свалки и закрыл своим телом. Я, не ожидая от себя, просто улыбнулся, как-то по-доброму, испытывая неповторимое чувство единения, если это так можно назвать. Наверно, именно так люди собирались и совместно тушили пожары, или молотили кочевников, которые разоряли русские города и села.
Такую картину я давным-давно видел в Ялте, точнее даже участвовал, когда мы большой компанией прогуливались по набережной и моего друга Сашку Ковгана попытался обуть вор-карманник. Его спалили на горячем, но тот действовал с подстраховкой в виде крупного плечистого татарина, но это не помогло. При первой же попытке наезда наша компания просто снесла с ног этих двух идиотов, которые имели дурость наехать на людей, гуляющих с женами, с детьми, причем некоторые имели в карманах удостоверения серьезных организаций. Полиция тогда быстро нарисовалась и после сверкания корочек приняла верное направление и повязала гастролеров, на которых, как оказалось, уже была куча эпизодов.
Так и здесь. Крики «Разойдись!», свистки полиции, и толпа, деловито до этого размазывающая бандюков по перрону, спокойно, как по команде разошлась, оставив после себя четыре стонущих тела. Макар, как главный и самый активный, вышел вперед, навстречу к двум подбежавшим полицейским и четко представился:
– Господин полицейский, фельдфебель в отставке Макар Кисленко.
Макар и дюжий полицейский, привычно придерживающий на левом боку служебную шашку, быстро обменялись взглядами, признав друг в друге ветеранов, и многие в толпе это сразу заметили, и градус напряжения сразу опустился. Здесь же уже, наверно, собрались все посетители вокзала, даже подтянулись пассажиры первого класса, с интересом наблюдающие за происходящим. Среди них была парочка армейских офицеров, несколько дам и пара человек по гражданке, но явно с военной выправкой.
– Что случилось?
– Деловые совсем страх потеряли. В поезде буянили, но мы им бока намяли, объяснили, как в обществе себя вести, так решили напоследок моего человека ножом пырнуть.
Тут и Антоха решил подписаться – сделал шаг, достал документы, выданные ему как отпускнику:
– Полицейский урядник Яренского уезда Еремеев. Следую в отпуск по болезни к родственникам. Все слова господина фельдфебеля в отставке полностью подтверждаю.
Тут в толпе загомонили, в знак согласия. Да и полицейский, только мельком глянув на протянутые ему документы, оценил стать, прическу и выправку Антохи, признал в нем своего. Потом повернулся к лежачим бандитам, сделал шаг и носком сапога с легким презрением чуть пнул лежащий на земле ножик с обмотанной кожаной веревкой рукоятью, которым меня совсем недавно тыкали в грудь. Повернулся к своим подчиненным, которых еще прибавилось на два человека, и коротко бросил:
– Этих скотов в камеру. Свидетелей достаточно.
Те же торговки загомонили в знак согласия, видимо соглашаясь стать официальными свидетелями.
Полицейский демонстративно достал часы на цепочке, глянул время и громко проговорил.
– Господа, полиция во всем разберется. Свидетелей достаточно, давайте не будем задерживать отправление поезда.
Золотые слова. Да тут и паровоз свистнул, давая понять, что поднял пары и готов трогаться, поэтому люди, загомонив, начали движение на посадку.
Мы погрузились и, сопровождаемые уважительными взглядами, разместились на своих местах под насмешливым взглядом Федора, в котором проглядывала некоторая обида – ему подраться не дали.
Паровоз, гудком известив всех на станции, дернул состав, и мы поехали, покидая Ярославский вокзал, где так хорошо поразвлекались, хотя меня не покидало чувство, что мы очень хорошо засветились. В дальнейшем неторопливом движении никаких особых происшествий не произошло. Останавливались еще на парочке станций, где пассажиры могли перекусить и удовлетворить свои физиологические потребности. И таким темпом до Москвы мы добрались только поздно вечером.
В гостиницу мы не поехали, Макар, быстро сориентировавшись, пошептался с извозчиками, ждущими клиентов, и мы, погрузившись к одну из колясок, поехали по ночным московским улицам куда-то, где можно снять на пару дней небольшую меблированную комнату. Если в гостиницах горничные, портье и весь другой обслуживающий персонал практически поголовно был информаторами полиции, то в меблированных комнатах с этим было чуть попроще, поэтому и остановили свой выбор именно на этом варианте.
Мы сделали небольшой перерыв и позволили себе отоспаться. Только после обеда, тщательно вымывшись и побрившись, я переоделся в добротный костюм из натуральной английской шерсти, белая рубашка со стоячим воротничком, жилетка, пиджак, ну и конечно, статусная трость, с вмонтированным в нее клинком-стилетом и простенькой стрелялкой с интегрированным глушителем под мелкашечный патрон. Тщательно выбрился любимой «Mach3», потому что однозначно не воспринимал местные опасные бритвы. Такой чтоб нормально выбриться, нужны наработанные многолетние навыки, иначе рискуешь себе перерезать горло. Завершал наряд котелок и дорожное пальто с накидкой, как у Шерлока Холмса в советской экранизации с Василием Ливановым и Виталием Соломиным в главных ролях.
Все было выстирано и отглажено еще в нашем времени и тщательно запаковано в полиэтиленовые пакеты, которые тут же сожгли в огне, чтобы не оставлять ненужных улик.
