– Ты – мудрый маленький Эдип, даже Сфинксу не удалось бы сбить тебя с толку! А теперь погляди на нас обоих. Давай, Луи, поменяемся местами. Еще раз, и еще, чтобы ее запутать! Ну, Лина, где теперь твой старый друг?
– Разве могу я ошибиться, когда слышу твой голос? Надо было сказать Гортензии, чтобы она спросила. Хотя вы с братом не так уж и похожи, только рост и фигура одинаковые, да еще кое-какие черты.
– А ведь Роберт – это я! Разве нет? – спросил незнакомец, пытаясь преодолеть застенчивость, похоже врожденную.
Каролина покачала головой. Нежный взгляд ее глаз словно луч упал на настоящего Роберта и выразил больше, чем любые слова. Ей не дали сразу уйти домой, сам Роберт уговорил ее остаться. Счастливая, по крайней мере тем вечером, естественная и общительная, Каролина пребывала в превосходном настроении, став таким приятным дополнением к семейному кругу Муров, что никто не хотел с ней расставаться. Луи казался человеком довольно сдержанным, спокойным и замкнутым, но Каролине, которая вела себя легко и непринужденно – что, как известно читателю, было ей несвойственно, – удалось преодолеть его замкнутость и растопить суровость. Он сел рядом с ней и заговорил. Каролина уже слышала, что Луи служит гувернером, а теперь узнала, что он несколько лет состоит при сыне мистера Симпсона и повсюду его сопровождает, вот и сюда с ним приехал. Она поинтересовалась, нравится ли ему работа, но он не ответил, лишь посмотрел на нее так, что Каролина больше не стала расспрашивать. Этот взгляд пробудил в ее душе искреннюю симпатию. Тень глубокой печали промелькнула по выразительному лицу Луи. Да, у него выразительное лицо, хотя и не такое красивое, как у Роберта, решила она. Каролина обернулась, чтобы сравнить братьев. Роберт стоял чуть позади нее, прислонившись к стене, перелистывал альбом с гравюрами и, возможно, прислушивался к разговору.
«С чего я взяла, что они похожи? – подумала она. – Теперь-то видно, что Луи больше похож на Гортензию, а не на Роберта!»
Отчасти она оказалась права. Нос Луи был короче, а верхняя губа – длиннее, совсем как у сестры, в то время как лицо молодого фабриканта гораздо тоньше и выразительнее. Подбородком и ртом Луи тоже походил на сестру, да и в целом его чертам, довольно решительным и умным, недоставало энергичности и проницательности, но, сидя рядом и глядя на него, каждый чувствовал, что от младшего Мура, более медлительного и доброго от природы, исходит глубокое спокойствие.
Роберт отложил альбом и сел рядом с Каролиной. Она по-прежнему беседовала с Луи, но ее мысли были далеко. Всем сердцем Каролина рвалась к тому, на кого сейчас не смотрела. Она признавала, что Луи скромнее, человечнее и добрее брата, однако склонялась перед загадочной силой Роберта. Одно то, что он рядом, ощущение его присутствия завораживало Каролину, хотя он молчал и не касался даже бахромы ее шарфа или краешка белого платья. Если бы ей пришлось говорить только с ним, она бы смутилась, но теперь, когда можно было обращаться к другому, словно расцвела. Речь Каролины лилась легко, она говорила весело, игриво и остроумно. Мягкий взгляд и добродушные манеры собеседника ободряли ее; его искренняя довольная улыбка помогала ей показать себя во всем блеске. Мисс Хелстоун чувствовала, что этим вечером она неотразима, и особое удовольствие доставляло ей то, что это видит Роберт. Если бы он сейчас ушел, она сразу бы сникла.
Впрочем, ее оживление и радость продлились недолго: на безоблачное небо набежала туча.
Гортензия, которая до сих пор отдавала распоряжения насчет ужина, теперь принялась освобождать небольшой столик от книг и прочих вещей, чтобы поставить на него поднос, и, конечно, отвлекла внимание Роберта, показав ему вазу с великолепными цветами. И правда, багряные, белоснежные и золотые лепестки так и сияли в отблесках свечей.
– Прислали из Филдхеда, – заметила Гортензия. – И, конечно же, для тебя. Уж мне-то известно, кто там любимчик, – точно не я!
Гортензия пошутила – чудо, не иначе! Похоже, сегодня она пребывала в отличном настроении.
– Значит, там особенно любят Роберта? – спросил Луи.
– Ах, дорогой мой, – Robert, c’est tout се qu’il y a de plus précieux au monde; à côté de lui, le reste du genre humain n’est que du rebut. – Мисс Мур повернулась к Каролине и добавила: – N’ai-je pas raison, mon enfant?[93]
– Несомненно, – пришлось ответить Каролине, и свет в ее душе померк. Радость исчезла.
– Et toi, Robert?[94] – осведомился Луи.
– Спроси сам при случае, – спокойно ответил брат.
Каролина не видела, покраснел он или побледнел. Она вдруг вспомнила, что уже поздно и ей давно пора домой. Туда она и отправилась, и даже Роберт не смог ее удержать.
Глава 24. Долина смертной тени[95]
Порой будущее шлет нам предупреждение о грядущих событиях, словно тихо вздыхает о печалях, что ждут нас. Так дуновение ветра, отблески далеких молний и причудливые облака предвещают бурю, которая разобьет корабли и усеет море их обломками; или предрекают, что вскоре желтоватый, вредоносный туман накроет западные острова ядовитыми азиатскими испарениями и дохнет в окна английских домов индийской чумой. Впрочем, чаще невзгоды обрушиваются на нас внезапно, словно разверзлась скала, открыв могилу, и оттуда восстал мертвец. Вы и опомниться не успели, а нежданная беда уже явилась перед вами, как новый Лазарь, закутанный в саван.
Каролина Хелстоун вернулась домой из гостей в добром здравии – во всяком случае, так она думала. Однако уже на следующее утро ее охватила необычная слабость. За завтраком и целый день у Каролины совершенно не было аппетита, ей казалось, будто вся еда на вкус как опилки или зола.
«Неужто я захворала?» – спросила она себя и подошла к зеркалу. Глаза с расширившимися зрачками блестели, щеки порозовели и были круглее, чем обычно. «Выгляжу я вполне здоровой, так почему мне не хочется есть?»
Каролина чувствовала, как кровь пульсирует в висках, а мозг необычайно взбудоражен – в нем проносилось множество мыслей, ярких и тут же обрывающихся, словно окрашенных заревом пожара, отблески уже упали на лицо.
За днем последовала бессонная ночь, Каролина провела ее, мучаясь от жара и жажды. Под утро ей удалось заснуть, но страшный кошмар терзал ее словно свирепый тигр. Пробудившись, она поняла, что больна. Каролина не знала, где подхватила эту лихорадку, поскольку это была именно лихорадка. Наверное, когда она возвращалась домой поздно вечером, какой-нибудь легкий отравленный ветерок, наполненный запахами медвяной росы и ядовитых испарений, проник через легкие в кровь, уже разгоряченную душевными муками и волнениями, ослабленную долгой печалью, раздул искру и улетел, оставив за собой бушующее пламя.
Впрочем, это пламя полыхало не слишком сильно. Два дня у Каролины не спадал жар, и две ночи она почти не спала, но других особо тревожных симптомов не наблюдалось, и потому все – и дядя, и Фанни, и доктор, и заглянувшая в гости мисс Килдар – не беспокоились, решив, что через пару дней это пройдет.
Миновало несколько дней, но Каролине не становилось лучше, хотя все по-прежнему ждали, что она вот-вот поправится.
Миссис Прайер навещала ее каждый день и однажды утром, – а Каролина болела уже две недели, – пристально вгляделась в нее, взяла за руку и пощупала пульс. Затем тихо вышла из комнаты и направилась в кабинет мистера Хелстоуна. Они разговаривали очень долго. Вернувшись к своей захворавшей юной подруге, миссис Прайер сняла шаль и шляпку и приблизилась к постели больной. Постояв какое-то время в своей обычной позе, сложив руки и тихо покачиваясь, миссис Прайер сказала:
– Я послала Фанни в Филдхед за своими вещами, которые могут понадобиться, пока я здесь. Я решила побыть с вами несколько дней, пока вы не пойдете на поправку. Ваш дядя любезно согласился. А вы, Каролина, не возражаете?
– Простите, что из-за меня вам приходится взваливать на себя лишние хлопоты! Не так уж я и больна, хотя, признаюсь, не могу отказаться от вашего предложения. Меня радует, что вы поживете у нас и иногда будете заходить ко мне. И не тревожьтесь, Фанни хорошо обо мне заботится.
Миссис Прайер склонилась над бледной юной страдалицей, убрала под чепчик выбившиеся волосы и осторожно приподняла подушку. Улыбаясь, Каролина смотрела на миссис Прайер, а потом потянулась, чтобы поцеловать ее.
– У вас ничего не болит? Вам удобно? – негромко и встревоженно спросила добровольная сиделка, подставляя щеку.
– Я почти счастлива.
– Хотите пить? У вас пересохли губы.
Она поднесла ко рту больной стакан с освежающим питьем.
– Вы что-нибудь ели сегодня, Каролина?
– Не хочется.
– Ничего, скоро к вам обязательно вернется аппетит, я молю Бога.
Укладывая Каролину обратно на подушки, миссис Прайер обняла ее и прижала к груди.
– Я бы предпочла вообще не выздоравливать, лишь бы только быть с вами! – воскликнула Каролина.
Мисс Прайер не улыбнулась при этих словах. По ее лицу пробежала тень, и несколько минут она молчала.
– Вы больше привыкли к Фанни, – наконец промолвила она. – Наверное, мои заботы кажутся вам странными и назойливыми?
– Нет! Вы ласковая и внимательная! Вероятно, привыкли ухаживать за больными. Двигаетесь почти неслышно, голос у вас спокойный, а руки нежные!
– Просто я внимательна к мелочам. Меня можно упрекнуть в неловкости, но только не в небрежности.
И правда, она трепетно относилась к своим обязанностям. С того часа присутствие Фанни и Элизы стало лишним в комнате больной, миссис Прайер взяла все в свои руки. Она окружила Каролину заботой и не отходила от нее ни днем, ни ночью. Вначале Каролина пыталась протестовать, но довольно слабо и вскоре уступила. Одиночество и печаль были изгнаны, и вместо них у постели больной воцарились забота и сочувствие.