Фанни помогла мисс Хелстоун убрать рукоделие и переодеться.
– Вы-то уж не останетесь старой девой, мисс Каролина, – заявила она, приглаживая ее мягкие густые локоны и завязывая пояс коричневого шелкового платья, – потому что ничуть на них не похожи.
Каролина всмотрелась в зеркальце и подумала, что определенное сходство все же имеется. За последний месяц она сильно изменилась: румянец поблек, под глазами залегли темные круги, вид у нее стал подавленный – в общем, она больше не выглядела ни хорошенькой, ни свеженькой как прежде. Каролина намекнула об этом Фанни, от которой прямого ответа не добилась. Та лишь заметила, что в ее-то годы небольшая худоба еще ничего не значит, скоро она поправится и будет такой же упитанной и цветущей, как всегда. Успокоив хозяйку, Фанни с необычайным усердием принялась кутать ее в теплые шали и платки, пока Каролина едва не задохнулась под их весом и не воспротивилась дальнейшим попыткам уберечь ее от холода.
Каролина нанесла визиты обеим женщинам, причем начала с мисс Манн, поскольку эта задача представлялась ей исключительно непростой. Дело в том, что мисс Манн была особой малосимпатичной. До сего дня Каролина неизменно утверждала, что терпеть ее не может, и не раз присоединялась к своему кузену Роберту, насмехавшемуся над ее странностями. Мур не часто ударялся в сарказм, особенно если речь заходила о ком-то ниже или слабее его, но раз или два присутствовал при визитах мисс Манн к его сестре и вынес из них массу впечатлений. Нередко, выходя в сад, где кузина возилась с его любимыми цветами, Мур стоял рядом и наблюдал за ней, забавы ради сравнивая юную девушку, изящную и привлекательную, с увядшей старухой, озлобленной и одинокой, иногда принимался шутливо передразнивать язвительные рассуждения старой девы. Однажды Каролина не выдержала, подняла голову от буйно разросшегося плюща, который привязывала к опоре, и воскликнула:
– Ах, Роберт, до чего же ты не любишь старых дев! Ведь я тоже могла бы попасть тебе на зубок, будь я старой девой.
– Ты – старая дева?! Интересное замечание, особенно для столь ярких и прелестно очерченных губ. Впрочем, я могу представить тебя лет в сорок, скромно одетую, бледную и увядшую, но все с тем же гордым профилем, белоснежным лбом и ласковыми глазами. Думаю, голосок тоже останется прежним, ведь у тебя совсем иной тембр, чем у мисс Манн – обладательницы голоса грубого и зычного. Мужайся! Даже в пятьдесят ты будешь весьма хороша.
– Роберт, мисс Манн не дано было выбирать ни голос, ни внешность.
– Природа создала ее в том же настроении, в каком придумала шиповник и боярышник, хотя для некоторых женщин она приберегает майские утренние часы, когда одаривает светом и росой хрупкую примулу или нежную лилию на зеленом лугу.
Войдя в маленькую гостиную мисс Манн, Каролина обнаружила хозяйку, как и всегда, в идеальной чистоте и уюте (кстати, едва ли старым девам можно поставить в заслугу то, что в их жилищах неизменно царит полный порядок) – пыли нет ни на полированной мебели, ни на ковре, в вазе на столике – свежие цветы, в камине горит огонь. Сама хозяйка сидит с натянутым видом, чопорно поджав губы, и вяжет – ее любимое занятие, поскольку не требует особых усилий. На вошедшую Каролину она едва глядит, ведь избегать проявления эмоций – едва ли не главная цель жизни мисс Манн. Она настраивала себя на подобный лад с самого утра и уже почти достигла состояния апатичной безмятежности, когда раздался стук в дверь и свел на нет ее усилия. Поэтому Каролине она вовсе не обрадовалась и приняла ее сдержанно, даже немного сурово, и как только гостья присела, вперила в нее пристальный взгляд.
Не каждый выдержит подобное испытание с честью. Однажды Роберт Мур ему подвергся, и с тех пор всякий раз вспоминал с содроганием, сравнивая взгляд мисс Манн со взглядом горгоны Медузы. С тех пор, утверждал Роберт, плоть его уже не та – в ее тканях явно присутствует камень. Подвергнувшись пристальному вниманию старой девы, он поспешно ретировался, после чего поспешил в дом приходского священника и поразил кузину странным видом и просьбой поскорее расцеловать его по-родственному, чтобы компенсировать нанесенный ущерб.
Несомненно, для представительницы слабого пола мисс Манн обладает грозным взглядом. Глаза с огромными белками у нее навыкате и смотрят не мигая, словно к черепу припаяны два стальных шарика. Когда она начинает говорить сухим, монотонным голосом, лишенным малейших модуляций, кажется, будто к вам обращается каменный истукан. Но это лишь плод воображения, видимость. Зловещий облик мисс Манн ничуть не более отражает ее душу, чем мнимая ангельская доброта сотен красавиц. Женщина она честная и добродетельная, свой тяжкий долг, от которого с испуганным отвращением шарахнулись бы прекрасные и сладкоречивые дамы, исполняет безропотно. На одинокую долю ее выпало наблюдать за картинами человеческих страданий, жертвовать собой целиком и полностью, не жалея ни времени, ни средств, ни здоровья ради тех, кто отплатил ей черной неблагодарностью, и теперь ее главная – и практически единственная – вина заключается в том, что она слишком критично настроена по отношению к роду людскому.
