– Я ожидаю мистера Мура! Прошлым вечером он обещал, что придет с сестрой и сядет за наш стол. Вряд ли он меня подведет, но боюсь, что они явятся слишком поздно и сесть рядом с нами не получится. Смотри, идут новые гости, и теперь они займут все места. Досадно!
Действительно, в помещение вошел мистер Уинн, мировой судья, с женой, сыном и двумя дочерьми. Они были представителями местной аристократии, и, конечно же, им полагалось сидеть за первым столом, где они и разместились. И будто бы в утешение мисс Килдар рядом с ней плюхнулся Сэм Уинн, причем прямо на платье, перчатки и палантин. Мистера Сэма Шерли терпеть не могла, потому что он недвусмысленно вознамерился добиться ее руки. Старик Уинн тоже не раз объявлял во всеуслышание, что поместья Филдхед и Уолден-Холл так и норовят слиться воедино, о чем молва не преминула донести Шерли.
В ушах Каролины еще долго раздавался взволнованный шепот подруги: «Я ожидаю мистера Мура», сердце ее билось учащенно, щеки заливала краска. Вскоре заиграл орган, и шум начал стихать. Доктор Боултби, мистер Хелстоун и мистер Холл поднялись, паства последовала их примеру, и под музыкальный аккомпанемент все пропели молитву, после чего можно было приступать к чаепитию. Каролина слишком увлеклась своими обязанностями, чтобы смотреть по сторонам, и лишь наполнив последнюю чашку беспокойно оглядела комнату. Нескольким леди и джентльменам не хватило места за столами, и они стояли возле стены. Среди них Каролина узнала свою недавнюю знакомую, мисс Манн, которая соблазнилась ясной погодой или же поддалась на уговоры подруги и покинула тоскливое уединение ради пары часов светского общения. Мисс Манн устала, и дама в желтой шляпке принесла ей стул. Каролина сразу узнала и желтую атласную шляпку, и темные кудряшки, и доброе, хотя и немного своенравное лицо, черное шелковое платье и даже шаль из серого льна – словом, она узнала Гортензию Мур и захотела кинуться к ней, расцеловать и заключить в объятья: один раз ради нее самой, и два – ради ее брата. Каролина привстала, едва сдерживая ликующий возглас, и, вероятно, даже бросилась бы к кузине через весь зал, но тут на плечо ей опустилась рука и знакомый голос прошептал:
– Подожди, пока закончится чаепитие, Лина, и тогда я приведу ее к тебе.
Справившись с волнением, Каролина подняла голову и увидела Роберта собственной персоной. Он стоял сзади, улыбаясь, и выглядел прекрасно. Пристрастному взгляду Каролины он показался таким красивым, что она не отважилась посмотреть на него еще раз: образ Роберта сиял перед ее внутренним взором ослепительно ярко и запечатлелся в памяти отчетливо, словно был начертан огненным пером.
Мур прошел мимо и заговорил с мисс Килдар. Благодаря совершенно нежелательному вниманию Сэма Уинна и факту, что он все еще сидел на ее перчатках и палантине, а также, вероятно, неспособности Мура прийти вовремя, Шерли пребывала в отвратительном расположении духа. Она небрежно пожала плечами в ответ на приветствие, потом бросила пару резких слов о его несносной медлительности. Мур не стал ни извиняться, ни оправдываться: просто стоял рядом и ждал, пока она успокоится, что и произошло минуты через три. Шерли подала ему руку, Мур принял ее с улыбкой – то ли с укоризненной, то ли с признательной. В пользу первой версии свидетельствовало легкое покачивание головой, в пользу второй – ласковое рукопожатие.
– Теперь садитесь где найдете, мистер Мур, – произнесла Шерли. – Увы, здесь все занято, зато я вижу местечко за столом миссис Боултби, между мисс Армитедж и мисс Бертуистл. Идите! Джон Сайкс будет вашим vis-à-vis, а к нам вы сядете спиной.
Мур предпочел не садиться. Он прохаживался по длинной классной комнате, обмениваясь приветствиями со знакомыми джентльменами, однако неизменно возвращался к Шерли, притягивавшей его как магнит, и нашептывал ей на ухо свои наблюдения.
Между тем бедняга Сэм Уинн чувствовал себя чрезвычайно неловко. Его прекрасная соседка вела себя неугомонно и капризно, и двух секунд не могла посидеть спокойно. То ей было жарко, и она обмахивалась веером, то сетовала на духоту и восклицала, что нечем дышать, и жаловалась на тесноту. Потом Шерли заявила, что нечего просиживать за столом, когда чай уже выпит, и если подобное положение вещей не изменится, то она непременно лишится чувств. Мистер Сэм предложил проводить ее на свежий воздух, на что она ответила, что он желает заморозить ее до смерти. В общем, положение незадачливого кавалера стало критическим, и он счел за лучшее проглотить свой чай залпом и быстро ретироваться.
