Представьте, на что вы сподвигнете своим обвинением великие державы. Перед лицом мировой общественности они посчитают своим долгом отреагировать на преступление. Это вызовет громкую газетную шумиху по всей Европе и за ее пределами.
Обстановка накалится, подтолкнув принца к заключению союза с кайзером и Оттоманской Портой. На Балканах не так уж много дорог и средств сообщения. А железные дороги Болгарии позволят связать между собой две империи, что немаловажно для них как с военной, так и с коммерческой точки зрения. Подобный союз негативно отразится на положении в мире.
Нет, нет и еще раз нет! Исключительный случай поставил вас перед трудной задачей. Сознание того, что вы разрешили загадку, послужит вам достаточной наградой. Самая память о капитане Бэррингтоне должна быть стерта навсегда, а дело его закрыто. Он станет еще одной балканской легендой, красивым английским офицером на великолепном скакуне, являющимся лунными ночами на склонах горы Витоша и несущим некую весть из преисподней.
Если же вы подставите ножку Фердинанду, намекнув, что он потворствовал убийству человека, к жене которого, по слухам, был неравнодушен и который оказался переодетой женщиной, носившей накладные усы, точную копию принцевых, то вся Европа просто засмеет принца.
Эта лавина насмешек сыграет на руку русскому царю, который двинет свою армию через Дунай и заменит принца русским великим князем. Дальше – больше. Скоро лето, травы тронутся в рост, и многочисленная русская кавалерия, не испытывая недостатка в фураже, достигнет стен дворца и сожжет его дотла.
Доктор Уотсон, вы же военный человек. Посмотрите в подзорную трубу, и вы увидите, чт́о творится на Дунае. Даже отсюда несложно рассмотреть сотню гелиографов[44] и тысячу поблескивающих в ночном небе шпионских аэростатов.
Спрашивается, как долго легкая полевая артиллерия Фердинанда будет выдерживать натиск пяти казачьих кавалерийских дивизий, вооруженных трехлинейными винтовками и поддерживаемыми тяжелыми полевыми орудиями?
Посол простер к нам руки:
– Вы должны быть довольны тем, что раскрыли это гнусное преступление, тем более что убийца мертв. Ради всеобщего спокойствия и мира умоляю вас никогда и никому не рассказывать об этом деле. Никогда.
Внезапно он умолк и пристально посмотрел на меня:
– Доктор Уотсон, вы способны добиться большого эффекта своим пером. Возможно, вам совершенно справедливо представляется, как имя вашего друга будет греметь по всей Европе, как он утонет в море поздравительных телеграмм. Могу ли я…
– Даю вам слово, – нехотя проговорил я.
– Никогда не упоминать об этом деле ни в беседе, ни в письмах?
– Да, я обещаю.
В этот самый момент появился принц.
Сэр Пендерел понизил голос и добавил:
– Если только этот господин не потеряет свой трон.
Фердинанд был прекрасен в своем сверкающем золотом кителе, черных бриджах и пышном черном берете, украшенном драгоценными камнями и золотым плюмажем. В правой руке он держал, словно жезл, трость-шпагу.
– Эта форма – мое собственное изобретение, – объяснил он с долей самоиронии. – Я сам себя повысил в звании. Да, доктор Уотсон, мы, балканские принцы, можем себе такое позволить. Хватит мне тянуть генеральскую лямку. С сегодняшнего дня я становлюсь первым в мировой истории болгарским фельдмаршалом.
Вчетвером мы направились по парадной лестнице вниз к автомобилю.
– Для вас будет безопаснее передвигаться по Балканам на автомобиле, а не на поезде, – сказал Фердинанд. – Железные дороги привлекают убийц и тайных агентов, которым несть числа. Они мыкаются между Веной и Стамбулом, как души умерших в Дантовом аду. Мой водитель довезет вас до парома и переправится вместе с вами через Дунай, чтобы вы успели на «Восточный экспресс», который доставит вас в Париж. Мой вагон будет снова в вашем полном распоряжении. Джентльмены, не могу выразить, какое удовольствие мне доставило принимать вас в своей стране. Надеюсь, что не в последний раз. – Принц добавил с озорной улыбкой: – Для того чтобы снова залучить вас сюда, мне придется приискать более сложную головоломку.
Холмс, следовавший за мной, из-за моей спины протянул Фердинанду телеграмму. Принц вскрыл ее, поднес к свету и прочитал. Глаза его расширились, как от испуга. Он неприязненно глянул на Холмса, но тут же лицо болгарского правителя расплылось в довольной усмешке.
– Мистер Холмс, – объявил Фердинанд, вкладывая телеграмму обратно в руку моего друга, – недаром вас называют демоном с Бейкер-стрит. Ваша проницательность превзошла все мои ожидания. Вы, несомненно, лучший в своем деле.
Холмс сунул телеграмму обратно в карман длинного пальто и легким кивком выразил признательность за комплимент. Мы развернулись и зашагали к автомобилю. И все то время, что мы шли к машине, Фердинанд давился от смеха, прикрывая лицо рукой, но в конце концов умерил свою странную веселость и, выпрямившись, отдал нам честь.
