— Джордж, не забывай, ты ведь спасал меня.
В его бороде, словно луч солнца в темном лесу, сверкнула улыбка.
— Твоя безопасность, Джесси, превыше всего. Не думай больше об этой маленькой неприятности.
Впереди показался зеленый луг с огороженным цветником. Челленджер повернул повозку.
— Остановимся здесь, — сказал он. — Бедный Даппл честно трудился, ему необходимо отдохнуть. Как и мне, впрочем. Итак, если нам обоим нужно отдохнуть, логично будет заключить, что отдохнуть не мешает и тебе.
— Может, поедем дальше, Джордж?
— Не стоит, право, иначе наша прекрасная лошадка не довезет нас до моря.
Она замолчала, зная, что спорить в мужем в подобных случаях было бесполезно. Профессор, с трудом переставляя затекшие ноги, выбрался из повозки и потрепал Даппла по холке. Ему ответило тихое ржание.
— Хорошо, что мы с тобой на дружеской ноге, — сказал Челленджер, выпрягая мерина.
Он привязал коня к колесу повозки. Даппл, недолго думая, тут же принялся объедать пышную июньскую траву.
— Мы с раннего утра не ели, Джесси. Приятный обед на открытом воздухе нам никак не повредит. Я поищу воду для Даппла.
Челленджер направился к цветнику. За ним виднелась крыша коричневого домика. Миссис Челленджер тем временем достала из корзинки скатерть в синюю клетку и расположила на ней две тарелки, несколько бутербродов и фрукты. Не успела она открыть бутылку бургундского, как рядом раздались грузные шаги Челленджера — он возвращался. В руках профессор нес два ведра, через мощное плечо была перекинута смятая темная ткань.
— Дом брошен, — сообщил он. — Умные люди — бежали, не дожидаясь приближения опасности. Я обнаружил колодец; вот вода для нас и Даппла.
— А это что?
— Пара одеял. Они сушились на веревке. Придется заночевать здесь, а ночь в это время года может быть прохладна.
Он отнес благодарному Дапплу ведро с водой, уселся на траве, скрестив ноги, и принялся с аппетитом уничтожать припасы. Миссис Челленджер не смогла заставить себя последовать его примеру; она лишь откусила кусочек бутерброда и проглотила несколько виноградин. Челленджер уговорил ее выпить вина.
— Тост, имеющий отношение к нынешнему положению дел, — провозгласил он, поднимая свой бокал. — Да будет наше путешествие счастливым, и пусть разброд и шатание постигнут непрошеных гостей!
Госпожа Челленджер молча потягивала вино, охваченная мрачными предчувствиями.
— Сколько уже произошло несчастий, Джордж, — тихо сказала она наконец. — Я все думаю о тех ученых, про которых ты рассказывал. Мистер Стэнт и мистер Оджилви умерли так ужасно. Я верю, ты также скорбишь, тем более что сейчас люди могли бы воспользоваться их знаниями и советом.
— Поскольку мы заговорили об их знаниях и советах, не считаю, что мир так уж обеднел вследствие этой потери, — задумчиво произнес Челленджер. — К научным достижениям и Стэнта, и Оджилви я всегда относился с безразличием, граничившим с коллегиальным презрением. Но ты была права, дорогая Джесси, напомнив мне, что я должен сожалеть об их смерти. Скверная смерть, уверяю тебя, и совершенно нелепая и ненужная.
Подобная снисходительность со стороны профессора, казалось, успокоила госпожу Челленджер; она доела свой бутерброд, съела второй — с жареной куриной грудкой — и выпила еще один бокал вина. Так они сидели, болтая, Даппл пасся у повозки, солнце клонилось к закату, и безоблачное небо над ними было спокойным и мирным.
В сумерках миссис Челленджер зевнула, прикрывая рот крошечной ручкой.
— Что-то меня в сон клонит, Джордж, — сказала она. — Странно, тебе не кажется? Прошлой ночью я почти не спала.
— Именно поэтому тебе и хочется спать. Дай-ка я устрою тебе постель. Погоди, нужно расстелить одеяла.
Челленджер погрузил могучие руки в землю и принялся рыть, выбрасывая мягкие глыбы торфа; соорудив выемку по размерам ее тела, он стал собирать под деревьями, окружавшими луг, сухие ветки и принес сперва одну, затем другую охапку.
— Этого будет достаточно для небольшого костра, который прогонит ночной холод и при надлежащем наблюдении будет гореть до утра, — произнес профессор лекторским тоном.
— Ты разве не ложишься?
— Попозже, дорогая.
Она заползла под одеяла. Челленджер неподвижно сидел у костра, мурлыкая, словно колыбельную, свою любимую песенку о рождественских колоколах[19]; наконец он услышал, как она тихо и ровно задышала, засыпая.
Челленджер пододвинулся ближе к костру и глубоко задумался. Он сожалел, что оставил кристалл в Энмор-парке — и надеялся, что с кристаллом, как и с домом, ничего не случится, когда захватчики дойдут до Лондона. Будь Холмс здесь, они могли бы обсудить создавшееся положение; следовало признать, оно было незавидным. Челленджер стиснул зубы, вспомнив то последнее, что показал ему кристалл. Несмотря на все презрение к человечеству, которое он часто высказывал, мысль о страшной гибели этого незнакомого человека заставляла его кровь холодеть в жилах.
