– Ты и так всем помогаешь, Шерли!
– Недостаточно. Я должна отдавать больше, иначе когда-нибудь кровь моего брата возопит к небесам! Однако, если ко мне нагрянут мятежники и поджигатели, я стану защищать свою собственность как тигрица. Уж лучше прислушаться к голосу милосердия сейчас, когда оно взывает ко мне. В крике дебоширов этот голос утонет, и мне останется лишь отбиваться и крушить врагов. Стоит бедноте собраться в толпу, и я наброшусь на них как аристократка; если они нападут, мне придется защищаться – и я буду защищаться!
– Ты говоришь как Роберт.
– И чувства мои те же, только еще более яростные! Пусть попробуют связаться с Робертом, или с его фабрикой, или с его интересами – и я их возненавижу! В данный момент я вовсе не патриций и не считаю бедняков плебеями, но стоит им напасть на меня или на моих близких, начать диктовать нам условия, как я забуду про сострадание и уважение к бедности и обрушу свой гнев на невежественных и наглых мятежников!
– Шерли, глаза у тебя так и сверкают!
– Потому что душа моя горит! Неужели ты не бросишься на помощь Роберту, если на него накинется толпа?
– Будь у меня твои возможности, я бы тоже поступила именно так. Если бы я могла быть для Роберта столь же надежным другом, как ты, поддерживала бы его непременно!
– Смотри-ка, Лина, хотя твои глаза не горят, они светятся. Ты опустила веки, но я успела разглядеть! Впрочем, до боевых действий пока далеко. Я хочу предотвратить беду. Ни днем, ни ночью не забываю о том, что озлобленность бедноты происходит от людских страданий. Чтобы ее уменьшить, нужно отдать избыток того, что у меня есть, причем отдать щедрой рукой, а чтобы пожертвование пошло впрок, его надо сделать по-умному. Для этого понадобится трезвый и практичный взгляд на вещи, так что пойди и пригласи к нам мисс Эйнли!
Каролина надела шляпку и вышла. Вероятно, читателю покажется странным, что ни она, ни Шерли не подумали посоветоваться с миссис Прайер, но они поступили так не зря: предчувствовали, что обратиться к ней за советом – значит поставить ее в неловкое положение. Несмотря на то что она была гораздо образованнее, начитаннее и вдумчивее мисс Эйнли, ей не хватало деловой жилки и способности руководить. Миссис Прайер с готовностью внесла бы скромную лепту в общее дело – к примеру, сделала бы тайное пожертвование, – однако принимать участие в открытую, на глазах у всех ей было бы не по силам. Шерли это понимала, потому не стала тревожить миссис Прайер понапрасну, чтобы лишний раз не напоминать о ее недостатках.
Для мисс Эйнли это был светлый день: ее пригласили в Филдхед, чтобы обсудить дела, столь близкие ей по духу, с почетом усадили за стол, выдали бумагу, перо, чернила, банкноты и – самое главное – попросили составить надлежащий план по оказанию помощи приходу Брайрфилд. Она прекрасно знала всех бедняков, изучила их проблемы, досконально продумала, как именно им помочь, если выдастся возможность, и с радостью приняла на себя руководство. Ее доброе кроткое сердце ликовало, поскольку она могла толково и быстро ответить на пылкие вопросы обеих девушек, касающиеся нелегкого положения собратьев.
Шерли выдала в ее распоряжение триста фунтов, и при виде денег глаза мисс Эйнли наполнились слезами радости. Она сразу представила: голодные – накормлены, нагие – одеты, больные – выздоравливают. Тут же родился простой и разумный план освоения средств, благодаря которому, как заверила девушек мисс Эйнли, вскоре наступят лучшие времена, ведь примеру хозяйки Филдхеда наверняка последуют и другие состоятельные люди. Для этого она предложила организовать сбор пожертвований и создать фонд, однако сначала следовало непременно посоветоваться со священниками. Помимо Брайрфилда в помощи нуждались и остальные приходы – Уиннбери и Наннели. Мисс Эйнли заверила, что без одобрения духовенства не следует предпринимать ни единого шага.
В глазах мисс Эйнли духовенство окружал священный ореол – неважно, насколько ничтожен служитель церкви, принадлежность к клиру уже делает его святым. Наши три курата, известные своим чванством, вряд ли заслуживали чести завязывать ей шнурки, носить зонтик или помогать ей накинуть теплую шаль, и тем не менее мисс Эйнли, полная чистого, праведного восторга, готова была причислить этих юнцов к лику святых. Как бы недвусмысленно ей ни указывали на их мелкие слабости и неимоверную глупость, мисс Эйнли на все закрывала глаза: пороков духовенства для нее просто не существовало, белый стихарь надежно скрывал всевозможные грехи.
Шерли знала об этом невинном увлечении своего нового советника, поэтому заявила, что при распределении денег кураты не получат права голоса, их загребущие ручонки ни в коем случае не должны лезть в общую копилку. Разумеется, главы приходов будут на первом месте, ведь им доверять можно: у них есть и опыт, и мудрость, а у мистера Холла вдобавок к тому имеется доброе сердце и сострадание к ближнему. Что же касается вверенных им куратов, то их следует оставить в стороне, и вообще лучше держать этих юнцов в строгости и наконец растолковать им важность смирения и почтения к старшим.