Поудобнее устроившись на мягком сиденье, я оглянулся, чтобы в последний раз обозреть великолепный дворец Фердинанда. Крайне удивленный сэр Пендерел косился на принца, который весь трясся от гомерического хохота, размахивая за спиной тростью-шпагой. Машина повернула за угол, и дворец исчез из виду.
Пользуясь тем, что водитель не может слышать меня за шумом ветра и звуком мотора, я повернулся к Холмсу и сказал:
– Друг мой, я больше не в силах сдерживать любопытство. Что это за телеграмма?
– Ее прислали из библиотеки Британского музея.
– Из библиотеки? – повторил я, как попугай, сильно удивившись. – А при чем здесь Британский музей?
– Там хранятся старинные рукописи.
Его лаконичные ответы разозлили меня.
– Холмс, я требую разъяснений! Что такого сообщили вам из библиотеки, что принц сначала обомлел от страха, а потом покатился со смеху?
– Это касается Зографского евангелия.
– Ах, евангелия, ну конечно же! – ответил я, давясь от смеха. – Вовек не забуду, какое лицо было у принца, когда он обнаружил рукопись на обычном месте. Видимо, имя Шерлока Холмса сыграло свою роль…
– Возможно, принц был не настолько этим удивлен, как вы вообразили, – перебил меня мой друг.
Я резко повернулся к нему:
– Что вы имеете в виду?
– Ваше неподдельное изумление, Уотсон, свидетельствует, что принц – недурной актер, как римский император Нерон. Помните мое утверждение о том, что все злодеяния сходны между собой и, если подробности целой тысячи дел вы знаете как свои пять пальцев, странно было бы не разгадать тысячу первое?[45] Вы не усматриваете тут отзвук дела, отчет о котором назвали «Второе пятно»? Скажите, как долго, по словам принца, Зографское евангелие хранилось в пещере?
– С момента его восшествия на престол.
– Совершенно верно. А именно?
– Двенадцать лет.
– Точнее тринадцать, с тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года, – сообщил Холмс. – Принц суеверен и не любит число «тринадцать», поэтому он заменил его на «двенадцать». Но это не столь важно.
– Я не понимаю вас, Холмс.
– Фердинанд указал нам четыре причины, по которым хранил евангелие в пещере. Одна относилась к суевериям, три другие имели под собой научное обоснование. Вы помните самое последнее, что сказал принц?
– Я все записал, – ответил я.
– Не будете ли вы столь любезны освежить мою память, пока мы не добрались до Дуная? – И Холмс показал на мой кожаный саквояж.
Я потянулся к нему и достал записную книжку.
– Итак, мой дорогой друг, какова первая причина?
– Воздух в пещере очень чистый, в нем нет пыли.
– Отлично! А вторая?
– В пещеру не проникает солнечный свет.
– Третья причина?
– Низкая температура воздуха, которая практически не меняется в течение года.
– И какая же там температура?
– Одиннадцать-двенадцать градусов по Цельсию.
– А по Фаренгейту?
– Чуть больше пятидесяти градусов.
– Просто идеальное хранилище для такого древнего манускрипта, как евангелие, не так ли?
– Совершенно верно. Но почему…
– Мой дорогой друг, есть одно обстоятельство, о котором наш хитрец решил не упоминать.
– И в чем же оно заключается?
Холмс вытащил из кармана телеграмму и протянул ее мне.
– Читайте вслух, – скомандовал он. – Мои поздравления, Уотсон. Именно вы подсказали мне ключ к разгадке.
Польщенный этим замечанием, я начал читать:
– «Закладываемые на хранение древние рукописи дезинфицируют и помещают в хранилища, где воздух свободен от пыли. Важную роль играют световой и температурный режим. Манускрипты следует охранять от солнечного света. Чем ниже температура в хранилище, тем лучше». – Я насупился: – Ну что же, пока все вроде бы…
– Пожалуйста, читайте дальше, дружище.
Я продолжил:
– «Однако, как показывает опыт Британского музея, наиболее важным условием сохранности древних рукописей является низкая влажность воздуха – от тридцати до пятидесяти процентов, – которая препятствует появлению грибка (плесени и ложной мучнистой росы)». – Сильно озадаченный, я поднял глаза на друга: – Холмс, вы уверяли, что я подсказал вам ключ к разгадке. Какой?
– Влажность, – проговорил Холмс. – Четвертое и самое важное условие сохранности манускриптов. Когда мы выехали из Софии, принц рассказал нам, что в этих самых пещерах монахи когда-то выдерживали вино, очень похожее, по его словам, на то, что делают в Шампани. Вы помните его рассказ о болгарских винах?
– Конечно помню, – ответил я, – однако…
– Любой человек, столь же сведущий в алхимии, как принц, знает, что высокая влажность является важным условием производства таких вин. Для красных вин она должна превышать семьдесят пять процентов, а для белых – и все восемьдесят пять. Такая влажность идеальна для выдерживания вина и хранения его в бочках. Вы помните, как сыро было в баптистерии?
– Действительно очень сыро.