– Еще кольца! – воскликнул Харден. – Но сейчас уже совсем темно и нельзя фотографировать, мистер Холмс.
Холмс улыбнулся.
– Но я привез вас сюда совсем не для этого, – сказал он. – Я обещал вам, что мы разгадаем сегодня тайну клада. Посмотрите туда. – И, приподняв фонарь еще выше, указал на пространство за кольцами.
– Три кольца! – одновременно воскликнули мы с Харденом, когда увидели еще одно кольцо.
Холмс рассмеялся.
– Не совсем, – ответил он, – потому что третье кольцо частично разрушено, но когда-то их было три, и, клянусь, что их было именно столько, когда зарывали клад, который мы ищем.
Харден отошел и находился сейчас в круге слева от нас. На краю освещенного фонарем пространства он нагнулся и крикнул:
– Могила! Здесь могила!
Я повернулся к Холмсу.
– Разве это возможно?.. – начал я.
– Разумеется, – ответил мой друг, – это та самая «вересковая могила», которая упоминается в тексте.
– Вы уверены? – спросил Харден, подойдя к нам.
– Это несомненно, – ответил Холмс, – ибо валлийское название этого места «хизбед», что соответствует английскому «gorse grave», то есть «вересковая могила».
Он резко повернулся и опять высоко поднял фонарь.
– Смотрите, – скомандовал он и указал на круг справа, где желтый луч фонаря высветил водоем на самой его середине.
Мы с Харденом перевели взгляд с темной возвышенности в середине одного кольца на водное пространство, сверкавшее в середине другого.
– Три кольца, – тихо произнес полковник, – «вересковая могила» и окольцованный родник. Теперь нам осталось отыскать могилу сына Артура.
Холмс вытащил бинокль из кармана пальто, поднес к глазам и стал его настраивать. Через минуту он передал бинокль Хардену.
– Смотрите вон туда, – сказал он и указал в направлении холмов.
Харден посмотрел в бинокль, затем передал его мне. Я пригляделся и увидел желтый свет, мигавший на вершине гряды.
– Ваш запасной… фонарь! – воскликнул я. – Это веха?
– Совершенно верно, – ответил Холмс и взял бинокль.
Подойдя к центру левого круга, он встал на верх округлой «вересковой могилы».
– Полковник Харден, – сказал он, – вы повыше ростом, поэтому окажите любезность, встаньте посередине между мной и тем далеким фонарем и поднимите руку.
Затем Холмс попросил Хардена подвинуться сначала влево, потом вправо, пока не удостоверился, что Харден стоит точно посередине.
– Ватсон, – позвал Холмс, – пожалуйста, точно отмерьте место, где стоит полковник, положите камешки возле каждой ноги.
Я поспешил выполнить просьбу, и Холмс опустил бинокль.
– А теперь, – сказал он, – найти наш клад проще простого. – И достал из повозки кирку и лопату.
Пока он вымерял шагами расстояние между кольцами, я снял пальто, приготовившись к раскопкам. Холмс определил место и повернулся ко мне.
– Давайте сюда инструменты, Ватсон, – сказал он, тоже снимая пальто.
Харден взял фонарь, и мы направились к месту, указанному Холмсом.
Можно было подумать, что тяжелая физическая работа изгнала посторонние мысли из моей головы. Наоборот, меня не покидало неприятное ощущение. Стук кирки и лопаты отдавался эхом в холмах, а древние камни вселяли в меня трепет.
Свет фонаря выхватывал из темноты растрескавшиеся валуны и причудливо искривленные ветром кусты. У меня появилось четкое ощущение, что под левым кругом простирается ряд могил с останками похороненных когда-то людей. Я готов был поклясться, что вижу какие-то темные тени, скользящие между древними гробницами, но я вытирал со лба все время пот и снова усердно занимался делом.
Земля была очень жесткая. Ее уже много-много лет никто не тревожил. И наша задача была не из легких. Постепенно совместными усилиями мы вырыли довольно большую яму. Через некоторое время Холмс взял у полковника фонарь и поставил на дно ямы.
– Смотрите внимательно, – сказал он, – нет ли следов того, что копали до нас? Если Дрю здесь еще не был, то лишь потому, что мы его опередили. Ведь это явно то самое место, где что-то зарыто.
Мы продолжали орудовать киркой и лопатой, пот струился ручьями, потому что ночь была очень теплая. Несмотря на оптимизм Холмса, на сердце у меня было тяжело, я все время мысленно видел черную массу, возвышавшуюся в близлежащем круге, каменные гробницы, притаившиеся на темном склоне, и далекую точку света, отмечавшую другую могилу. Я не мог не думать о тех варварских ритуальных действах, что некогда происходили здесь, и о том, что мы можем обнаружить при следующем ударе киркой.
Тем не менее наша работа продвигалась. Мы с Холмсом стояли в яме уже почти по грудь. Холмс перестал копать и измерил на глаз глубину.
– «Это лежит на глубине двух локтей», – процитировал он. – Если клад здесь, мы уже стоим на нем.
Едва он произнес это, как моя кирка стукнула о нечто твердое. Холмс велел мне вылезть из ямы и посветил фонарем. Он внимательно осмотрел дно ямы и начал протыкать его в разных местах острием кирки. Мы с Харденом, встав на колени, наклонились над ямой, трепеща от волнения, столь знакомого всем кладоискателям. В дрожащих тенях мы видели, как Холмс очертил какой-то участок дна ямы и через минуту уже держал в руках большой темный предмет.
Наконец Холмс выпрямился:
– Пожалуйста, киньте мне веревку, Ватсон. Думаю, что мы преуспели.
Я быстро бросил ему веревку, Холмс ловкими движениями очень прочно обвязал ею нашу находку. Мы помогли ему вылезть из ямы и вытащить найденный клад.
При свете фонаря мы увидели, что наш трофей был покрыт густым слоем дегтя, под ним оказалась толстая ткань, зашитая частыми, прочными стежками. Холмс тростью перевернул сверток, и стало ясно, что за исключением дыры, проткнутой киркой, ткань оставалась целой.
Мне так не терпелось развернуть сверток, как ребенку подарок на Рождество, и в то же время появилось такое ощущение, будто мы выкопали из этого языческого храма смерти что-то очень древнее и лучше бы этому предмету оставаться навсегда в его тайной гробнице.
Я не успел справиться со своими противоречивыми чувствами, как вдруг мы услышали тихий хриплый голос:
– Отойдите от свертка, джентльмены. Вы под дулами трех револьверов.
Это, несомненно, был Дрю.
25ОГНЬ И ПЕПЕЛ
Дул теплый ночной ветерок, но от звука этого голоса холод пронзил меня до костей. Тем не менее я не мог не видеть, что Шерлок Холмс, казалось, был совершенно не удивлен.
Все трое мы попятились от свертка, лежавшего на краю ямы, и перед нами из темноты возникли три бандита с револьверами. В середине стоял Дрю, слева от него – худой бледный человек, а направо – краснолицый с бегающим взглядом постоянно прищуренных глаз.
– Вы не хотите представиться нам? – спросил Холмс. – Тогда позвольте это сделать мне. Джентльмены, это экс-сыщик сержант Дрю, бывший служащий Скотленд-Ярда. Слева – его тамошний сподвижник сержант Малькольм, а справа – их постоянный консультант мистер Клайв. Его усилия были столь успешны, что несколько лет все они провели в тюрьмах Ее Величества.
– Смейтесь, пока можете, Холмс, – ответил Дрю. – Но факт остается фактом, вы проиграли и скоро поплатитесь за все. Нам только осталось решить, каким именно способом избавиться от вас и ваших друзей.
– Я делаю вам предложение, – холодно ответил Холмс, – если вы обещаете оставить полковника и его семью в покое, то я вам поверю. Когда вы удалитесь, я не сразу начну вас преследовать, хотя не могу гарантировать, что не предоставлю вам с течением времени возможность вновь стать гостями Ее Величества в должных местах пребывания на законных основаниях.
Дрю коротко, неприятно рассмеялся:
– Ваше извечное высокомерие, Холмс, теперь вам ни к чему. Вы в моей власти, и не пристало вам делать нам предложения. Вы слишком часто вмешиваетесь в дела, которые вас не касаются, и я с удовольствием положу конец карьере величайшего в мире самозваного правозащитника. И множество моих бывших коллег в Скотленд-Ярде меня бы поздравили с этим, если смогли.
– У нас с вами давние счеты, Дрю, – ответил Холмс, – и я могу понять ваше желание разделаться со мной, но вряд ли это будет справедливо по отношению к доктору Ватсону и полковнику Хардену.
– Если бы я был способен на такое великодушие, ваша просьба, может быть, и увенчалась успехом, но слишком многое поставлено на карту. При всем своем уме вы вряд ли догадываетесь, что содержится в этом свертке. Как только я завладею им, а вы покинете сей мир, я смогу беспрепятственно осуществлять свои планы, благо что без свидетелей.
– Боже милосердный, – ответил Холмс, – ну если вы не хотите пощадить моих друзей, то по крайней мере предоставьте мне как заядлому курильщику возможность выкурить последнюю папиросу.
Дрю снова рассмеялся.
– Вечный вы актер, Холмс, – воскликнул он, – но вы зря стараетесь оттянуть время. На этих холмах нет ни души, и спастись у вас нет никакой надежды. Если вы попробуете бежать, я вас все равно пристрелю. Ладно, курите свою последнюю папиросу и растяните удовольствие подольше, однако будьте осторожны.
Пока Холмс доставал из кармана портсигар, я мысленно оценивал наше положение и проклинал себя за то, что оставил оба револьвера в карманах пальто. Фонарь тоже находился слишком на большом расстоянии, чтобы успеть взять его до того, как Дрю выстрелит.
Мы закурили, я прикуривал последним и не мог удержаться от неуместной шутки:
– Когда я был на войне в Афганистане, там говорили, что тот, кто прикуривает последним, – неудачник, потому что именно в него стреляют, но здесь мне, третьему, кажется, этой приметы опасаться не приходится.
Холмс тихо усмехнулся:
– Кто знает. В конце концов сегодня ночь в середине лета[20] и вы не должны ничему удивляться.
Не раз мне приходилось наблюдать за Шерлоком Холмсом, когда ему грозила неминуемая смерть, и он всегда встречал опасность достаточно хладнокровно, но сейчас его странное поведение внушало мне мысль, что он все еще ощущает себя хозяином положения и что-то замышляет.