Действительно, мисс Манн имела склонность осуждать людские слабости. Каролина не просидела и пяти минут, прикованная к месту взглядом горгоны Медузы, как та начала беспощадно критиковать семейства, живущие по соседству. Хозяйка приступила к делу совершенно хладнокровно и решительно, словно хирург, рассекающий скальпелем безжизненный труп. Она не проводила различий между своими знакомыми, и доставалось всем: хороших качеств мисс Манн не видела почти ни в ком. Если ее слушательница осмеливалась вставлять робкие замечания, то она отметала их с презрением. Однако, несмотря на безжалостное препарирование людских слабостей, мисс Манн вовсе не любила сплетни и никогда не распространяла сведений, губительных для чьей-либо репутации. На подобные критические разборы ее толкал скверный характер, а сердце-то у нее было доброе.
Сделав такое открытие, Каролина пожалела, что прежде позволяла себе судить старую деву несправедливо, и принялась разговаривать с ней ласково, только сочувствие ее выражалось не в словах, а в голосе. Одиночество хозяйки заставило гостью взглянуть в новом свете и на ее характер, и на уродство – бледное увядшее лицо без единой кровинки, исхудавшее тело. Каролина пожалела женщину, на долю которой выпало столько невзгод, и в ее взгляде отразилось сочувствие. Сострадательная нежность делает красивое лицо еще прекраснее, и мисс Манн не могла этого не заметить. Привыкнув сталкиваться с холодностью и насмешками в свой адрес, она сразу оценила неподдельный интерес гостьи и откликнулась на него всем сердцем. Говорить о своих делах мисс Манн не привыкла, ведь это никого не интересовало, но сегодня она изменила своему принципу и растрогала юную гостью до слез, поскольку ее жизненная повесть заключала в себе сплошные страдания, болезни и невзгоды. Неудивительно, что она напоминала ходячий труп, выглядела непреклонной и никогда не улыбалась, старалась избегать волнений, сохранять выдержку и самообладание. Узнав печальные подробности, Каролина поняла, что мисс Манн скорее достойна восхищения, чем осуждения.
Читатель! Прежде чем обвинять кого-нибудь в мрачности и необщительности, причины которых тебе неизвестны, подумай о том, что наверняка в этом повинна глубокая рана, тщательно скрываемая и оттого весьма болезненная.
Мисс Манн почувствовала, что ее отчасти понимают, и пожелала объясниться до конца, ведь какими бы старыми, невзрачными, робкими, несчастными, страдающими мы ни были, пока в наших сердцах теплится хотя бы искра жизни, они сохраняют бледный, едва тлеющий уголек надежды на то, что нас оценят и полюбят. Бывает, что страдальцам долгое время не выпадает ни крохи людского милосердия, но Провидение их помнит и, когда они едва живы от голода и жажды, когда человечество давно позабыло умирающего обитателя ветхого жилища, оно обращает поток манны небесной на ссохшиеся губы, которым земная пища уже не годна. Евангельские обетования, коим мы внимаем в дни благоденствия равнодушно, на одре болезни становятся для нас утешением, и мы чувствуем, что милосердный Господь заботится обо всех покинутых. Мы взываем к любящему состраданию Иисуса и получаем его; гаснущий взор, зрящий за пределы времени, находит в вечности и друга, и прибежище.
Мисс Манн, поощряемая безмолвным вниманием слушательницы, продолжала вспоминать обстоятельства своего прошлого. Она говорила правдиво, просто и сдержанно: не имела склонности ни хвастаться, ни преувеличивать. Каролина узнала, что старая дева когда-то была преданной дочерью и сестрой, без устали ухаживала за близкими на их смертном ложе, а впоследствии переключилась и на других страждущих, что сильно сказалось на ее собственном здоровье. Для одного своего несчастного родственника она стала единственной опорой в его грешной жизни, и только ей удавалось не дать ему окончательно скатиться в пропасть…
Мисс Хелстоун осталась на весь вечер, решив отложить второй визит на другой день, и когда наконец покинула мисс Манн, то пообещала себе прощать ей любые недостатки, не оставлять одну надолго и непременно приходить раз в неделю, от всего сердца даруя ей хотя бы немного привязанности и уважения. В тот момент она искренне верила, что способна и на то, и на другое.
Вернувшись домой Каролина объявила Фанни, что очень рада прогулке и чувствует себя гораздо лучше. На следующий день она не преминула навестить мисс Эйнли. Жизненные обстоятельства и жилище этой леди были стесненнее и скромнее, чем у мисс Манн, однако чистоту пожилая леди поддерживала исключительную, причем обходилась без служанки, не считая редкой помощи жившей по соседству девушки.
Мисс Эйнли была и беднее, и невзрачнее, чем другая старая дева. Вероятно, в юности она слыла дурнушкой, ведь теперь, к пятидесяти годам, стала совсем отталкивающей. При первом знакомстве с ней лишь исключительно благонравные люди способны были побороть в себе отвращение и не отвернуться от нее, не дав волю предрассудкам. К тому же мисс Эйнли держалась чопорно и одевала