Благодаря расторопности мисс Хелстоун они успели вовремя. Хотя церковь заслоняли деревья, девушки услышали размеренные удары колокола, созывавшего участников шествия. Также до них донесся гомон толпы и шарканье ног. На дороге показался отряд школы Уиннбери, насчитывавший пять сотен душ. Во главе него шли священник и курат – Боултби и Донн, причем первый вышагивал важно, как и подобает духовному лицу его ранга, в широкополой шляпе, в просторном черном сюртуке, опираясь на внушительную трость с золотым набалдашником. При ходьбе доктор Боултби помахивал тростью и кивал своему помощнику. Донн, несмотря на явную худосочность по сравнению со своим упитанным патроном, умудрялся выглядеть типичным куратом. Все в нем свидетельствовало о высокомерности и самомнении – от вздернутого носа и гордо задранного подбородка до черных гетр, коротковатых панталон без штрипок и туфель с квадратными носами.
Шагайте себе, мистер Донн! Вы уже показали, каковы на самом деле. Вы уверены, что выглядите превосходно. Считают ли так же девушки в белом и лиловом платьях, наблюдающие за вами с пригорка, уже другой вопрос.
Дождавшись, пока пройдет отряд, девушки побежали к церкви. Во дворе собралось множество детей и учителей, разодевшихся к празднику в свои лучшие платья; несмотря на тяжелые времена и предгрозовые настроения в округе, они постарались на славу. Британская любовь к приличиям творит чудеса. Нищета заставляет ирландскую девушку облачиться в лохмотья, однако не в силах принудить англичанку расстаться со скромной изящной одеждой, без которой она сама себя перестанет уважать. Кроме того, владелица поместья – а именно Шерли, глядящая сейчас с удовольствием на принаряженную и радостную толпу, – действительно сделала много добра жителям своего прихода. Ее щедрость помогла беднякам подготовиться к празднику, и многие детишки получили новое платьице или шляпку. Она это знает и радуется, что ее деньги, пример и авторитет существенно улучшили положение людей вокруг нее. Пусть Шерли и не склонна к беззаветной жертвенности мисс Эйнли, зато отыскала другой способ проявить заботу по мере своих сил и возможностей.
Каролина тоже довольна, потому что и она сделала доброе дело – рассталась с несколькими платьями, лентами и воротничками из собственного гардероба, чтобы принарядить девушек. Поскольку деньгами Каролина помочь не могла, то последовала примеру мисс Эйнли и посвятила детям свое время и усердие.
Людно не только на церковном дворе, но и в саду. Между лилиями и цветущими желтыми гроздьями золотым дождем прогуливаются парочки и целые компании леди и джентльменов. Дом также не пустует: у широко открытых окон стоят веселые гости – попечители и учителя, которые примкнут к шествию. Позади дома разминаются оркестры трех приходов. Фанни и Элиза нарядились в лучшие платья и капоры, надели белоснежные фартуки и расхаживают среди гостей, обнося их крепким вкусным элем, сваренным по приказу главы прихода и под его чутким руководством. За что бы он ни брался, все получается наилучшим образом. Мистер Хелстоун терпеть не может небрежности в любых ее проявлениях и все делает на совесть, начиная с постройки церкви, школы или здания суда и заканчивая приготовлением обеда. В этом отношении мисс Килдар с ним сходна, и они признают заслуги друг друга.
Каролина и Шерли вскоре очутились в самой гуще народа, причем первая освоилась очень быстро. Вместо того чтобы тихо сидеть в дальнем углу, она расхаживала по комнатам, разговаривала с гостями и улыбалась; дважды даже заговорила первой, не дожидаясь, пока к ней обратятся, – в общем, совершенно преобразилась. Подобной перемене она была обязана присутствию Шерли и ее уверенным манерам. Мисс Килдар ничуть не робела на людях и не избегала общения с ними. Любые человеческие существа, будь то мужчины, женщины или дети, которые не проявляли неучтивости и грубости по отношению к ней, удостаивались теплого приема – кто-то в большей, кто-то в меньшей степени, – но в целом можно заметить, что, пока человек не доказывал обратного, Шерли считала его хорошим и ценным знакомством и вела себя соответственно. Благодаря подобному убеждению она стала всеобщей любимицей, ведь оно лишало ее шутки язвительности и делало приятной собеседницей, ничуть, впрочем, не умаляя ценности истинной дружбы, связывающей Шерли с теми, кто был ей действительно близок. Настоящей подругой ей стала мисс Хелстоун, которую она выбрала умом и сердцем, а всяким мисс Пирсон, Сайкс, Уинн и прочим доставались лишь ее добродушие и любезное обхождение.
Шерли сидела на диване в окружении многочисленных гостей, и тут в комнату вошел Донн. Она уже успела забыть, как сильно он вывел ее из себя на днях, поэтому кивнула и добродушно улыбнулась. И тогда он показал характер. Донн не знал ни как отклонить приветствие с достоинством оскорбленной гордости, ни как принять его с искренностью того, кто готов забыть и простить. Суровая отповедь наследницы не заставила его устыдиться, и он вовсе не испытывал этого чувства при встрече со своей обидчицей. Донн не настолько погряз во грехе, чтобы открыто проявлять враждебность, поэтому просто проследовал мимо с глупым видом, сердито насупившись. О примирении не могло идти и речи, а пыл негодования был чужд его ленивой натуре, которую не растормошило бы и большее унижение.
