Ну, Ватсон, что вы об этом думаете, спросил он. Вы достаточно долго наблюдаете за моими методами, научились ли вы применять их, замечали ли вы, узнали ли вы что-нибудь о нашей клиентке? Я сказал — да, подошел к дивану, на котором всего несколько секунд назад располагались ее крошечные грациозные очаровательные милые восхитительные прекрасные красивые ягодицы, и заметил между подушек край белого кружева. Я внимательно изучал его при свете лампы, вертел его в руке, пока не почувствовал, что Холмс, этот генератор идей, так же внимательно наблюдает за мной.
Итак, Ватсон, что вы об этом думаете, спросил он. Что вы узнали о леди и этом носовом платке, который, по всей видимости, так заинтересовал вас?
Я поднес этот лоскут ткани к своему носу и вдохнул, наслаждаясь ароматом, оставленным прежней и, вероятно, будущей хозяйкой носового платка. Холмс, старина, сказал я, вы считаете меня глупым, я знаю, и я готов принять вашу критику, как бы больно мне не было, даже если это будет более болезненно, чем та пуля Джезаила в моей ноге или в моем плече. Вы так давно дарите мне удовольствие находиться в вашей компании, но на этот раз вы не правы, абсолютно не правы, сто тысяч раз не правы, да, не правы, да-да, не правы, не правы, да-да-да, не правы, не правы, не правы, Холмс.
В самом деле, Ватсон, сказал Холмс, пожалуйста, продолжайте.
Хозяйка носового платка, очевидно, американка, сказал я, и вам не нужно спрашивать меня, почему я так говорю, я сам скажу, у женщины литературный вкус и проницательность. Посмотрите сюда, Холмс, сказал я ему, протягивая женский платок, разве вы не видите буквы У. У., вышитые у самого края платка? Очевидно, наша гостья большая поклонница американского писателя мистера Эдгара Аллана По. Я бы сказал больше, но Шерлок Холмс прервал меня, поинтересовавшись: мой дорогой Ватсон, что навело вас на эту мысль? И я ответил, что буквы У. У., должно быть, означают известный рассказ мистера По, который назван по имени главного героя Уильяма Уилсона.
На это всезнающий и самый употребляющий из людей понимающе кивнул. Итак, наша гостья носит носовой платок с вышитыми инициалами своего любимого персонажа, именно это вы хотите мне сказать, Ватсон? Да, совершенно верно, об этом я вам и говорю, Холмс. И именно этого Уилсона она ищет, спросил Холмс. Нет, она знает разницу между вымышленным и реальным персонажем, она ищет создателя Уильяма Уилсона По. А, говорит Холмс, понятно, а где, как вы думаете, она найдет этого По? Если она приехала из Америки в Англию в поисках своего идеала и наняла вас найти его для нее, значит, конечно же, она верит, что он в Англии, говорю я.
В самом деле, спрашивает Холмс. А как же ее муж, разве леди не наняла меня найти неверного супруга? Явная отговорка, говорю я. Но, мой дорогой Ватсон, говорит Холмс, По мертв, мертв уже много лет, он умер еще до того, как наша гостья появилась на свет. О, в самом деле, говорю я Холмсу. О, в самом деле, говорит мне Холмс. Тогда почему она носит носовой платок Уильяма Уилсона и кого она ищет, Холмс? Всему свое время, говорит он, всему свое время, и уходит в свою комнату, объявляя, что собирается готовиться к вечеринке в Белгравии в честь некоего владыки одной из стран Востока, чье пребывание здесь делает честь Империи, и было бы разумно с моей стороны сделать то же самое. Я так и делаю.
Холмс и я садимся в седьмой, или, может быть, восьмой, или девятый, или десятый экипаж, ожидая на тротуаре Бейкер-стрит. Холмс перевернул на коленях свою шляпу, положил в нее перчатки, а рядом поставил трость так, что ее тонкий конец постоянно ударяет меня по ребрам чуть ниже моей старой раны, и рассказывает извозчику, как проехать к дому владыки, устраивающего праздник, мимо Уайтчепела и бульвара Утраченной Надежды. Извозчик спорит, говорит, что ехать нужно другой дорогой, но Холмс, самый обкуренный марихуаной из людей, неодобрительно свистит и бьет извозчика по спине своей тростью, и говорит, делай, как тебе говорят, парень, кем ты себя возомнил. Из-за всего этого я чувствую себя лучше, потому что пока Холмс бьет извозчика своей тростью по спине, он не толкает меня ею в мою рану, и она не так ужасно болит.
Вот и Уайтчепел со своими мюзик-холлами, падшими женщинами, развращенными аристократами, вышедшими в свет в своих вечерних одеждах, которые погружаются в самые низкие глубины общества, здесь же проститутки и заманивающие в сети чародейки, и Джек Потрошитель, и человек-оборотень. Холмс стучит тростью по крыше экипажа, извозчик открывает окошко, просовывает голову, и Холмс говорит ему остановиться, что тот и делает. Холмс говорит ему, что мы хотим выйти из экипажа на некоторое время, а ему надо нас подождать. Тот раскланивается, приподнимает шляпу, приглаживает пряди волос на лбу, бормочет что-то, сморкается, вытирает глаза рукавом и соглашается делать все, что пожелает заказчик.
Мы с Холмсом оказываемся в мюзик-холле. Кто должен там выступать, как не знаменитая Гертруда Кей, королева музыкальной комедии, в костюме арлекина, исполняющая очаровательные песни «Белые крылья», «Всегда следуй советам матери», «У моря свои жемчужины». Затем Фред Уэсткот выполняет свои акробатические трюки, скручивается в нереальные позы, раскачивается над публикой на трапеции, берет бутылку шампанского со стола и ставит на стол уайтчепелской проститутки и ее покровителя. Холмс выпивает несколько стаканов джина и вермута, гнусная смесь, от которой я очень прошу избавить меня, и говорит: пойдемте, Ватсон, нам пора.
Выйдя из мюзик-холла, мы проходим мимо тела, лежащего в канаве с разбитой головой, словно по ней били острым камнем. Возле нашего экипажа я замечаю знакомую женскую фигуру и выкрикиваю: миссис Хадсон, что вы здесь делаете? А она поворачивается как бы в смущении и прячет что-то в своих юбках. А Холмс бежит вперед, отталкивает меня на булыжную мостовую и говорит: миссис Хадсон, что вы здесь делаете, не важно, вам не следует быть в таком месте ночью, я отправлю вас домой в моем экипаже. Он ударяет извозчика тростью и говорит: отвезите миссис Хадсон домой и сразу же возвращайтесь сюда за мной. А извозчик раскланивается перед миссис Хадсон, бьет кнутом свою братию и цок-цок-цок-цок-цок, жалкий стук копыт, уезжает на Бейкер-стрит.
Пока мы ожидаем возвращения экипажа, Холмс спрашивает меня, не заметил ли я чего-нибудь необычного в миссис Хадсон или в теле, которое мы видели лежащим на улице, и я говорю: ну, вообще-то не заметил, вот если бы вы просветили меня. Но он говорит: не берите в голову Ватсон, все будет хорошо.
Чему я верю.
Ожидая возвращения кеба, мы с Холмсом раскуриваем наши трубки и обсуждаем события этого дня. Он спрашивает, были ли у меня еще мысли относительно нашей бывшей гостьи, и я отвечаю ему, что все так же убежден, что она поклонница мистера По, на что Холмс качает головой и с грустной улыбкой говорит: ах, Ватсон, Ватсон, что бы мы делали без вас, ну, наслаждайтесь приемом в Белгравии, мы поговорим потом.
Прием проходил в величественном георгианском доме в Белгравии между изгородью из ящиков и буковой рощей.
Как только мы с Холмсом вошли в холл, наши шляпы и трости тут же забрали слуги в ливреях и проводили нас в огромный зал для приемов. Мужчины во фраках и белых галстуках общались с дамами с глубокими декольте, а хорошо одетые горничные и дворецкие передвигались с расписными подносами, предлагая приглашенным закуски. Оркестр, привезенный по такому случаю из Вены, исполнял новую оперетту Карла Миллёкера «Нищий студент».
Тренированный проницательный взгляд наблюдателя, каковым я с гордостью себя считал, легко заметил, что по всему залу было расставлено большое количество тайных агентов из Скотланд-Ярда, изо всех сил старающихся изображать гостей, а сами они в это время не сводили глаз с почетного гостя, который, как я узнал, задав несколько безобидных вопросов служанке, когда ласково погладил ее по прелестно экипированным ягодицам, и с благодарностью принял бокал предложенного ею шампанского с серебряного подноса, был не кем иным, как раджой Кашмири, которого по указанию Министерства иностранных дел ее величества и обещанием поддержки со стороны престола и императорских стрелков готовили в интересах как его самого, так и императрицы, принять власть в Афганистане.
Меня с гордостью слушали!
У меня едва ли хватило времени осмыслить это поразительное сообщение, как вдруг в дальнем углу зала раздался ужасный треск, я повернулся и увидел, как мозаичное окно разбивается на миллионы кусочков и падает на пол, это вызывает горькие слезы у моего знакомого бригадного генерала в ярко-красном пиджаке, а его дама роняет свой бокал с шампанским и случайно убивает нескольких музыкантов из Вены, двух лакеев в ливреях, дворецкого и нескольких горничных.
Броско одетый человек проносится в воздухе над головами приглашенных леди и джентльменов. Как только он поравнялся с почетным гостем, тут же опустился и стянул с головы раджи массивный, украшенный драгоценными камнями тюрбан, обнажив его бритый череп надо лбом, полоску бледной кожи и светлые волосы. Раджа оказался вовсе не раджой! Я сразу же узнал его и воскликнул: «Фон Трепов! Известный прусский агент и пародист!»
Команда Скотланд-Ярда берет его под руки, а шпион и самозванец проклинает их на своем варварском родном языке, когда его ведут на допрос и, возможно, в суд ее величества. В то же самое время красивая молодая женщина, стоявшая недалеко от места ужасного происшествия, поднесла руку в перчатке ко лбу и начала медленно падать в обморок, но я успел подхватить ее.
Но после этой ошеломляющей серии событий снова раздался грохот, это взмыл вверх похититель драгоценностей — или похитительница, потому что среди представителей знатного рода обнаружилась стройная грациозная привлекательная соблазнительная восхитительная маленькая фигурка злодейки — и сквозь декоративное окно в другом конце огромного зала исчезла из поля зрения, унеся с собой фальшивый тюрбан раджи, но с настоящими драгоценностями.
Я говорю, я сказал: что все это значит? А затем пристально посмотрел в лицо женщины, которую держал, не похитительницу драгоценностей, которая могла оказаться в конце концов даже самим «сумасшедшим мимом из Мейфэра», о чьих подвигах я читал несколько часов назад. И я понял, что смотрю на нашу сегодняшнюю гостью, женщину, которая наняла Шерлока Холмса, чтобы найти своего распутного мужа. Ее полупрозрачные веки дрожали, она соблазнительно поднесла крошечную милую восхитительную маленькую ручку ко лбу и прошептала мне: все в порядке, Джон?