Каждый обитатель «Либерти-хаус» обязан теперь представить самую шокирующую идею теракта, на которую только способен. Богданович считает, что группа сама должна выбрать, какие идеи она осуществит. Он внушает своим подчиненным, что, устраивая один теракт за другим, они смогут подавить собственный страх с помощью эмоционального возбуждения. Поэтому им нужно подыскать террористические идеи, которые действительно разожгут воображение.
Анджела упоминала, что они обсуждали нападение на ювелирную фирму «Аспри», намереваясь убить побольше богатых клиентов с помощью револьверов, топоров и ножей. Еще одна идея – устроить пожар сразу в нескольких магазинах «Хэрродс». И, представьте себе, Богданович даже убедил их напасть на марксистский учебный кружок в Хэмпстеде, поскольку там якобы пренебрегают массами, используя слишком заумные и длинные тексты! – Виктория Симмондс горько усмехнулась: – А ведь мы с Анджелой ходили на марксистские собрания в Хэмпстеде…
Следующая идея заключалась в том, – продолжила мисс Симмондс свой рассказ, – чтобы кинуть бомбы в окна домов богачей в Белгравии или в Палату общин с рядов общественной галереи, чтобы продемонстрировать отказ Богдановича от буржуазной демократии. Однако у группы не хватало необходимых взрывчатых веществ. И… и… – Виктории было трудно подобрать слова. Она снова всхлипнула: – И моя младшая сестра использовала свое естественно-научное образование, чтобы помочь со взрывчаткой. Она составила из йода, позаимствованного в медицинском кабинете, и бытовой химии жуткую кустарную смесь – только ее и можно сделать из доступных материалов. Сначала Анджела пошла на это, потому что Петр хотел запастись взрывчаткой на случай, если полиция нагрянет в «Либерти-хаус». В логовах революционеров в России на каминной полке всегда стоит бутылка взрывчатого вещества, чтобы быстро замести следы и поджечь дом, если придут полицейские. Но теперь Петр заставляет Анджелу сделать еще больше бутылок – для терактов в Лондоне. Сестра опасается увеличивать число взрывчатки, потому что при высыхании жидкость может вспыхнуть от малейшего прикосновения.
Холмс понимающе кивнул:
– Я знаю этот дьявольский состав. Действительно, он, скорее всего, взорвется в этом случае.
Виктория Симмондс больше не могла сдерживать рыдания.
– Наверное, это лучшее из того, что может случиться с Анджелой, – причитала она сквозь слезы. – Пусть уж лучше весь этот проклятый дом взорвется прямо сейчас, пока Анджела не успела совершить новые преступления. Пусть все это бесследно канет в Лету, и наши родители никогда не узнают, что она натворила.
Богданович убеждает мою сестру, что они смогут нанести сильнейший удар британскому обществу, если акт насилия совершит именно Анджела, образованная представительница английской буржуазии, а не кто-нибудь из русских эмигрантов. Но Анджела якобы должна принять решение сама, ибо если она не достаточно тверда в своем сердце, то не сумеет произнести грозную речь на судебном процессе.
Богданович продолжает уверять бедную девочку, что ей теперь нечего терять. Ведь казнить ее могут только один раз, а ей и без того грозит виселица из-за убийства Ивана. В ближайшее время роковой выстрел Мышкину в голову так или иначе приведет ее к смерти – либо в петле палача, либо от пули полицейского, поэтому Анджела, как считает Богданович, должна потратить оставшееся в ее распоряжении время на самые жестокие теракты, на какие она способна.
Петр приготовил для моей сестры много отвратительных дел, которые не провернуть без англичанки респектабельного вида, отлично знающей Лондон. Богданович хочет, чтобы она помогла совершить нападение на старого графа Кропотского, который, как они теперь знают, находится в сговоре с охранкой. Петр намеревается отобрать у графа фонд, из которого финансируются общины эмигрантов. Группа собирается силой проникнуть в дом Кропотского в Хэмпстеде и пытать его, пока он не отдаст все деньги. – Виктория Симмондс опять закрыла лицо руками. – Один омерзительный план за другим, всюду ложь… Да еще бесконечные ночные дискуссии, распитие бренди, расчленение останков двух убитых шпионов охранки… Анджела показалась мне сбитой с толку и покорной: она будто сама стремится поскорее расстаться с жизнью и умереть за их ужасные идеи. А я не вижу даже малейших признаков хоть какого-нибудь выхода из ситуации. Любые мои действия могут либо ускорить арест и казнь моей сестры, либо подтолкнуть ее к тому, чтобы взорвать «Либерти-хаус» вместе с собой и всеми остальными. Однако, возможно, последнее все-таки лучше, чем позволить Анджеле опорочить свое имя еще более отвратительными преступлениями. – Бедную девушку сотрясали рыдания.
– Мисс Симмондс, – серьезно сказал Холмс, – в данный момент я тоже не вижу какого-либо выхода из ситуации. Но дайте мне время, чтобы подумать о той информации, которую мы только что получили от вас. Все еще есть шанс найти какое-то решение. Я даю честное слово, что поддержу вас и сохраню в тайне эти жуткие секреты. И сделаю все возможное для достижения наилучшего результата.
Покинув квартиру мисс Симмондс, мы с Холмсом молча шли по темной Блумсбери-стрит. Потрясение и подавленное состояние овладели нами после всех тех ужасов, о которых мы услышали.
