— И я удивился, как вы смогли узнать это пальто.
— Навык, дорогой Уатсон! Отправив вас за багажом одного, я остался здесь и не потерял времени даром. Я узнал, что фамилия этого рыжебородого Тюфяков. Он остановился в этой гостинице и занял номер под нами. Или, вернее, нам отвели помещение как раз над его комнатой. Теперь вы знаете, что графиня поселилась рядом, Тюфяков внизу — и смотрите…
Шерлок Холмс подошел к стене, отделявшей наш номер от соседнего, и постучал в нее.
Раздался характерный звук, ясно обнаруживший, что в стене была пустота…
— Тут, без сомнения, существует потайной ход в комнату графини. Сомнения нет. Я проведу сегодняшнюю ночь в ее комнате и посмотрим, перехитрят ли Шерлока Холмса!..
Я был в восторге. Никогда, как мне казалось, гений моего друга не проявлялся таким блестящим образом…
Графиня легко согласилась, в видах своей безопасности, чтобы друг мой провел ночь в ее комнате и захватил с поличным дерзкого похитителя…
Я остался в нашем номере, положив своей револьвер у изголовья, чтобы при первой же тревоге прийти на помощь.
Ночь, однако, прошла совершенно спокойно.
Утром Шерлок Холмс вернулся в наш номер.
Он был несколько как будто сконфужен и проговорил только:
— Доктор Уатсон, странные бывают в России графини!..
Затем он велел призвать управляющего гостиницей и предложил ему вопрос:
— Вы знаете эту даму, которая поселилась рядом с нами?
— Знаю, — ответил управляющий, — и довольно давно.
— Кто же она?
— Кокотка, француженка…
— Как кокотка! Разве она не графиня, остановившаяся не в своем отеле, а у вас, под чужой фамилией, ввиду преследований, которым она уже подвергалась и прежде?
— У нее нет никакого отеля. Она живет по гостиницам, но преимущественно у нас. Насколько я знаю, она была теперь несколько дней у графа Замойского в его имении под Петербургом. Они тут кутили раз, — так она разгулялась до того, что даже из окна нижнего этажа на улицу выпрыгнула. Превеселая! Граф увез ее с собою в имение… Он холостой…
Холмс нахмурил брови.
— И вы думаете, — проговорил он строго, — что я поверю вам, что граф в своем экипаже с фамильными гербами и ливрейным лакеем будет возить кокотку?
— Насчет гербов и лакее, — ответил управляющий, — ничего не могу вам сказать, но только Лолотта уехала с графом в его имение…
— И вы будете уверять, что ничего не знаете о покушении на крушение поезда?
— Какого поезда?
— Я сам видел пьяного помощника машиниста…
Управляющий засмеялся.
— Так это у нас сплошь и рядом не только помощники, но и сами машинисты бывают пьяны…
— И вы не лжете?
— Спросите кого угодно.
— Хорошо. Как же вы объясните случай с ямщиком?
И Шерлок Холмс в кратких, но выразительных словах рассказал этот случай.
— Да очень просто, — объяснил управляющий, — ямщик заботился о вашей же безопасности. Мост на дороге был, очевидно, земский, а у нас так уж принято, чтоб объезжать земские мосты вброд, а не то, того гляди, провалишься… Ямщик действовал вполне благоразумно…
— Ну, а то, что на почтовой станции не оказалось кареты?
— На почтовых станциях карет у нас не держат…
— Ну, а подозрительный этот субъект с рыжей бородой в вагоне первого класса?
— Какой субъект?
— Который остановился под нами и назвался фамилией Тюфяков?
— Тюфяков! Так это не подозрительный вовсе субъект, а известный купец, очень богатый…
— Богатый?
— Да, в трех миллионах, если не больше…
— У него такое состояние, а он в старом пальто и в грязных сапогах! Вы смеетесь надо мною…
— Каждый одевается, как хочет!..
Презрительная усмешка слегка скривила губы Холмса.
У него был готов последний удар для управляющего.
Он подошел и постучал в стену.
— Вы слышите, тут пустота!..
Но и этому нашлось объяснение у управляющего.
— Это-с в большинстве петербургских домов. У нас стены выводят в два кирпича обыкновенно, а между заваливают мусором. Со временем мусор оседает и образуется пустота. Всегда так…
Шерлок Холмс начал сердиться, что совсем не соответствовало его характеру.
Но нелепости, которые говорил управляющий, могли вывести кого угодно из терпения!..
— Так знайте, — заключил Холмс, — я не получил отправленного на мое имя письма и не мог дозвониться в телефон на станцию…
— И это, — перебил управляющий, — вещь очень у нас обыкновенная…
Тут уж Шерлок Холмс прогнал его, обещав обратиться к официальным источникам.
В его английскую голову не могло войти, чтобы граф возил простую кокотку под фамильными гербами своих предков, чтоб машинист, которому доверяют жизни пассажиров, мог напиться, чтоб можно было объезжать мост вброд и строить стены в два кирпича с мусором! Для него, как для англичанина, чем-то немыслимым, <непредставимым> казалось пропавшее письмо на почте и бездействие телефона…
Но как ни были чудовищны все эти факты, вероятность их была подтверждена и официальными источниками…
Когда Шерлок Холмс, покончив с блестящим успехом то главное секретное дело, по которому мы приехали в Россию, возвращался со мной домой, он долго сидел в задумчивом молчании и потом, покачав головою, произнес:
— Да, доктор Уатсон, загадочная страна Россия… Спрячьте ваш револьвер, он нам больше не понадобится!
В. Рудин ЗАГАДОЧНОЕ ОБЪЯВЛЕНИЕ(Моя встреча с Шерлоком Холмсом)
Моей всегдашней мечтой было посетить Англию, страну пуританизма, смешанного с полнейшей разнузданностью, и высшей честности, существующей бок о бок с гениальным мошенничеством. К сожалению, до прошлого года все мои благие желания в этом отношении разбивались о два весьма существенные препятствия, а именно: недостаток свободных финансов и незнание английского языка. Но — «толцыте и отверзится»[68] — я был настойчив, и в прошлом году, имея в руках приличную сумму сбережений и насобачившись на языке свободных бриттов, привел в исполнение давно лелеемый план. Однако, отправляясь в свою поездку, я никак не ожидал, что она подарит меня одним из приятнейших моментов моей жизни — встречей со знаменитым сыщиком, имя которого известно всем и каждому, Шерлоком Холмсом. Факт этого настолько интересен, что я решил поделиться им со своими уважаемыми соотечественниками.
В конце мая 1905 года я сел на один из пароходов, совершающих рейсы между С.-Петербургом и Лондоном и на шестой день своего спокойного путешествия, если не считать легкой трепки в Северном море, очутился в сердце Англии. Тот, кто не видел Лондона, не может иметь надлежащего представления о колоссальности как его самого, так и его уличного движения. В нем сосредоточилась более, чем во всякой другой столице, душа страны; Лондон и Англия — это неразрывные синонимы.
После двухнедельного осмотра города, я, прокопченный его дымом, с головой, точно налитой свинцом от непрестанного гама и шума в соединении с сильной жарой, порешил прокатиться в Брайтон, хорошенький уголок на южном берегу Англии, у ног которого плещется вечно рокочущая великая Атлантика. Во время остановки поезда на одной из маленьких промежуточных станций, тонувших в море зелени и цветов, в занимаемое мною купе первого класса вошел новый пассажир. Вначале я не обратил на него почти никакого внимания, ибо был всецело поглощен интересным сообщением о наших операциях на Дальнем Востоке, но затем, когда газетный лист был отброшен в сторону и фигура моего спутника резко обрисовалась на темном фоне бархата дивана, мои глаза невольно впились в нее. Вид незнакомца был в высшей степени характерен: высокий, бритый, с крупными, смело выраженными чертами лица, с длинными жилистыми руками безукоризненной белизны, одна из которых держала незакуренную сигару. Но главное, — это были глаза. В них горело и переливалось что-то особенное, какая-то внутренняя сила, всеподчиняющая, всепроницающая. Одетый в длинное дорожное пальто с капюшоном и маленькую шотландскую шапочку, он задумчиво смотрел в открытое окно бегущего поезда.
Я с большей и большей настойчивостью всматривался в сидящего передо мной джентльмена, словно невольно отдавшись в распоряжение какой-то магнетической силы. Но вот незнакомец повернулся ко мне, окинул меня с ног до головы своими удивительными глазами и, быстро закурив сигару, исчез на время в клубах собственного дыма. В этот момент в голове моей замелькала мысль: «что за знакомое лицо», и вдруг я сразу понял, что это должен быть не кто иной, как Шерлок Холмс. Почему, я до сих пор не могу объяснить, очень может быть, что по внушению. Я вскинул свои глаза; мой спутник обратился ко мне, отчеканивая каждое слово:
— Вас, кажется, интересует, кто я? Я Холмс, Шерлок. Еду к себе в имение.
Я представился и назвался его горячим поклонником.
— У нас, в снегах России, вас очень ценят и уважают. Жаль, что вы, как слышно, удалились от дел. Ваш гений мог бы еще многое сделать.
При моих последних словах, на орлиное лицо Холмса легла тень, но она была мимолетна, и, методично затянувшись сигарой, он произнес:
— Я люблю Россию и русских, славный народ, много простоты и искренности, много гостеприимства. Мне пришлось быть несколько раз в России, и единственно, чем я остался недоволен там, это порядками или, вернее, беспорядками. Требовать требовали, а исполнять сами не исполняли. Вот и получились такие плачевные результаты, достукались до такого положения. Но это пройдет, произойдет обновление, и свободная Британия подаст руку свободной России. Вы, я вижу, литератор, в Англии в первый раз и едете в Брайтон, — произнес он после короткого молчания.
Я выразил удивление.
— Все это весьма просто. Что вы литератор, видно, во-первых, из того, что правое плечо у вас ниже левого, во-вторых, из чересчур отчетливой обрисовки лобных морщин or постоянного намарщивания. Что вы в Англии в первый раз, ясно видно из того, что вы облокачиваетесь своим, по-видимому, новым костюмом на диванную спинку, составляющую собою, как водится у нас, обязательное хранилище вековой пыли; о поездке же в Брайтон мне говорит ваш собственный билет, мирно покоящийся на чемодане по соседству с вами.