Мисс Эйнли ее заявление ужаснуло. Каролине удалось сгладить впечатление хорошими словами, произнесенными о мистере Свитинге. Он нравился почтенной старой деве больше двух других куратов. К преподобным Мэлоуну и Донну она пыталась относиться с уважением, однако лучшие кусочки пирога и стаканчик-другой настойки на первоцвете приберегала именно для Свитинга, вручая их ему с поистине материнской заботой, когда он порой наведывался в ее маленький домик. Однажды мисс Эйнли предложила это скромное угощение Мэлоуну, но тот взглянул на него с неприкрытым презрением, и больше на подобные вольности бедная старушка не отваживалась. Донн встречал угощение с неизменным энтузиазмом, о чем недвусмысленно свидетельствовал факт, что пирога он съедал сразу два куска, а третий запихивал в карман.
В стремлении творить добрые дела мисс Эйнли не знала устали и готова была сию же минуту отправиться за десять миль, чтобы оповестить трех приходских священников о своем плане и скромно испросить их одобрения. Мисс Килдар этому воспротивилась и предложила поступить наоборот: собрать всех троих вечером в Филдхеде и обсудить тему в узком кругу. Мисс Эйнли тоже будет присутствовать на этом тайном совете и представит свой план лично.
Таким образом, Шерли удалось собрать у себя старшее духовенство и к приходу старой девы привести их в наилучшее расположение духа, развлекая приятной беседой. На себя она взяла доктора Боултби и мистера Хелстоуна. Первый, упрямый валлиец, хотя был вспыльчив, высокомерен и строптив, при этом делал людям много добра, о чем не стеснялся рассказывать направо и налево. Второй священник читателю уже известен. Шерли испытывала дружеские чувства к обоим старикам, особенно к Хелстоуну, и ее ничуть не затрудняло развлекать их. Она прогулялась с ними по саду, нарвала цветов и вела себя как примерная дочь. Мистера Холла она оставила Каролине, или, скорее, мистер Холл сам предоставил себя заботам Каролины.
Как правило, он отыскивал Каролину в любой компании, где им обоим случалось бывать. Мистера Холла никто не назвал бы дамским угодником, хотя женщины его любили. Он был книжным червем, близоруким, носившим очки и довольно рассеянным. К пожилым леди относился с сыновней почтительностью, к джентльменам – с уважением. Простота обхождения, искренность и прямодушие, благородство души и честность, истинное благочестие помогали ему обрести друзей в любом кругу. Его причетник и пономарь не могли на него нарадоваться, владелец поместья, на чьей земле находился приход, высоко его ценил. А вот с юными, красивыми, модно одетыми и элегантными дамами Холл немного терялся. Будучи человеком простым – и во взглядах, и в манерах, и в речи, – он побаивался их бойкости, грации и спеси. Мисс Хелстоун не отличалась ни бойкостью, ни спесью; ее прирожденная грация совсем иного порядка – скромная, как красота полевого цветка. Собеседником мистер Холл был приятным и веселым, поэтому Каролина любила общаться с ним наедине. Ей нравилось, когда мистер Холл садился с ней рядом и тем самым избавлял ее от Питера Огаста Мэлоуна, Джозефа Донна или Джона Сайкса. Сам же мистер Холл никогда не отказывал себе в этом удовольствии. При обычных обстоятельствах подобное внимание одинокого джентльмена к незамужней леди непременно породило бы массу сплетен и домыслов, однако Сирилу Холлу уже исполнилось сорок пять, он был седоват и слегка плешив, поэтому никому не пришло бы в голову, что он собирается жениться на мисс Хелстоун. Да и сам он об этом даже не думал. Холл уже был женат – на книгах и своем приходе. Его добрая сестра Маргарет, такая же ученая и близорукая, как и он сам, вполне смогла скрасить его одинокую жизнь, и менять что-либо было поздно. Кроме того, мистер Холл знал Каролину с детства. Она часто сиживала у него на коленях, он дарил ей игрушки и книги. Ее дружеское чувство отчасти напоминало дочернюю привязанность, и он не собирался придавать ему другой оттенок, поскольку вполне довольствовался возможностью любоваться ее прелестным личиком, не омрачая его отражением глубин своей светлой, чистой души.
Мисс Эйнли ожидал теплый прием со стороны всех присутствующих. Миссис Прайер и Маргарет Холл подвинулись и усадили ее на диван, и когда леди устроились, то явили собой картину, которую беспечные весельчаки не преминули бы высмеять: пожилая вдова и две увядшие старые девы в очках, все трое никчемные и невзрачные, и все же каждая из них по-своему прекрасна, как и любой человек, видевший в жизни много страданий и познавший горечь одиночества.
Шерли открыла совещание и продемонстрировала составленный план.
– Узнаю́ руку, которая его составила, – заметил мистер Холл, бросив взгляд на мисс Эйнли и ласково улыбнувшись.
Он поддержал намеченный план сразу, Боултби слушал нахмурившись и выпятив нижнюю губу. Его одобрение было слишком ценным, чтобы высказывать сразу. Хелстоун бдительно оглядел присутствующих, словно подозревал некую уловку со стороны женщин, пытающихся заполучить чересчур много влияния и придать себе значимости. Шерли сразу поняла, о чем он думает.