– Холмс, в какой беспросветно кошмарной ситуации оказались сестры Симмондс! – воскликнул я наконец. – Теперь мы понимаем, что заставило бедную Софью броситься под поезд.
Мой друг резко повернулся ко мне:
– Нет, Уотсон, я не думаю, что мы видим картину полностью. Рассказ Виктории Симмондс не помог нам узнать, почему Софья, которая даже не присутствовала в «Либерти-хаус» во время этих событий, покончила с собой. Боюсь, старина, у обитателей «Либерти-хаус» есть еще какие-то отвратительные тайны, которые нам предстоит раскрыть, если мы хотим разрешить это дело.
Мы молча прошли до полосы мягкого желтого света следующего газового фонаря, и Холмс снова заговорил:
– Мне кажется, что благодаря сегодняшнему рассказу об убийствах, терроре и молодых людях, обреченных на виселицу, мы нанесли на карту одну из самых мрачных пещер преисподней. Но помимо этого я ощущаю темный лабиринт, который нам еще предстоит исследовать. И в этом внутреннем адовом лабиринте заключена причина таинственной смерти Софьи. Уотсон, я чувствую: нечто еще более странное и зловещее ожидает нас впереди.
Глава 5Весьма сомнительное предложение
Никто из нас не чувствовал склонности вести дальнейший разговор на обратном пути к Бейкер-стрит. Мое настроение колебалось. Я был искренне потрясен абсолютно безнадежным положением, в котором очутились сестры Симмондс, пусть и благодаря собственной неосмотрительности. Но еще больше меня тревожил грядущий мрачный ужас, который предсказал нам Холмс.
Затем я почувствовал новый приступ паники: ведь обитатели этого дома пр́оклятых очень скоро могут начать новые убийства и преступления! Был ли Холмс прав, пообещав сохранить тайну Виктории Симмондс? Не должны ли мы вместо этого направиться прямо в Скотленд-Ярд, чтобы полицейские штурмовали «Либерти-хаус»? Я даже подумал на мгновение, не обязан ли я сам обратиться в полицию, если Холмс в самое ближайшее время не предпримет никаких шагов. «Либерти-хаус» напоминал мне пороховую бочку с зажженным фитилем.
Когда мы, вернувшись домой, поднимались по лестнице, мой друг вдруг нарушил молчание:
– Уотсон, забыл сказать вам. Пару часов назад я получил загадочное приглашение на встречу с одной важной персоной из правительства. Я был бы признателен вам за компанию.
Я вопросительно поднял брови, а знаменитый детектив пояснил:
– Незадолго до полудня мне доставили записку от моего брата, Майкрофта, который, как вы знаете, вращается в высших сферах государственной власти. Он попросил меня бросить все, чтобы срочно дать консультацию по кое-каким засекреченным делам одному госслужащему по имени Малкольм Прайд-Андерсон. В Министерстве внутренних дел его считают восходящей звездой. Больше мне ничего не известно, кроме того, что я действительно нужен Майкрофту. В ответной записке я принял приглашение Прайд-Андерсона прийти в его клуб на площади Сент-Джеймс сегодня вечером. Будет ли для вас обременительным сопровождать меня?
Надеюсь, мне удалось скрыть, какое облегчение я испытал от возможности хоть как-то отвлечься от обреченного мира сестер Симмондс и тлеющего кошмара «Либерти-хаус». Когда в назначенное время за нами приехал экипаж, я был более чем готов к выходу.
Прибыв на площадь Сент-Джеймс, мы прошли через красивый белый палладианский портик клуба Прайд-Андерсона. Холмс объяснил портье цель нашего визита, и нас провели в просторную, элегантную гостиную с большим красным ковром. Усевшись в роскошное кожаное кресло под сверкающей люстрой, я созерцал само изящество и само достоинство. На стенах висели огромные портреты прославленных британских полководцев. По соседству с нами сидели важные, изысканно одетые мужчины, по виду – настоящие патриархи государственных, военных или колониальных администраций. Некоторые носили морскую или военную форму. Во многих по манере держаться можно было опознать чиновников высшего звена власти.
Здесь собрался весь цвет нашей империи. Правильно, именно в этих кругах следует развернуться выдающимся талантам Холмса, размышлял я, а не в банде невменяемого анархиста, от которой великий детектив пытается спасти Анджелу Симмондс.
Навстречу нам шагнул Малкольм Прайд-Андерсон. Это был низкорослый мужчина в очках в золотой оправе, с нездоровым румянцем и темными нафабренными усами. Всем своим видом Прайд-Андерсон демонстрировал, насколько он страшно занятой и успешный человек. Приглядевшись, я неожиданно понял, что он поразительно молод – пожалуй, ему было не более тридцати.
– Искренне благодарю вас, мистер Холмс и доктор Уотсон, что вы откликнулись так быстро. Двое моих коллег попросили срочно организовать встречу с вами, и вскоре я проведу вас в отдельный кабинет, где вы сможете с ними пообщаться. Эти господа консультируют меня по вопросам сверхсекретной совместной рабочей группы Министерства внутренних дел и Министерства обороны, занимающейся делами национальной безопасности. – Прайд-Андерсон сделал паузу и поджал губы, будто думал, что сказать дальше. – Ваше содействие позволит Министерству внутренних дел отблагодарить этих двух коллег за ценные советы, которые они мне дали. Поэтому вы должны расценивать свои советы как косвенную помощь британскому правительству: своего рода