Голос Холмса заметно дрожал.
— Я! Я! — радостно орал я… — Как вы? здоровы?
— Здоров. Но только выйти не могу… Дверь не поддается… А телефон не действует. Я — в заключении. Пожалуйста, помогите мне выбраться!
Я сбросил с себя свою курточку, — остатки фрака, жилет, засучил рукава и навалился на шкаф. Но это монументальное строение из тяжелого резного дуба не поддавалось… Я чувствовал, как жилы напряглись у меня на лбу, кровь прилила к голове. Шкаф только вздрагивал, но с места не двигался. Я бросился к экономке, все еще лежавшей на полу, стал трясти ее, тер ей уши, дул ей в нос. Я кричал на нее, я ей грозил. Наконец, она открыла глаза.
— Идите скорее к соседу… напротив, — стал я торопливо говорить ей. — Только не делайте тревоги!.. Бога ради, не спускайтесь вниз!.. Скорее!.. Скорее!.. Попросите прийти сейчас же!..
Старуха поплелась, трусливо озираясь по сторонам. У выходной двери она остановилась и залопотала:
— Я боюсь! Я не пойду!
Но я так посмотрел на нее, что она моментально юркнула из двери на площадку. И через две-три минуты явился сосед Холмса. Увидев меня, он шарахнулся было в сторону, но я успел его удержать и вкратце рассказал, в чем дело.
Вдвоем мы налегли на шкаф, и он поддался. Образовался проход в кабинет. Холмс уже стоял у дверей. Секунда — и он вышел в прихожую. Вышел в халате, спокойный, хотя и бледный, с неизменной трубкой в крепко стиснутых зубах.
— Глупая проделка! — пропустил он сквозь зубы, и в стальных холодных глазах его загорелись искры гнева.
— Необходимо все привести в порядок, — сказал он холодно.
Общими усилиями мы передвинули шкаф на старое место. Закрыли дверцы. Сосед ушел домой. Холмс просил его держать все в секрете.
Я вошел в кабинет. Холмс уселся в кресло и еще раз сказал:
— Глупая проделка!
— Но, дорогой Холмс! что же нам делать? Сейчас явится депутация, а вы в халате! Ведь весь ваш гардероб раскраден!
Холмс затянулся и, выпустив целый клуб дыма, спокойно сказал:
— Ну и вы, дорогой Ватсон, не в праздничном костюме!
Я огляделся. Я был в потной, мятой рубашке. Я совсем забыл все, что произошло со мной. Теперь все вдруг припомнилось и я стал торопливо и довольно несвязно рассказывать о том, что случилось со мной.
Холмс слушал с холодным вниманием. Ни один мускул не дрогнул на его стальном лице. Только бровь (левая) подымалась все выше и выше, да клубы дыма делались все больше.
— Покажите остатки вашего костюма! — сказал он наконец, когда я кончил свой рассказ.
Я пошел в прихожую и вернулся с остатками моего одеяния.
— Оденьтесь, — спокойно сказал Холмс.
Я напялил на себя жилет, фрак без фалд и детскую кацавейку вместо моего изящного, нового пальто.
Холмс холодно посмотрел на меня и сказал:
— В этом костюме вам нельзя ехать на ужин.
Такое равнодушие к моему несчастью меня задело.
— Ну и вам, дорогой Холмс, тоже неудобно ехать в халате!
Холмс промолчал. Но, видимо, мое замечание кольнуло его.
— Почему вы через окно не позвали кого-нибудь? — спросил я, желая переменить тему разговора.
Холмс посмотрел на меня и сквозь зубы процедил:
— Холмс помогает полиции, но у нее помощи не ищет.
Я смутился. Я понял, что мой вопрос был некорректен.
Я не учел безграничного самолюбия Холмса. Я понял, как сейчас, в этот торжественный день своего юбилея, он страдал.
Вдруг раздался звонок. Экономка взвизгнула и кинулась на кухню. Мы посмотрели друг на друга.
— Я пойду открою, — нерешительно сказал я. — У меня с собой револьвер!
— Я сам открою, — холодно сказал Холмс.
— Но, Бога ради!.. Впрочем, это, вероятно, депутация?
— Нет, еще рано. Они приедут в одиннадцатом часу, а сейчас без десяти минут десять.
Холмс взял противогазовую маску, одел ее на лицо, а мне приказал быть наготове. Мы отправились к двери. Впереди стоял Холмс, а я за ним, положив к нему на плечо мой револьвер.
— Кто там? — спросил Холмс, не отворяя дверей.
— Из телеграфа… Депеши, — послышался ответ. Мы переглянулись. Мой револьвер дрогнул на его плече.
— Самообладание, — презрительно бросил мне мой друг и вдруг широко распахнул дверь. Перед нами стоял почтальон с пачкой телеграмм и каким то узлом в руках. Увидев перед собой, вместо человеческого лица, противогазовую маску, он дико вскрикнул и собрался было катиться вниз по лестнице, но Холмс сбросил маску и успокоил его.
— Фу! как я напугался! — тяжело дыша, произнес почтальон. — Разве можно так пугать людей? — уже сердито стал он ворчать. — Вот, примите… Для вас куча депеш… Да еще у ворот кто-то сунул этот узел. Просил вам занести.
Холмс забрал депеши, а до узла не прикоснулся.
— Положите узел на площадку, — сказал он.
Почтальон с недоумением положил узел на каменный пол и, пожимая плечами, стал спускаться с лестницы, оглядываясь на нас.
Мы забрали депеши и смотрели на узел, лежащий у наших ног. По лицу Холмса я видел, какая гигантская работа происходила в его гениальном мозгу.
— Принеси, Ватсон, мою складную удочку, — сказал он наконец.
Я принес из кабинета складное удилище.
— Теперь мы отойдем от узла. Пойдем за дверь, — сказал Холмс. Мы отошли. Дверь совсем не закрыли — оставили щель. Холмс просунул в щель удилище и стал давить узел, постепенно усиливая давление. Жадными глазами наблюдал я узел. Признаться: я ждал взрыва. Но узел ворочался с боку на бок и только!
— Там что-то мягкое, — сказал Холмс. — Адской машины нет! Разверни узел, Ватсон.
Признаюсь, я бы предпочел, чтобы Холмс сам это проделал, но самолюбие заставило меня повиноваться. Присев на корточки, дрожащими руками я с трудом развязал узел и… там оказались два фрака, две жилетки, пара панталон и два пальто. Была и записка на имя Холмса… Опять поздравление от воров и любезное предложение ему и мне воспользоваться костюмами. Прибавлено было, что костюмы выкрадены из гардероба лорда Стуккея и что, конечно, лорд может признать на Холмсе свои костюмы, но что же делать? Других костюмов они предложить не могут: фрак и панталоны Холмса они решили поместить в музей, открытый при лондонском воровском клубе. Следовали подписи.
На этот раз я увидел ясно, как по лицу Холмса пробежала какая-то судорога. Мой друг терял свое хладнокровие.
— Негодяи, — процедил он сквозь зубы.
— Однако, надо торопиться! — сказал я. — Придется одеться в костюмы уважаемого лорда Стуккея!
Холмс ничего не ответил и, сбросив халат, стал натягивать на себя панталоны лорда Стуккея… Я тоже… Через несколько минут мы были готовы. В костюмах лорда Стуккея нам обоим было тесновато.
Был уже одиннадцатый час… Депутация опоздала. Холмс ходил по комнате большими шагами — явный признак душевного волнения, которое он старался скрыть. Я хорошо изучил натуру моего друга.
— Это им так не пройдет, — наконец сказал он… — Подай депеши, Ватсон.
Я подал пучок депеш.
Но, о ужас! Все депеши были от лондонских воров… От Буравчика, от Стального Дома, Незевая, Пистолета, Выгребая, Экспресса — словом, от всех, от всех членов воровского клуба.
Все они посылали свои сердечнейшие поздравления и пожелания дальнейшей «совместной работы».
Холмс был бледен, как полотно. Мне было страшно смотреть на него.
Вдруг звонок. Холмс решительно отправился к двери. Я схватил его за рукав.
— Бога ради!.. Дорогой Шерлок!.. Возьмите маску, — лепетал я.
— Оставьте меня, Ватсон!.. Мне все равно.
И он остановился у дверей. Я стоял за ним с револьвером в руках.
Холмс спросил:
— Кто там?
— Отворите, дорогой Холмс, — раздался знакомый нам голос Чарльза Скотта, одного из полицейских агентов Лондона, — того Скотта, которого Холмс выделял среди бездарных его товарищей. С ним он работал всегда с особым удовольствием. Тот благоговел перед Холмсом и гордился своей близостью к нему, считая себя его учеником. Холмс, однако, не торопился открывать дверь. Он сказал:
— Если вы действительно Скотт, то скажите, что у меня в нижнем правом жилетном кармане?
— Зубочистка!.. Зубочистка! Из слоновой кости, в серебряной оправе! — раздался радостный голос из-за двери.
«Зубочистка» — это был условный пароль Холмса. Этот пароль знали только я да Скотт.
Холмс открыл дверь и в прихожую ворвался Скотт.
— Бога ради!.. Маэстро!.. Почему вы отказались ехать на торжество?
— Я?.. Отказался?.. — не без удивления переспросил Холмс. — Я уже с полчаса жду обещанной депутации. И, признаюсь, ожидание это мне несколько наскучило!
— А ваша телефонограмма?
— Какая телефонограмма?
— Да вот, что вы послали четверть часа тому назад? Это знаете… такая неприятность! Министр вас ждет… Все готово… А вы вдруг отказываетесь!.. Я приехал, чтобы вас уговорить и немедленно вас привезти…
Мы переглянулись с Холмсом.
— Это… недоразумение, — сказал Холмс. — Я никакой телефонограммы не посылал… У… меня… даже… телефон почему-то не действует сегодня.
— Ах, как я рад. Как рад!.. Так скорее! скорее! — засуетился Скотт.
Мы стали надевать пальто. Еле влезли.
Потом мы поспешно стали спускаться с лестницы. Скотт на ходу рассказывал нам, какая с ним приключилась беда. На пути испортился его автомобиль. Шофер почему-то потерял сознание. Пришлось по дороге взять наемный автомобиль.
У подъезда какая-то толпа радостно приветствовала Холмса. Он холодно раскланялся… В толпе хохотали… Я почувствовал, что дело неладно. В толпе я узнал несколько знакомых лиц. Как будто здесь торчал и трамвайный франт.
Стиснув в руке револьвер, я поспешно юркнул за Холмсом в автомобиль и из предосторожности задернул занавеску. Автомобиль помчался, сопровождаемый какими-то нелепыми криками.
Холмс был холодно-мрачен. Ни один мускул не дрожал на его лице. Скотт суетился и заметно волновался. Очевидно, и он сознавал, что творится что- то странное… Чтобы рассеять неприятное молчание, он стал рассказывать о предстоящем торжестве. Холмс молчал. Скотт говорил, что он счастлив, бесконечно счастлив, потому что ему, простому смертному, выпала высокая честь везти великого человека… Потом… Он стал говорить все медленнее… медленнее… Вдруг чихнул… Раз… Два… склонил свою голову ко мне на плечо (мы сидели с ним рядом на передн