После преображения в компании моих спутников, уже в образе англичанина-путешественника, прошелся до ближайшего цирюльника, чтоб подравнять отросшие за последние несколько недель волосы. В этом времени пословица, что встречают по одежке и, что особенно характерно, по внешнему виду, весьма актуальна, поэтому поддержание соответствующего легенде имиджа входило в обязательную программу.
В принципе, город мне понравился: чистенько, не воняет, деревянные тротуары, и либо выложенная брусчаткой, либо посыпанная гравием и песком проезжая часть, чтоб во время слякоти лошади и телеги не намешивали грязь. Везде чувствовалась твердая рука рачительного хозяина, что не могло не радовать.
Цирюльник как раз отпустил очередного клиента и, судя по месту расположения его заведения, он пользовался спросом. Я на ломаном русском попросил подравнять за время путешествия волосы. Отдав трость и сбросив на руки Макару, изображающего слугу, пальто и котелок, величественно уселся на кресло и чуть поморщился: судя по комфорту и жесткости, это дореволюционное творение доводилось очень давним предком кресел нашего времени. Федор всегда следовал на большом удалении, остался на улице, якобы просто ждал, а так контролировал, чтоб за нами никто не ходил. Единственное, Антоху пришлось оставить на хозяйстве с вещами, снабдив его радиостанцией, ну а вторую, естественно, мы несли с собой.
Но ничего такого особенного не произошло, никто за нами не следил и не проявлял особого интереса. Ну англичанин, ну и что? Тут таких много бывает. Вот и все. Подстригли, подравняли, единственно – я отказался от местного одеколона. Что-что, а такие вещи, я считаю, подбираются каждому индивидуально, поэтому, когда я поднялся, Макар, щелкнув замком саквояжа, достал флакон из черного стекла с распылителем, ну и я на глазах ошалевшего цирюльника немного брызнул на себя пахучей жидкостью. Макар за меня расплатился, пока я тщательно одевался.
Мы долго ходили по городу, пока я привыкал к своей роли англичанина и наслаждаясь особой новизной впечатлений от старой Москвы. Тут и запахи, и ритм жизни были совершенно другие, и все это настоящее. Город, живущий своей жизнью, еще не загаженный выхлопами заводов, не заставленный припаркованными машинами, не оскверненный гасающими по улицам оборзевшими от вседозволенности джигитами. Посидел в кафе, выпив чашечку кофе с вкуснейшим пирожным, и тупо наслаждался естественностью вкусов. Тут еще не додумались до всяких Е-шек, сахарозаменителей и прочей остальной лабуды, для удешевления продукта и обмана вкусовых рецепторов покупателей. Зашли в парочку лавок и магазинчиков, изучая ассортимент и задавая многочисленные вопросы, особенно интересно было посетить оружейную лавку. Вот тут я, честно говоря, получил удовольствие от раритетов.
Набравшись впечатлений, мы поехали на извозчике к не слишком дорогой гостинице, потому что англичанину не дело жить в дешевых меблированных комнатах. Тут привлечь внимание еще проще – англичанин плотно общается с мастеровыми и небогатыми купцами – это сигнал для госбезопасности. Особенно после того, как британцы нагадили России по результатам Балканской войны, к гражданам бандитского острова особой любви не наблюдалось.
В гостинице услужливый портье быстро определил, что я не босяк с улицы, поэтому сразу выделил неплохой номер на втором этаже, выходящий окнами на улицу. Разместившись с Макаром, я отправил Федора обратно к Антохе, и, помывшись, завалился спать с теплой мыслью, что информация обо мне уже утром уйдет местным силовикам. Что-что, а агентурная сеть здесь работала достаточно эффективно. Поэтому, когда утром мы с Макаром на извозчике поехали на вокзал покупать билеты, я почти сразу с некоторым удовлетворением срисовал простенькую наружку. Пожилой аккуратный дяденька, с невыразительной внешностью, с болезненным выражением лица постоянно следовал за нами. Если б нас взяли в более глубокую разработку, то задействовали профессионалов более высокого уровня, причем несколько сменяемых групп, и наблюдение было бы намного труднее обнаружить. А тут – ну просто профилактическая мера, присмотреться к англичанину, вдруг что и выплывет.
Макар купил билеты до Орла для нас двоих первым классом, чуть позже подъехал Федор и прикупил еще два билета для себя и для Антона третьим классом, чтоб нас не срисовали группой, зачем лишние подозрения.
Мы с Макаром гуляли до обеда, потом перекусили в небольшом ресторанчике. Некое несоблюдение субординации, когда хозяин и слуга не могут сидеть за одним столом, мы компенсировали, как это говорится, не очень высоким статусом заведения, да и многое списывалось на мое иностранное происхождение. Один хрен, поборник правил, попытался сделать замечание, на что я с трудом удержался, чтоб не нахамить или не ответить, что это мой любовник, а на ломаном русском ответил «компаньон, охранник». А это уже совершенно другой статус. Кстати, наш «хвостик» был тоже в ресторанчике, но сидел за два столика в гордом одиночестве и читал газету и давился чашкой кофе, видимо, на оперативные расходы выделялось очень мало средств. И тут я с трудом подавил желание прикупить ему какую-нибудь вкусняшку, вспомнив свою службу, когда на выезде на прослушке сидели сутками и жрали всякую гадость, лишь бы прибить чувство голода.