты можешь ее не знать! – удивленно воскликнула Джесси. – В этом вся наша Роза. Мистер Мур, я часто недоумеваю, в каком именно мире живет моя сестра. Уж точно не в нашем! Постоянно выясняется, что она совершенно не разбирается в том, что известно всем. Ходит в церковь каждое воскресенье, целую службу смотрит на одну и ту же леди и при этом не удосужилась выяснить, как ее зовут! Она имеет в виду Каролину Хелстоун, племянницу священника. Теперь и я вспомнила! Мисс Хелстоун сильно разозлилась тогда на Анну Пирсон и заявила: «Роберт Мур вовсе не любит обращать на себя внимание, и он не сентиментальный! Вы заблуждаетесь насчет его характера, точнее – понятия о нем не имеете». Рассказать вам теперь, какая она, эта Каролина? Я описываю людей и во что они одеваются получше, чем Роза.
– Что ж, послушаем.
– Она хорошенькая, даже красивая, шея тонкая и белая, локоны длинные и шелковистые, свободно падают на плечи, приятного каштанового цвета. Говорит тихо, четко выговаривая слова; никогда не суетится. Платья носит из серого шелка, вся чистенькая и аккуратная – одежда, обувь и перчатки сидят на ней превосходно. Настоящая леди. Когда я вырасту, то хочу быть как она. Вам ведь нравятся такие девушки? Тогда вы на мне женитесь?
Мур погладил Джесси по голове и хотел было притянуть ее к себе, но передумал и слегка отстранил.
– Ах! Вы не согласны? Почему вы меня отталкиваете?
– Джесси, тебе и самой до меня нет дела. Почему ты не навещаешь меня в лощине?
– Потому что вы не приглашаете!
Мистер Мур тут же пригласил обеих девочек к себе в гости, пообещав, что привезет им завтра из Стилбро подарки. Какие именно, не сказал, пусть придут и узнают сами. Джесси не успела ответить, как вмешался один из мальчиков:
– Знаю я эту мисс Хелстоун, о которой вы тут болтаете. Она гадкая! Терпеть ее не могу, как и всех женщин. На что они вообще нужны?
– Мартин! – возмущенно воскликнул отец. Циничный парнишка посмотрел на него с вызывающим видом. – Мартин, пока ты лишь дерзкий щенок, но когда-нибудь вырастешь в наглого и самонадеянного юнца. Запомни свои слова – нет, лучше давай я их запишу. – Старший Йорк достал блокнот в сафьяновой коже и увековечил изречение сына. – Через десять лет, Мартин, если мы оба доживем, я напомню тебе об этом разговоре.
– И тогда я скажу то же самое. Всегда буду ненавидеть женщин! Они только и делают, что наряжаются в пух и прах и расхаживают с важным видом, чтобы все ими восхищались. Никогда не женюсь! Останусь холостяком.
– Стой на своем, мой мальчик, стой на своем! Эстер, в его возрасте я был убежденным женоненавистником, и вдруг к двадцати трем годам (я тогда путешествовал по Франции, Италии и еще бог знает где!) уже каждый вечер завивал волосы и носил серьгу в ухе – да что там, я и в нос продел бы кольцо, если бы того требовала мода, – и все ради того, чтобы понравиться дамам! Мартин кончит тем же.
– Я? Никогда! У меня-то мозгов побольше. Отец, представляю, каким ты был нелепым! Что касается одежды, то я ничего менять не намерен. Мистер Мур, я одеваюсь в синее с головы до ног, а в школе надо мной смеются и называют морячком. Сами-то разодеты как сороки и попугаи: сюртуки одного цвета, жилеты другого, брюки – третьего. Я всегда ношу синее и ничего, кроме синего. Разноцветные вещи унижают человеческое достоинство!
– Через десять лет, Мартин, в пестроте тканей тебе не сможет угодить ни один портной, и ни одна парфюмерная лавка не утолит твоих прихотливых заскоков.
Мартин посмотрел на него свысока, но от ответа удержался. Тем временем Марк, рывшийся в груде книг на боковом столике, заговорил нарочито медленным, тихим голосом с непередаваемо ироничным выражением лица: