– Вы о сэре Филиппе Наннели? – догадался Луи Мур.
Вместо ответа мистер Симпсон взял щепотку табака и визгливо хихикнул, но тут же спохватился, вновь принял надменный вид и велел наставнику заняться делом.
Следующие несколько дней мистер Симпсон радовался как дитя, и все же тревога снедала его, отчего ходил он с видом курицы в раскаленном горжете, беспрестанно выглядывал в окно и вслушивался, не стучат ли колеса экипажа, от любого шороха вздрагивал пуще жены Синей Бороды. Он не мог дождаться, когда последует официальное предложение руки и сердца, к нему обратятся за советом, настанет время послать за поверенными, обсудить брачный договор и занять себя прочими восхитительными хлопотами.
И вот наконец прибыло письмо со знакомым гербом на печати. Мистер Симпсон самолично вручил его мисс Килдар. Увы, он не видел, как было распечатано послание, потому что Шерли сразу скрылась у себя в комнате; не видел он и ответа (который она сочиняла долго, невыносимо долго, до самого конца дня). Не утерпев, мистер Симпсон поинтересовался, ответила ли она, однако Шерли лишь коротко отозвалась: «Да».
И снова пришлось ждать молча, не рискуя заговорить, поскольку у Шерли сделался очень странный вид; под ее взглядом, непостижимым, жутким, как зловещее знамение на пиру Валтасара, мистер Симпсон не смел и рта раскрыть. Он порывался несколько раз послать за своим пророком Даниилом – то есть Луи Муром – и попросить его об истолковании, но, увы, достоинство почтенного джентльмена всячески восставало против подобной фамильярности. Впрочем, и сам Даниил впустую ломал голову, словно глупый школяр, позабывший напрочь грамматику и заплутавший в словарях.
Измучившись, мистер Симпсон решил скоротать время у приятеля в Уолден-Холле, однако вернулся прежде ожидаемого – все семейство, включая мисс Килдар, еще сидело в дубовой гостиной. Он обратился к племяннице и попросил пройти с ним в другую комнату для «деликатной беседы». Та встала, ничему не удивляясь и не задавая вопросов.
– Как скажете, сэр, – произнесла Шерли с решимостью человека, которому только что сообщили, что вот-вот прибудет зубной врач, чтобы извлечь коренной зуб, уже месяц доставляющий невыносимую боль. Она оставила шитье с наперстком у окна и последовала за дядей.
В соседней комнате они заняли кресла друг против друга.
– Я был в Уолден-Холле, – начал мистер Симпсон и многозначительно замолчал.
Мисс Килдар разглядывала бело-зеленый ковер. Дядюшка ни о чем не спрашивал, поэтому отвечать не требовалось.
– Я узнал об одном весьма удивительном обстоятельстве.
Подперев щеку указательным пальцем, Шерли молча ждала подробностей.
– Оказывается, поместье Наннели опустело, семейство вернулось в графство. А вместе с матерью и сестрами уехал и баронет… уехал и сэр Филипп!
– Надо же, – промолвила Шерли.
– Позвольте спросить, для вас эта новость столь же неожиданна, как для меня?
– Нет, сэр.
– Однако для вас это новость?
– Да, сэр.
– Я хочу сказать… Нет, я настаиваю… – Мистер Симпсон заерзал в кресле, от коротких и вполне понятных фраз перейдя к обычной для себя замысловато-путаной и грубоватой манере изъясняться: – Я требую объяснений! Вам так легко не отделаться! Я добьюсь, чтобы вы меня выслушали. Будет по-моему! И вы дадите мне простой и ясный ответ! Вы должны ответить на все мои вопросы. Никаких шуток. Не позволю!
Шерли молчала.
– До чего странно… Уму непостижимо, невероятно… Невообразимо! Я-то думал, все давно улажено, да и как иначе?.. И вот – они уезжают!
– Полагаю, сэр, они в своем праве.
– Сэр Филипп тоже уехал! – выпалил мистер Симпсон.
Шерли вскинула брови.
– Что ж, bon voyage![121]
– Нет, так не пойдет!
Мистер Симпсон придвинул было кресло, но тут же снова отодвинулся с видом крайне разгневанным и в то же время беспомощным.
– Полно, дядюшка, не стоит, – примирительно произнесла Шерли. – Не надо сердиться, иначе беседа ни к чему не приведет. Задавайте свои вопросы. Я не меньше вас желаю объясниться. Обещаю говорить только правду.
– Я хочу… я требую ответить, мисс Килдар: сэр Филипп просил вашей руки?
– Да.
– И вы так легко признаетесь?
– Конечно. Однако прошу, продолжайте. Считайте этот вопрос решенным.
– Он просил вашей руки в тот вечер, когда мы ужинали в поместье?
– Достаточно того, что он сделал мне предложение. Спрашивайте дальше.
– Он сделал его в том зале… бывшей картинной галерее, которую сэр Монктон переделал в гостиную?
Тишина.
– Вы уединились там в уголке. Я видел! Моя проницательность меня не обманула, никогда не обманывала… А потом вы получили письмо. О чем шла речь? Что за письмо?
– Неважно.
– Так-то, мэм, вы со мной разговариваете?
Шерли постукивала ногой по ковру.
– Сидите, значит, молчите… А кто обещал говорить правду?
– Кроме правды, я ничего более и не говорю. Прошу, продолжайте.
– Я хотел бы взглянуть на это письмо.