Мур, которому следовало бы в это время находиться поблизости, оказался в противоположном конце зала, глубоко увлеченный беседой с Кристофером Сайксом. Неподалеку находился изрядно уставший стоять крупный торговец зерном Тимоти Рэмсден, эсквайр, – он тут же и ринулся к свободному месту. Шерли не растерялась: взмахнув палантином, опрокинула чашку, залив скамью и подол собственного платья. Разумеется, пришлось позвать служанку, чтобы устранить беспорядок. Мистер Рэмсден, упитанный обрюзгший джентльмен, обладатель толстого брюшка и не менее толстой мошны, благоразумно предпочел держаться подальше от суматохи. Обычно Шерли относилась к мелким неприятностям вроде пятна на платье с почти преступным равнодушием, однако на сей раз закатила сцену, достойную самой нервной и изнеженной представительницы своего пола. Мистер Рэмсден изумленно открыл рот и медленно попятился, а услышав, что мисс Килдар вот-вот лишится чувств, резко развернулся на каблуках и с топотом умчался.
Наконец Мур вернулся, спокойно обозрел царившую суету, насмешливо покосился на разошедшуюся Шерли и заметил, что в этом конце комнаты действительно жарковато и такая атмосфера годится лишь хладнокровным людям вроде него самого, после чего отодвинул в сторону служанок, салфетки, шелковый подол и уселся там, где ему и было изначально предназначено сесть. Шерли притихла, черты ее лица разгладились, возмущенно поднятые брови опустились, капризно изогнутые губы приняли обычное выражение. Своенравность и проказливость уступили место иным чувствам, неловкие порывистые движения, которыми она изводила беднягу Сэма Уинна, сменились плавными и грациозными. Однако благосклонного взгляда Мур так и не удостоился, напротив: Шерли обвинила во всех неприятностях именно его и посетовала, что лишилась уважения мистер Рэмсдена и бесценной дружбы мистера Сэмюела Уинна.
– Сама бы я не обидела ни одного из этих джентльменов! – заявила она. – Я всегда относилась к ним обоим с огромным уважением, а теперь, из-за вас, посмотрите, как с ними обошлись! Не буду знать покоя, пока не заглажу свою вину. С соседями надо дружить! Завтра мне придется отправиться на мельницу в Ройд, утешить мельника и повосхищаться зерном, послезавтра непременно наведаюсь в Уолден-Холл, которого терпеть не могу, и принесу в ридикюле половинку овсяной лепешки для ненаглядных пойнтеров мистера Сэма.
– Несомненно, вы знаете кратчайший путь к сердцу своих обожателей, – тихо промолвил Мур.
Вид у Роберта был довольный, только он вовсе не спешил выразить благодарность за отвоеванное для него место и даже не извинился за доставленные неприятности. Невозмутимость ему удивительно шла. Умение владеть собой делало его еще красивее и приятнее в общении. Глядя на Мура, вы бы и не подумали, что перед вами несчастный, балансирующий на грани полного разорения. Рядом с богатой наследницей он смотрелся как равный, и чувство равенства делало его спокойным – может, даже чересчур спокойным. Замечая, как он смотрит на мисс Килдар сверху вниз, обращаясь к ней с репликами, вы могли бы вообразить, будто Мур превосходит ее не только ростом, но и положением в свете. Лицо Мура еще сильнее посуровело, взгляд стал почти жестким. Они оживленно что-то обсуждали, стараясь говорить потише, и Шерли забрасывала его вопросами, а он явно отказывался удовлетворить ее любопытство. Один раз она посмотрела ему в лицо, мягко и в то же время настойчиво требуя более определенного ответа. Мур заулыбался и промолчал. Шерли вспыхнула и отвернулась, однако через две минуты он снова завладел ее вниманием. Похоже, взамен нужных ей сведений Мур надавал каких-то обещаний.
Судя по всему, мисс Хелстоун было плохо от жары – она становилась все бледнее. Чаепитие шло своим чередом, наконец прочитали благодарственную молитву, и Каролина поспешила вслед за Гортензией, которая уже вышла с мисс Манн на свежий воздух. Роберт Мур тоже поднялся – наверное, хотел побеседовать с кузиной, только прежде ему пришлось раскланяться с мисс Килдар. Тем временем Каролина скрылась из виду.
Гортензия приняла бывшую ученицу скорее с достоинством, чем с теплотой. Ее глубоко оскорбило распоряжение мистера Хелстоуна, к тому же она считала, что Каролина соблюдает его слишком неукоснительно.
– Ты ведешь себя с нами как чужая, – строго проговорила Гортензия, в то время как ученица сердечно пожимала ей руку.
Ученица слишком хорошо знала свою наставницу, чтобы возражать или упрекать в холодности. Она ждала, пока та отдаст дань своей церемонности, будучи уверена, что вскоре присущая ей bonté (я использую это французское слово потому, что оно означает то, что я имею в виду: не доброту как таковую и не добродушие, а нечто среднее) возьмет верх. Так и случилось. Гортензия вскоре пристально рассмотрела личико Каролины, заметила предательскую худобу и бледность и смягчилась. Расцеловав ученицу в обе щеки, она с тревогой осведомилась о ее здоровье. Каролина радостно ответила, что все хорошо, но если бы не мисс Манн, отвлекшая внимание Гортензии, ей пришлось бы подвергнуться подробным расспросам и выслушать бесконечную лекцию. Бедная старушка совсем утомилась и попросила проводить ее домой. От усталости она сделалась сердитой и даже не заговорила с Каролиной, к тому же ее белое платье и прелестный вид пришлись мисс Манн не по нраву. Одинокая старая дева предпочитала видеть ее грустной и в будничном коричневом шерстяном или сером хлопчатобумажном одеянии; сегодня она едва признала свою юную знакомую и приветствовала ее кивком. Гортензия заранее обещала проводить мисс Манн, поэтому дамы ушли вместе.