— Именно он, Ватсон. Никто лучше Пайка не способен осветить происходящее в светских кругах Лондона. Если мы хотим понять мистера Де Монфора изнутри, Пайк — тот, кто нам нужен.
Нельзя было не согласиться с Холмсом, хотя мой друг прекрасно знал: я не питаю большой любви к Лэнгдейлу Пайку.
Этот человек был сокурсником Холмса в колледже, а потом добился успеха довольно своеобразным способом. Именно его род занятий и вызывал моё неодобрение. Дело в том, что Пайк торговал сплетнями, наживался на скандалах и чужих секретах. В некоторых наименее уважаемых газетах публиковались его колонки, а представители лондонского света — обыкновенная моль, вообразившая себя бабочкой, — порхали вокруг Пайка, несмотря на то, что тот порой был весьма резок в своих оценках. Верно заметил Оскар Уайльд: «Хуже того, когда о вас говорят, может быть только одно — когда о вас не говорят». В разреженной атмосфере театральных премьер и торжественных приёмов, загородных вечеринок и парусных регат сплетники вроде Пайка — это горючее, которое помогает твоей звезде светить ярче.
Его «офис» располагался в клубе на Сент-Джеймс-стрит, в нише эркерного окна. Там Лэнгдейл Пайк просиживал целыми днями за столиком с блокнотом под рукой. В этот блокнот Пайк заносил поступающие слухи и сверялся с ним, когда затем сам их продавал. Он был скупщиком краденого, бездонной ямой для неподтверждённых новостей и голословных заявлений, а неизменными поставщиками всего этого выступали болтливые слуги и отправленные в отставку любовники. За каждую крупицу информации Пайк всегда готов был расплатиться новенькими, хрустящими купюрами. Платил щедро — он мог себе это позволить. Ходили слухи, что своими статьями в газетах он зарабатывает за год четырёхзначные суммы. Как человек, имеющий опыт в издательском деле, смею вас уверить: это немало.
Мой друг терпимо относился к бизнесу Пайка — на самом деле они часто обменивались информацией. Я же всегда считал: этот субъект воплощает собой всю порочность современного общества.
Заметив нас с Холмсом в окно, Пайк улыбнулся и поприветствовал вялым взмахом руки.
Пожилой официант проводил нас в «личную гостиную» Пайка. Вид у последнего был, как всегда, цветущий, а сияние шёлковой подкладки пиджака буквально заворожило старого слугу.
— Мой дорогой Шерлок! — Лэнгдейл Пайк встал и пожал Холмсу руку.
Он широким жестом предложил нам сесть, и воздух наполнился сладким ароматом одеколона.
— Вы, конечно, отобедаете со мной? У них здесь просто бесподобный пирог с дичью.
У меня вполне здоровый аппетит, но тут он сразу пропал. Я не испытывал ни малейшей охоты обедать в компании этого человека. Для Холмса же, в отличие от меня, источником жизненной энергии служил табак. Тем не менее мой друг заверил Пайка, что с удовольствием принимает его предложение.
— И чем я обязан вашему визиту, Холмс? Или мне угадать? — спросил Пайк.
— Я был бы разочарован, если бы вы не справились с этой задачей.
Пайк усмехнулся.
— Вы пришли, чтобы узнать, что мне известно о ныне покойном Хилари Де Монфоре, — сказал он. — Надеетесь, что я смогу пролить свет на эту, бесспорно, самую странную смерть из всех, о которых я слышал в последние двадцать четыре часа.
— Всего лишь?.. — саркастически заметил я.
— Это Лондон, мой дорогой доктор. Слава богу, здесь загадочные события происходят ежедневно. Полагаю, если бы это было не так, нам с Холмсом пришлось бы сменить место жительства.
— Боюсь, вы льстите этому городу, — не согласился Холмс. — Прошло уже много недель с тех пор, как он грозился завладеть моим вниманием.
— Ну, на мой взгляд, улицы изобилуют интригами. Но вам всегда было трудно угодить.
— Вы правы. Чтобы меня заинтересовать, нужно нечто большее, чем любовные романы или новые платья, — согласился Холмс. — К тому же я крайне нетерпелив.
— Это точно. — Пайк вздохнул и потянулся к своему блокноту.
Он перелистывал страницы, якобы освежая свою память, но я сомневался, что Холмс примет это за чистую монету. После гибели Де Монфора прошло совсем немного времени, и Пайк, приготовившись писать, наверняка уже восстановил в голове все сведения о погибшем.
— Конечно, молодой Хилари, — наконец заговорил эксперт по слухам, — всегда был паршивой овцой в семействе Де Монфор. Но с другой стороны, в таком унылом клане это естественно. Унаследованные деньги, унаследованные земли. Семейка из тех, где ставят на историю рода, а не на будущее. Живут, глядя в прошлое.
— Другими словами, люди благородного происхождения, — прокомментировал я.
Пайк пожал плечами:
— Как скажете. По мне, так имеет смысл смотреть только в одном направлении — в будущее.
— Таким образом, можно предположить, — сказал Холмс, — что молодой Хилари хотел заглянуть дальше, чем «здесь и сейчас».
— Да, пожалуй. Интересы Хилари Де Монфора были гораздо шире, чем вы можете себе представить. Он был членом «Золотой зари».
— «Золотой зари»? — переспросил я. — Что это? Новый клуб джентльменов?
— Не совсем, — ответил Пайк. — Герметический орден «Золотая заря» — оккультное общество, доктор, и в нём состоят некоторые знаменитости. Актриса Флоренс Фарр в их числе.
— Ну, нет никакой информации о том, в чём суть её устремлений, — заявил я.
— Верно, — кивнул Пайк. — Боюсь, нет никакой информации о том, в чём суть устремлений любого из членов этого общества. Я практически ничего не знаю о том, что у них там происходит.
Холмс удивлённо приподнял бровь.
— Они не приняли меня в свои ряды.
Услышав это признание, мой друг закашлялся от смеха.
— И по каким же стандартам вы им не подошли? — поинтересовался я.
— Думаю, они посчитали, что мои цели недостаточно благородны. Честно говоря, я не верю в магию и мало осведомлён в этой области. Если, конечно, не считать того, что вижу на сценах лондонских театров.
— Так значит, это серьёзное общество? — уточнил я.
— Более чем. Оно берёт начало от франкмасонов, основано для проведения оккультных ритуалов и так называемого духовного развития. Мне представляется, его члены режут глотки домашним животным и наряжаются в жуткие мантии.
— И что привлекло молодого аристократа в ряды этого общества? — спросил Холмс.
Пайк молча повёл плечом.
— Помимо свободных нравов? — продолжал Шерлок.
— Думаю, у них, как и у франкмасонов, очень развита взаимная поддержка, — заметил я. — Возможно, он хотел улучшить своё положение в светских кругах.
— Его положение в светских кругах было достаточно устойчивым, — насмешливо произнёс Пайк. — Симпатичный молодой человек, у которого денег куры не клюют. Положению таких баловней судьбы ничто не грозит.
— Может, азарт? — предположил Холмс. — Притягательность запретного?
— Вот это больше похоже на правду, — согласился эксперт по слухам. — Хилари был из тех, кому быстро всё надоедает.
— Ну, тогда мои симпатии на его стороне, — сказал Холмс.
Пожилой официант принёс нам обед.
Пайк был настоящим эпикурейцем, и хотя беседа с ним не способствовала моему пищеварению, должен сказать, пирог был действительно великолепен.
— А что вы думаете о причине смерти Де Монфора? — спросил Холмс.
— Очевидно, он жертва нападения шайки бандитов. Судя по тому, в каком виде найдено тело, трудно отыскать более подходящее объяснение.
— Но такого просто не могло быть! — возразил я.
Недавно я сам высказывал нечто схожее с версией инспектора Грегсона; но чем больше я размышлял, тем меньше в неё верил.
— Повреждения на трупе не соответствуют этой гипотезе. Готов поставить на кон свою профессиональную репутацию.
— На ваше счастье, доктор, делать это не придётся, — сказал Холмс. — В связи с необъяснимым характером преступления и учитывая высокое положение семьи погибшего, на судебного эксперта Вэллса, без сомнения, будет оказано существенное давление, и он подтвердит столь удобную для всех версию.
— Естественно. Они захотят, чтобы следствие было закончено как можно скорее, — согласился Пайк. — Для семейства с такой родословной внешняя сторона дела важнее истины. Главное — сделать так, чтобы всё было благопристойно.
— Любой ценой? — спросил я.
— Цена, мой благородный Ватсон, — это наша с вами забота, — с улыбкой проговорил Холмс. — Опять же, если мы сможем объяснить необъяснимое.
Он повернулся к Пайку:
— Лэнгдейл, что вы скажете о докторе Сайленсе?
— А, об этом карающем мече потустороннего мира? — Лицо Пайка засияло ещё ярче. — Я думаю, он просто мягкотелый, исполненный благих намерений сумасшедший.
— Значит, вы разделяете мнение Холмса? — вставил я.
— Нет, Ватсон, — возразил Холмс. — Я совсем не уверен в том, что его намерения благие. И последний вопрос, — он промокнул салфеткой губы, — прежде чем я задолжаю настолько, что мне придётся годами поставлять вам слухи.
— Мой дорогой Холмс, — усмехнулся Пайк, — я не сообщил вам ничего ценного. Вы оплатили свой долг, согласившись отобедать со мной. Каков же ваш последний вопрос?
— Лорд Боулскин. Вам знаком этот титул?
Пайк рассмеялся:
— Ещё как знаком! Вы обратились по адресу, так как не обнаружите его имя ни в одной газете. Лорд Боулскин — самозванец, его положение далеко от официального. Это молодой Алистер Кроули. Он провозгласил себя лордом после того, как приобрёл новый дом в Шотландии.
— Алистер Кроули? — Мне это имя ни о чём не говорило.
— Писатель и альпинист. И человек, который успел заработать себе репутацию самого злобного человека в мире.
Глава 6Интермедия:ЭКСТРАВАГАНТНЫЙ УЖИН ЛОРДА РУФНИ
Лорд Бартоломью Руфни прикурил сигару и долил в бокал бренди. Огонь за каминной решёткой щёлкал, как хлыст кучера, и выплёвывал в комнату клочки чёрного дыма. Руфни был крайне недоволен этим обстоятельством и намеревался утром напомнить экономке о том, что вычищенная труба не должна дымить. Он встал и с гордым видом прошествовал по медвежьей шкуре к противоположной стене комнаты, где располагались застеклённые шкафы.