– Увы, невозможно.
– Я должен его увидеть, и я увижу! Я ваш опекун!
– Я уже достигла совершеннолетия, у меня более нет опекуна.
– Неблагодарная! Я воспитывал вас как родную дочь…
– Прошу, дядюшка, давайте не отклоняться от темы. Будем мыслить здраво. Поверьте, я тоже не хочу сердиться, но вы ведь знаете, что, если вывести меня из себя, я могу в сердцах наговорить всякого. Итак, вы спросили, предлагал ли сэр Филипп мне руку и сердце. Я вам ответила. Что еще вы хотите знать?
– Я желаю знать, что именно вы ему ответили. И я это выясню!
– Разумеется, у вас есть на то полное право. Я ему отказала.
– Отказала! Вы… вы, Шерли Килдар, отказали сэру Филиппу Наннели?
– Да.
Бедный дядя вскочил с кресла и заметался по комнате.
– Вот как, значит! Вот как, да?
– По правде говоря, дядя, мне жаль, что вас это огорчает.
Есть люди, которых чужое раскаяние не трогает. Вместо того чтобы смилостивиться и унять свой гнев, они бушуют еще сильнее. Из таких людей был и мистер Симпсон.
– Огорчает – меня? А мне-то какое дело? Какой у меня интерес? Еще скажите, я искал личной выгоды!
– Многие люди ищут выгоды, в этом нет ничего дурного.
– И она говорит мне это прямо в лицо! Я взрастил ее как родную дочь, а она обвиняет меня в дурных намерениях!
– Про дурные намерения я ничего не говорила.
– Еще и отнекивается. Беспринципная вы особа!
– Дядя, вы меня утомляете. Позвольте уйти.
– Вы не уйдете! Нет, пока я не получу все ответы! Каковы ваши намерения, мисс Килдар?
– Относительно чего?
– Замужества!
– Жить спокойно и делать все, что пожелаю.
– «Что пожелаю», значит? Эти слова возмутительны! И непристойны!
– Мистер Симпсон, попрошу воздержаться от оскорблений. Вы знаете, этого я не потерплю.
– Вы слишком много читаете по-французски. Ваш ум отравлен французскими романами. Вы заразились французской беспечностью!
– Вы ступаете на опасную дорогу, дядя. Остерегитесь!
– Рано или поздно все закончится позором! Я давно это предвидел.
– Хотите сказать, сэр, что причиной позора стану я?
– Да! Вы же сами говорите, что будете поступать, как вам взбредет в голову. Для вас нет правил, границ…
– Что за вздор? Причем наипошлейший.
– Вы намерены бросить вызов приличиям, попрать нравственные устои!
– Дядя, вы меня утомили…
– И все ж, мисс, ответьте: отчего вы отказали сэру Филиппу?
– Наконец-то хоть один разумный вопрос! Буду рада объяснить. Сэр Филипп для меня слишком юный. Я вижу в нем скорее дитя, нежели мужа. Кроме того, все его родственники – особенно мать – были бы недовольны нашей женитьбой и устроили бы скандал. В глазах общества я не ровня сэру Филиппу.
– И это все?
– Мы по-разному смотрим на жизнь.
– Более любезного джентльмена не сыскать!
– Да, он любезен, уступчив, достоин восхищения. Однако ему не стать моим властителем, ни в каком смысле. Я не возьмусь устраивать его счастье. Ни за какие блага. Я не могу принять руки, неспособной меня удержать.
– Вы только что утверждали, будто желаете распоряжаться жизнью по своему усмотрению. До чего же вы переменчивы.
– Если я когда-нибудь дам клятву повиноваться супругу, то должна быть уверена, что слово свое сдержу. А юноше вроде сэра Филиппа со мной не справиться. Да он и не станет мне приказывать, скорее сам будет ждать моих наставлений и советов. Это мне придется направлять его, к чему у меня нет ни малейшего желания.
– Покорять, властвовать и править – разве не любимейшее ваше занятие?
– Возможно, с дядей, но не с супругом.
– А есть различие?
– Хоть и слабое, но есть. Я совершенно уверена: если мой будущий супруг захочет жить в согласии, он должен знать, как совладать со мной.
– Желаю вам найти настоящего тирана!
– Тирану со мной не прожить и часу. Я взбунтуюсь, сбегу, выставлю его прочь.
– Какой у вас сумбур в мыслях – просто голова идет кругом.
– Да, я заметила, что мои рассуждения вам непонятны.
– Вы говорите, сэр Филипп слишком молод. Ему же двадцать два года.
– Моему супругу должно быть за тридцать, а душой – не менее сорока.
– Что ж, выбирайте себе старика: седого, а еще лучше плешивого!
– Нет, благодарю.
– Тогда можете найти влюбленного дурачка, пусть держится за вашу юбку.
– Я могла бы поступить так с бедным юношей, но душа моя просит не этого. Я же сказала, мне нужен властитель: тот, кто одним своим присутствием заставит меня становиться лучше; тот, кто смирит мой непокорный нрав, кто добрым словом вознаградит меня, а неодобрением – накажет; человек, которого я обязана буду полюбить и, быть может, даже бояться.
– И чем же вам не угодил сэр Филипп? Он баронет, человек высокого положения, богатый, со связями, не чета вам. А если вы о талантах – так он еще и поэт, сочиняет дивные стихи, чего вам при всем вашем уме не дано.