Затем он стал размышлять о письме Холмса. Тот предполагал, что безжалостные захватчики видели в человеке всего лишь животное; это предположение не давало Челленджеру покоя. Так что же, Холмс считает, что марсиане — более развитая форма жизни, возникшая благодаря эволюции существ, которые в прошлом походили на людей? Существуют ли гуманоидные формы жизни на других мирах, существовали ли они во вселенной в прошлом?
Челленджер долго сидел, сгорбившись у костра и терзаясь мучительными вопросами. Запела ночная птица. В этом мире, которому угрожала сейчас смертельная опасность, птичьи трели казались удивительно нежными. Как относятся марсиане к птицам? Он вытащил из корзины бутылку и выпил еще один бокал вина, затем ополоснул бокал в ведре и снова отправился за водой к колодцу во дворе домика.
Стрелки его часов подбирались к двенадцати, когда небо осветила зеленая вспышка, подобная следу падающего метеорита. Челленджер видел, как огненный след прочертил небосклон и исчез за горизонтом на западе. Несомненно, еще один цилиндр; вероятно, он упал в Серрэе, рядом с остальными.
Полночь понедельника, раздумывал Челленджер. Следовательно, это пятый цилиндр, остальные пять находятся на пути к Земле. Ко времени их прибытия передовые отряды марсиан будут торжествовать победу над крупнейшим городом Земли.
Наконец Челленджер лег на одеяла и уснул.
Профессор проснулся на рассвете, отряхнул бороду от росы и затопал с ведрами к колодцу. У дома остановился велосипедист. Челленджер разрешил ему напиться из ведра, и тот с жадностью припал к воде.
— Что происходит, друг мой? — спросил Челленджер.
Велосипедист рассказал ему, как бежал из Лондона и всю ночь без остановки крутил педали. Марсиане забросали Темзу и ее берега баллонами с черным дымом и убили толпы беспомощных людей, не успевших спастись бегством. Боевые машины марсиан, однако, оставались в Лондоне и не пытались продвигаться на восток.
— Может, они удовлетворятся Лондоном, — хрипло проговорил велосипедист, отирая с грязного лица пот.
— Лишь на время, пока не закрепятся в городе, — непререкаемым тоном произнес Челленджер. — После они направятся дальше.
— И что же они станут делать?
— Поспешные суждения, друг мой, не помогут нам предугадать их тактику.
Его собеседник вновь взгромоздился на велосипед и поехал прочь. Челленджер отнес ведра к лагерю и поставил одно из них перед Дапплом. Проснулась и миссис Челленджер; она заколола волосы и аккуратно сложила одеяла. При помощи ведра с водой и нескольких салфеток они кое- как умылись и позавтракали: хлеб, фрукты и консервированная сельдь. Миссис Челленджер вскипятила воду для чая в маленьком медном чайнике.
— Что теперь? — сказала она. — Здесь так мирно.
— Еще в четверг в Энмор-парке также было относительно мирно. В путь, дорогая!
Он запряг Даппла и повозка вновь выехала на проселочную дорогу.
— Хорошая лошадка, — сказала миссис Челленджер.
— Даппл… имя вполне обычное, но в необычной ситуации наш друг показал себя самым необычным конем, — ответил Челленджер. — Он силен, старателен и послушен. По правде говоря, здесь и в самом деле много необычного.
— Что может быть необычного в коне, Джордж?
— Хороший вопрос, дорогая, — начал Челленджер очередную лекцию. — Способ мышления марсиан давно меня занимает. Пожалуй, я соглашусь с Холмсом в том, что человечество представляется им всего лишь расой животных. Так вот, лошади могут показаться им равной человечеству расой — конечно же, в пределах широкой категории низших созданий. Кстати, если наш Даппл так же выделяется среди лошадей, как я или, скажем, Холмс среди людей, он сослужит нам хорошую службу. Надеюсь, что до наступления темноты мы окажемся на берегу пролива.
На дороге появились экипажи; многие беженцы торопливо шли пешком, неся свои пожитки. Громадный серый фургон с грохотом пронесся мимо, заставив двуколку резко вильнуть, избегая столкновения. Глаза Челленджера грозно блеснули, но он взял себя в руки. Так они ехали несколько часов. По временам вдалеке открывалась главная дорога, проходившая севернее и заполненная людьми и экипажами.
— Как мудро ты поступил, Джордж, выбрав проселок, — сказала миссис Челленджер.
— Подобная мысль посещала и меня, — ответил он.
Около полудня они остановились во дворе опустевшей придорожной гостиницы и торопливо перекусили. Челленджер обошел гостиницу в поисках еды, но не обнаружил ничего, кроме двух бутылок эля, которые отнес в повозку. Он позволил Дапплу часок отдохнуть и снова взялся за поводья.
В послеобеденные часы движение на дороге поредело; теперь они приближались к скоплению домов, которые, как рассудил Челленджер, представляли собой северную оконечность Челмсфорда. Наперерез им выбежала кучка людей — они размахивали руками, будто пытались остановить двуколку. Челленджер придержал поводья.
— В чем дело? — прорычал он. — Что вам угодно?
Четверо мужчин сгрудились вокруг Даппла. Трое из них, широкоплечие и крепкие, своим видом и грубой одеждой напоминали рабочих. Четвертый, жилистый маленький человечек в сапогах и кепке, походил на жокея или конюха. Его остренькое лицо зубасто усмехалось.