расовался на голове миссис Йорк.
Сия великолепная особа по-дружески заглянула к мисс Мур на чай. Редкая и неслыханная милость с ее стороны, подобная тому, как если бы сама королева зашла без приглашения к какой-нибудь своей подданной, желая разделить с ней трапезу. Высшая честь, которую только могла оказать миссис Йорк, ведь она не любила визиты и чаепития и презирала окрестных замужних и незамужних дам, считая их сплетницами.
Тем не менее здесь она появилась не случайно: Гортензия была ее любимицей. Миссис Йорк неоднократно выказывала ей свое расположение: останавливалась поболтать с ней на церковном дворе по воскресеньям, почти искренне приглашала ее в гости в Брайрменс, и вот сегодня снизошла до дружеского визита. Свое предпочтение миссис Йорк объясняла тем, что мисс Мур – женщина степенная и благонравная, не болтливая и отнюдь не легкомысленная, к тому же – иностранка, а значит, ей необходима дружеская поддержка. К этому миссис Йорк могла бы добавить, что неказистая внешность мисс Мур, ее простые строгие платья и флегматичная, непривлекательная манера поведения служили ей дополнительной рекомендацией. Во всяком случае, дамы с противоположными качествами – красивые, веселые и изящно одетые – редко удостаивались ее одобрения. Миссис Йорк порицала в женщинах все, что приводит в восторг мужчин, и одобряла то, к чему они относятся с пренебрежением или вовсе не замечают.
Каролина приблизилась к величественной матроне со смущением. Она почти не знала миссис Йорк и сомневалась, что та окажет теплый прием племяннице священника. Действительно, миссис Йорк отнеслась к ней весьма холодно. Каролина была рада отвернуться, чтобы снять шляпку и таким образом скрыть неловкость. Но зато ее приятно удивило, когда маленькая фигурка в голубом платьице с голубым поясом внезапно, будто фея, возникла у кресла величественной дамы, где до этой минуты сидела на скамеечке для ног, скрытая от взоров складками пышного красного платья, и, подбежав к мисс Хелстоун, запросто обняла ее за шею и подставила щечку для поцелуя.
– Мама неучтива с вами, – с улыбкой проговорила девочка, целуя в ответ Каролину. – А Роза вас не замечает. Они всегда такие! Если бы вместо вас вошел светлый ангел в венце из звезд, мама бы надменно кивнула, а Роза даже не подняла бы головы. Но я буду вашим другом, вы мне всегда нравились.
– Джесси, придержи язык и уйми свою прыть! – велела миссис Йорк.
– Но, мама, вы такая суровая! – возразила та. – Мисс Хелстоун не сделала вам ничего плохого, неужели вы не можете быть к ней добрее? Сидите, такая непреклонная, смотрите холодно, говорите неприветливо – почему? Точно так же вы обращаетесь с мисс Шерли Килдар, да и с остальными девушками, что бывают у нас дома. А Роза ведет себя как авт… аут… забыла слово! В общем, как машина, которая выглядит как человек. Дай вам обеим волю, в Брайрфилде не осталось бы ни единой живой души, вы бы всех выгнали! Мартин часто это говорит!
– Значит, я автомат? Тогда оставь меня в покое! – отозвалась Роза из угла, где сидела на ковре возле книжного шкафа, держа на коленях открытый томик. – Здравствуйте, мисс Хелстоун! – добавила она, бросив взгляд удивительных серых глаз на Каролину, и тут же вернулась к своей книге.
Мисс Хелстоун украдкой посмотрела на Розу, отметив, что девочка целиком погружена в чтение, и лишь ее губы шевелятся, повторяя написанные строки, – эта особенность отличала мисс Йорк. Каролина была тактична и обладала тонким чутьем: понимала, что Роза не обычный ребенок, а в своем роде уникальный, и умела с ней обращаться. Мисс Хелстоун неслышно подошла к девочке, села рядом на ковер и через хрупкое плечико заглянула в книгу. Это был «Итальянец», роман Анны Радклиф.
Каролина молча читала вместе с Розой, и вскоре та удостоила ее своим вниманием, спросив, прежде чем перевернуть страницу:
– Вы дочитали?
Каролина кивнула.
– Вам нравится? – поинтересовалась Роза.
– Давным-давно, в детстве, когда я читала этот роман впервые, он меня необычайно увлек.
– Почему?
– Его начало весьма многообещающе, я предвкушала удивительную и чудесную историю.
– А когда читаешь его, кажется, будто ты где-то далеко от Англии. Словно в Италии, где даже небо совсем другое: то самое синее южное небо, которое описывают путешественники.
– Тебе это нравится, Роза?
– После подобных описаний очень хочется путешествовать, мисс Хелстоун.
– Вероятно, твое желание исполнится, когда вырастешь.
– Если мне не помогут его осуществить, я сама что-нибудь придумаю. И, конечно же, не буду всю жизнь сидеть в Брайрфилде. Земля не так велика по сравнению с замыслом Творца, и мне хочется поездить хотя бы по нашей круглой планете.
– Где же ты собираешься побывать?
– Мечтаю сначала объехать наше полушарие, потом другое. Я решила, что буду жить настоящей жизнью. Не стану влачить жалкое существование, словно жаба под мраморной плитой, и не собираюсь долго и медленно чахнуть, как вы в своем домике у церкви.
– Как я? Что ты хочешь сказать, дитя мое?
– А разве не все равно, умирать ли от скуки или вечно сидеть взаперти в доме пастора? Всякий раз, когда я прохожу мимо, он напоминает мне склеп с окнами. Никого не видно и не слышно, даже кажется, что и дым из трубы никогда не идет! Что вы там делаете?
– Читаю, шью, занимаюсь…
– Вы счастливы?
– Неужели я буду счастливее, странствуя по чужим краям, как мечтаешь ты?
– Разумеется, и намного счастливее, даже если будете только путешествовать. Учтите, я-то стану ездить с определенной целью, но даже если вы будете постоянно в пути, как заколдованная принцесса из сказки, то все равно станете счастливее, чем сейчас. За один только день путешествия вы увидите множество холмов, лесов и ручьев, и все они будут выглядеть по-разному в зависимости от того, светит ли солнце или небо затянуто тучами, идет ли дождь или ясно, темно или светло. А у вас дома ничего не меняется: та же штукатурка на потолке, те же обои на стенах, те же шторы, ковры, кресла.
– Разве перемены необходимы для счастья?
– Да.
– Может, перемены и есть счастье?
– Не знаю, только чувствую, что рутина и смерть почти одно и то же.
В разговор вступила Джесси:
– Разве моя сестра не сумасшедшая?
– Но, Роза, – продолжила Каролина, – я боюсь, что бродячая жизнь, по крайней мере для меня, завершится так же, как в твоей книге: разочарованием, суетой и томлением духа.
– Неужели «Итальянец» заканчивается именно так?
– Да.
– Лучше перепробовать все и ничем не увлечься, чем ничего не испытать и прожить пустую жизнь. Поступить так все равно что уподобиться тому презренному лентяю, который зарыл свой талант в землю.
– Роза, настоящее удовлетворение получаешь лишь от осознания исполненного долга, – заметила миссис Йорк.
– Конечно, мама! И если Создатель дал мне десять талантов, мой долг употребить их в дело и приумножить. Не нужно хранить деньги в пыльном комоде! Я не стану класть свои таланты в надтреснутый чайник и запирать их в чулане с чайной посудой. Не стану я прятать их в ваш столик для рукоделия, чтобы они не задыхались там под грудой шерстяных чулок. Не положу я их и в бельевой шкаф, где простыни станут им саваном, и уж точно, мама… – Роза поднялась с ковра и продолжила: – Я никогда не спрячу их в супницу с холодным картофелем, чтобы они не томились в кладовой среди хлеба, масла, пирогов и окороков. Мама, Господь, который дал нам всем таланты, когда-нибудь вернется и от каждого потребует отчета. И тогда чайник, старый чулок, льняная тряпка и узорчатая супница предъявят скудные сбережения во многих домах. Позвольте хотя бы вашим дочерям пустить свои таланты в оборот, чтобы, когда придет время, они могли бы с лихвой вернуть долг Создателю.
– Роза, ты принесла образчик для вышивания, который я велела тебе взять с собой?
– Да, мама.
– Садись и вышивай метки для белья.
Роза тотчас же села и послушно принялась за работу. Через минут десять миссис Йорк спросила:
– Ты по-прежнему считаешь себя угнетенной жертвой?
– Нет, мама.
– Однако, насколько я поняла из твоей тирады, тебя возмущает любая женская работа по хозяйству.
– Вы неправильно поняли, мама. Мне было бы жаль, если бы я не умела шить. И правильно, что вы учите меня и заставляете работать.
– Даже когда прошу заштопать носки твоих братьев или подшить простыни?
– Да.
– Тогда к чему все твои разглагольствования?
– Неужели я должна заниматься только этим? Разумеется, я все сделаю, только я хочу большего. Я все сказала, мама. Мне сейчас двенадцать лет, и пока не исполнится шестнадцати, я не буду заговаривать о талантах. Четыре года буду покорной и трудолюбивой и освою все, чему вы сможете меня научить.
– Вы только посмотрите на моих дочерей, мисс Хелстоун! – воскликнула миссис Йорк. – Какая самоуверенность в столь юные годы! Джесси повторяет как заведенная: «Мне хочется», «Я предпочитаю», – а Роза вообще дерзит: «Я буду», «Я не буду»!
– Но ведь у меня есть причина, мама; кроме того, эти «дерзости» вам приходится выслушивать раз в год, когда подходит мой день рождения. Тогда я собираюсь с духом и говорю все, что думаю о жизни и своем предназначении. Я говорю, мама, а уж вам решать, слушать меня или нет.
– Я бы посоветовала всем девушкам, пока они не вышли замуж и не обзавелись собственными чадами, – продолжила миссис Йорк, – внимательно изучать характеры детей, которые им попадаются. Полагаю, тогда юные леди поймут, какая это ответственность – опекать беспечных, какой тяжкий труд – наставлять строптивых, и какое нелегкое бремя – воспитывать даже самых лучших!
– Но если любишь детей, это, наверное, не так уж и трудно, – возразила Каролина. – А матери любят своих детей даже больше, чем самих себя!
– Красивые слова, сентиментальные. Видимо, леди, вы еще не знакомы с грубой, практической стороной жизни.
– Но, миссис Йорк, когда я беру на руки малыша – к примеру, ребенка какой-нибудь бедной женщины, – то чувствую, что искренне люблю это маленькое беспомощное существо, хотя я и не его мать. Я бы охотно сделала все, что угодно, если бы мне пришлось о нем заботиться и он находился бы на моем попечении.