– Не следовало устраивать ему сцену, – шепнула Шерли Каролине. – Я сваляла дурака. Отчитывать бедняжку Донна за его глупенькие нападки на Йоркшир все равно что гонять комарика, пытающегося прокусить шкуру носорога. Будь я джентльменом, наверняка помогла бы ему покинуть мой кров, прибегнув к физической силе. Теперь я рада, что ограничилась отповедью. Пусть ко мне даже не суется! Терпеть его не могу. Даже потешаться над ним скучно. Вот Мэлоун интереснее!
Похоже, Мэлоун решил подтвердить оказанное ему предпочтение: едва Шерли успела закончить фразу, к ним подошел Питер Огаст при полном параде, в перчатках, надушенный и напомаженный, с огромным букетом распустившихся махровых роз. Он вручил их наследнице с таким изяществом, что ни один карандаш не способен запечатлеть его должным образом. И кто бы теперь посмел утверждать, будто Питер не умеет ухаживать за дамами? Он собственноручно собрал цветы и вручил их, возложил на алтарь любви, точнее Мамоны, свои нежные чувства. Геркулес за прялкой лишь бледное подобие Питера с букетом! Вероятно, он так и думал, потому что откровенно удивлялся сам себе. Мэлоун отступил без единого слова и пошел прочь, самодовольно усмехаясь, потом внезапно замер и обернулся, словно желая убедиться в реальности происходящего. Да, на лиловом шелку действительно лежат шесть пышных красных розанов, а белоснежная ручка, унизанная золотыми кольцами, небрежно придерживает подношение, склонив и пряча смеющееся личико в длинных локонах. Питер заметил смех, он не мог ошибиться! Над ним жестоко посмеялись, его галантность, рыцарский подвиг стали поводом для острот девицы даже двух девиц – ведь мисс Хелстоун тоже заулыбалась. Более того, он понял, что ловкий маневр разгадан, и помрачнел как туча. Когда Шерли подняла голову, то встретилась с его свирепым взглядом. Что ж, по крайней мере у Мэлоуна хватило пороху ненавидеть.
– О, Питер действительно стоит того, чтобы закатить ему сцену, и когда-нибудь он непременно ее получит, – шепнула Шерли подруге.
И вот в дверях столовой торжественно появились три священника в мрачных черных одеяниях, но с сияющими лицами. До сего времени они занимались делами духовными, теперь же решили вкусить пищи телесной. Большое глубокое кресло, обитое сафьяном, ждало доктора Боултби, куда его с почетом и препроводили. Каролина, которой Шерли намекнула, что самое время приступить к обязанностям хозяйки, поспешила подать этому весьма крупному, уважаемому и в общем-то достойному другу своего дядюшки бокал вина и миндальное печенье. Церковные старосты Боултби, они же попечители воскресной школы, уже стояли около него. Миссис Сайкс и прочие леди окружили его со всех сторон и выразили надежду, что он не слишком утомился и жара не тревожит главу их прихода. Миссис Боултби, твердо убежденная в том, что, когда ее господин погружается в дрему после сытного обеда, лицо его уподобляется ангельскому лику, склонилась над мужем и нежно утерла со лба испарину, настоящую или мнимую. Короче, Боултби буквально упивался вниманием и участием, бормоча слова благодарности своим voix de poitrine[75] и заверяя, что чувствует себя вполне сносно. На Каролину он не обратил ни малейшего внимания, лишь принял поданное ею угощение. Он и прежде ее не замечал и едва ли знал, что она вообще живет на свете, однако печенье очень даже приметил, поскольку любил сладости, и взял с тарелки целую пригоршню. Вино миссис Боултби тут же развела горячей водой и добавила сахару с мускатным орехом.
Мистер Холл стоял возле открытого окна, вдыхая свежий воздух и ароматы цветов, и дружелюбно беседовал с мисс Эйнли. Вот кому Каролина была рада угодить! Что ему принести? Мистер Холл не должен идти за угощением сам, она с удовольствием за ним поухаживает. Каролина взяла маленький поднос, чтобы предложить ему самых разных закусок. Маргарет Холл и Шерли тоже приблизились. Четыре дамы окружили любимого священника и пребывали в полной уверенности, что смотрят на ангела во плоти. Сирил Холл представлялся им непогрешимым, словно папа римский, как и доктор Томас Боултби – своим почитателям. Глава прихода Брайрфилд также собрал вокруг себя толпу человек в двадцать или даже более; ни один другой из трех священников не смотрелся столь впечатляюще в кругу почитателей, как Хелстоун. Кураты, по обыкновению сбились в кучку и образовали созвездие из трех звезд меньшей величины, чем их патроны. Многие юные леди поглядывали на них издалека, однако приближаться не решались.
Мистер Хелстоун вынул часы.
– Без десяти два, – громко объявил он. – Пора строиться. Идемте!
Он взял широкополую шляпу и вышел пружинящим шагом. Все поднялись и последовали за ним.
Двенадцать сотен детей построились в три отряда по четыреста душ, во главе каждого расположился оркестр. Учителям Хелстоун велел встать парами между группами по двадцать учеников и зычно призвал следующих лиц: