– Уж поверь моему слову, Лина, Мур позаботился о том, чтобы сестры не было дома. Она ушла вместе с мисс Манн. Думаю, Мур уговорил Гортензию остаться у нее на ночь. А что до миссис Прайер, я за нее волнуюсь, но через полчаса мы с ней увидимся.
Слухи о том, что произошло в лощине, уже разнеслись по всей округе. Фанни, которая пошла в Филдхед за молоком, прибежала назад с известием, что ночью на фабрике мистера Мура устроили настоящие побоище и одних убитых там якобы не менее двух десятков. Но еще до того, как Фанни вернулась, мальчишка мясника рассказал Элизе, что фабрику разрушили и сожгли дотла. Обе служанки поспешили в гостиную, чтобы сообщить дамам ужасную новость, и закончили свой точный и правдивый рассказ уверениями, что хозяин тоже там находился. Наверняка он вместе с причетником Томасом прошлой ночью присоединился к Муру и солдатам. Мистера Мэлоуна тоже не видели со вчерашнего вечера, а жена и все семейство Джона Скотта понятия не имеют, куда он подевался, и очень волнуются.
Не успели служанки поделиться новостями, как в кухонную дверь постучали: из Филдхеда прибежал запыхавшийся мальчик-рассыльный нацарапанной второпях запиской от миссис Прайер. Она просила мисс Килдар поскорее вернуться, потому что в доме и, похоже, во всей округе царит переполох, и нужно срочно отдать распоряжения, а это может сделать только хозяйка. В постскриптуме миссис Прайер написала, что ни в коем случае нельзя оставлять мисс Хелстоун одну в доме священника и умоляла мисс Килдар взять ее с собой.
– Я полностью с ней согласна, – заявила Шерли и, завязав под подбородком ленты своей шляпки, побежала за шляпкой Каролины.
– А как же Фанни и Элиза? И что будет, если вернется дядя?
– Он вернется еще не скоро, у него есть дела и поважнее. Он теперь будет целый день скакать между Стилбро и Брайрфилдом, тормошить мировых судей и офицеров в казармах. А Фанни и Элиза пусть позовут для компании жену Джона Скотта и жену причетника. Кроме того, угроза, в сущности, миновала, бунтовщики долго не оправятся, и пройдет немало недель, прежде чем они посмеют снова поднять мятеж. Я не сомневаюсь, что Мур и мистер Хелстоун не упустят возможности извлечь наибольшую выгоду из ночной стычки и окончательно разгонят мятежников. Перепугают власти в Стилбро и заставят их принять решительные меры. Я только надеюсь, что они не будут жестоки и не начнут безжалостно преследовать побежденных.
– Роберт не станет – в нем нет жестокости. Мы наблюдали это вчера ночью, – заметила Каролина.
– Но он будет строг и непреклонен, – возразила Шерли. – И твой дядя тоже.
По тропинке, ведущей через луг и рощу, они поспешили в Филдхед и еще издали заметили необычайное оживление на большой дороге: поток конных и пеших двигался в сторону обычно уединенной лощины. Добравшись до поместья, девушки увидели, что задние ворота открыты, в кухне и на дворе толпятся взбудораженные мужчины, женщины и дети, которые пришли за молоком, а экономка, мисс Джилл, уговаривает их забрать свои бидоны и идти по домам. Нужно сказать, что на севере Англии существовал, а кое-где до сих пор сохранился обычай, по которому деревенские сквайры раздают батракам молоко и масло из своих кладовых, для чего держат особое стадо коров, снабжающее молочными продуктами всю округу. Такое стадо имелось и у мисс Килдар – все, как одна, коровы крайвенской породы, тучные и ухоженные, вскормленные сочной травой благословенного Эрдейла и вспоенные его кристально чистой водой. Шерли очень гордилась лоснящимися боками и высокими надоями своих любимиц. Увидев происходящее, Шерли поняла, что нужно поскорее выпроводить посторонних, и направилась в самую гущу людей. Она тепло и искренне поздоровалась со всеми: с простыми людьми мисс Килдар всегда общалась в подобной манере; с равными себе держалась холоднее, а с теми, кто занимал более высокое положение, разговаривала гордо и надменно. Пожелав доброго утра, Шерли поинтересовалась, всем ли хватило молока, и, услышав утвердительный ответ, спросила, чего же они ждут.
– Да мы тут толковали о стычке на вашей фабрике, хозяйка, – ответил кто-то из мужчин.
– Толковали! Вполне в вашем духе! – воскликнула она. – Удивительно, до чего же люди любят поговорить! И неважно, что случилось – умер ли кто, вспыхнул ли пожар или разорился фабрикант, – вы все болтаете и болтаете!
Простым людям по нраву, когда им добродушно пеняют за их оплошность. Они презирают лесть, а над злобной руганью посмеиваются. Они называют это откровенным разговором и наслаждаются бранью, даже если ругают их самих. Однако по-домашнему ворчливый упрек мисс Килдар сразу нашел отклик у толпы.
– Мы болтаем не более тех, кто повыше нас! – заметил с усмешкой один из собравшихся.
– Но и не менее! Вы должны подавать пример трудолюбия, а вместо этого сплетничаете словно последние бездельники! Можно еще найти какое-то оправдание богатеям, которым нечем заняться, вот они и тратят время впустую, но вам, кому положено в поте лица зарабатывать хлеб насущный, нет извинения!
– Странное дело, хозяйка: раз мы так тяжело работаем, нам и отдых не положен?
– Конечно, нет! – решительно ответила мисс Килдар с улыбкой, которая смягчила суровость ее слов. – До тех пор, пока не научитесь тратить его на нечто более полезное, чем сплетни о ближних за чаем с ромом, если вы женщины, и за кружкой пива – если мужчины. А теперь, друзья, – добавила она, перейдя от строгого тона к вежливому, – я буду вам признательна, если возьмете свои бидоны и разойдетесь. У меня сегодня гости, а из-за вас к дому ни пройти, ни проехать.
Йоркширцы упрямы, их трудно заставить что-либо сделать, зато можно уговорить. Через пять минут двор опустел.
– Благодарю вас, друзья, и до встречи, – сказала им вслед Шерли, запирая ворота.
Пусть попробует какой-нибудь кокни высмеять манеры йоркширцев! По сути своей большинство этих парней и девушек из Уэст-Райдинга – джентльмены и леди до мозга костей. Лишь претенциозность и тщеславие так называемых аристократов могут превратить их в бунтовщиков.
Шерли и Каролина прошли через черный ход в кухню, а оттуда в просторный холл. Навстречу им по дубовой лестнице почти бегом спустилась мисс Прайер. Она была чрезвычайно взволнована, обычно румяное лицо побледнело, взгляд всегда спокойных голубых глаз растерянно блуждал. Тем не менее она сдержала бессвязные восклицания и не пустилась в путаный торопливый рассказ о том, что случилось. Ночью, да и сейчас, утром, мисс Прайер испытывала главным образом недовольство собой за то, что не смогла держаться достаточно хладнокровно и твердо, как того требовали обстоятельства.
– Знаете, – начала она дрожащим голосом, стараясь, однако, избежать преувеличений, – нынешней ночью толпа мятежников напала на фабрику мистера Мура. Мы отсюда ясно слышали выстрелы и шум, никто не сомкнул глаз. Ужасная ночь! С утра поднялась суматоха, люди приходят и уходят, слуги ждут приказов, а я и не знаю, что им сказать. Мистер Мур прислал за едой и питьем для солдат и других защитников фабрики, а еще просил передать что-нибудь для раненых, однако я не осмелилась взять на себя ответственность и дать распоряжения. Боюсь, что промедление нежелательно, но это не мой дом и я ничего не могла сделать, ведь вас, дорогая мисс Килдар, не было.
– Значит, им не послали ни еды, ни питья? – спросила Шерли. Выражение ее лица, до этой минуты благожелательное и спокойное, даже когда она разговаривала с собравшимися на дворе людьми, изменилось и стало вдруг грозным.
– Нет, мисс Килдар.
– Даже раненым? Ни вина, ни простыней, ни матрацев?
– Нет. Не знаю, правда, что сделала мисс Джилл, но я не посмела распорядиться вашей собственностью и послать провизию солдатам. Представляю, сколько нужно еды, чтобы накормить целую роту! Я не спросила, сколько их всего, но разве могла я позволить им опустошить дом? Я хотела сделать как лучше, однако, признаю, не все толком поняла.
– Что ж тут непонятного? Солдаты рисковали жизнью, защищая мою собственность. Полагаю, они имеют право на мою благодарность. А раненые – такие же люди, как мы с вами, и мы должны им помочь. – Шерли повернулась и громко закричала: – Миссис Джи-и-ил!
Пронзительный вопль проник через толстые дубовые двери холла и кухни и оказался намного действеннее любого звонка. Миссис Джилл, которая в это время замешивала хлеб, примчалась в ту же минуту, не посмев задержаться, даже чтобы соскоблить с рук тесто или стряхнуть с передника муку. Хозяйка никогда не звала слуг подобным тоном, разве только однажды, когда увидела, как ее любимец Варвар сцепился с двумя здоровенными дворнягами, каждая из которых была с него ростом и почти такая же свирепая. Возчики, их хозяева, стояли рядом, науськивая своих собак на Варвара. Тогда-то Шерли и позвала Джона, да таким зычным и пронзительным криком, словно настал день Страшного суда, а потом, не дожидаясь, когда Джон явится, выскочила из дому, даже не надев шляпки. Сообщив возчикам, что в них человеческого не больше, чем в сцепившихся и катавшихся в пыли собаках, а может, и еще меньше, Шерли обхватила за толстую шею самого большого пса, который вонзил клыки в морду Варвара, едва не вырвав тому глаз, и принялась оттаскивать от залитого кровью любимца. На помощь прибежали еще пять или шесть человек, но Шерли никого не поблагодарила.
– Будь они хорошими людьми, давно бы примчались! – заметила она и больше не проронила ни слова.
Шерли просидела тогда до самого вечера перед камином в гостиной, ухаживая за Варваром, который, весь израненный, лежал на подстилке у ее ног. Она украдкой плакала над ним, шепча самые ласковые утешения, и старый, покрытый шрамами пес отзывался на ее нежный голос, прекращал зализывать кровоточащие ссадины, и его язык благодарно проходился по руке или туфле хозяйки. Что же касается Джона, то он надолго попал в немилость к Шерли.
Помня об этом случае, миссис Джил примчалась, по ее словам, «вся дрожа». Мисс Килдар принялась расспрашивать ее и коротко отдавать приказы. Ей претила мысль, что в такую минуту ее, владелицу Филдхеда, могут упрекнуть в бессердечности и скупости. Сердце Шерли стучало, грудь под покровом шелка и кружев бурно вздымалась.