— Этого человека? — спросил я.
— Да, этого человека, и то, то он дал монету кондуктору, разговаривая с ним…
Последнего я не видел.
— Монета была пятидесятикопеечного достоинства, — пояснил Холмс и задумался, принявшись набивать свою трубку.
Он поджал под себя ноги на пружинном диване вагона, как делал это бывало на улице Беккер, и окутал себя густыми клубами табачного дыма.
Зная привычки Холмса, я не сомневался, что мысль его работает в это время и что он обдумывает что-то…
— Так оно и есть! — произнес он вслух и быстро спустил ноги, отбросил трубку и мгновенно превратился из флегматичного и неподвижного в живого, деятельного Холмса, каким я знал его, когда он брался за какое-нибудь дело.
— Надо действовать, Уатсон, и немедленно!
Я недоумевал, что можем мы сделать здесь, сидя в вагоне!..
Но Шерлок Холмс вышел в проходной коридорчик и постучал в дверь соседнего купе, где была дама.
Дверь тотчас отворилась.
— Простите, сударыня, что я беспокою вас, — начал он на отличном французском языке с тою особенною вежливостью, которая давала ему возможность держать себя достойно с аристократами, — но очень важное для вас дело заставляет меня нарушить ваше уединение…
— Важное дело для меня? — переспросила она.
— Да. Я знаю, что вы носите графский титул, что вы принадлежите к высшей аристократии, что везете в вашем саквояже некоторые ценности…
— Откуда вам известно все это?
— Я — Шерлок Холмс!
Когда дама услышала прославленное имя моего друга, она ужасно обрадовалась…
Она много слышала о нем. Она читала во французском переводе мои записки. Она так рада познакомиться с м-ром Холмсом…
Ему было, видимо, очень приятно, что известность его достигла далекой России.
— Ну так вот что, сударыня, — продолжал он, — до Петербурга осталась одна лишь остановка, — Царское Село. Мы все трое, то есть вы, я и мой друг Уатсон, выйдем на этой станции и затем — будьте покойны…
— Зачем же мы выйдем?
— Чтобы доехать до Петербурга на лошадях…
— А не в поезде?
— Ни под каким видом…
— Отчего же?
— Так надо. Для вашего благополучия…
Дама рассмеялась. Но ясно было, что авторитет Шерлока Холмса подействовал на нее. По крайней мере, она согласилась, не колеблясь…
— Это будет очень забавно, — заметила она, — вы, англичане, всегда и во всем большие оригиналы…
— Бедная! она и не подозревает, что грозит ей, да и всем нам, — шепнул мне потихоньку Холмс, когда мы собирали наши вещи…
В Царском Селе мы вышли все трое и отправились завтракать в гостиницу.
Я не мог понять, что это значит, но был уверен, что это необходимо, если Шерлок Холмс требует этого.
Во время завтрака он послал из гостиницы на почтовую станцию за каретой. Кареты, однако, не оказалось на станции…
Шерлок Холмс, как будто зная это заранее, тонко улыбнулся и спокойно сказал посланному:
— Я дам пять фунтов за экипаж, который доставит нас в Петербург.
Сидевшей с нами за столом графине это очень понравилось, и она зааплодировала Холмсу.
Пять фунтов — почти пятьдесят рублей на русские деньги, и такая сумма должна была подействовать.
Вместо почтовой кареты нам привели традиционную русскую тройку.
Мы сели в экипаж и быстро помчались…
— Вас, вероятно, нужно отвезти в ваш отель? — спросил Шерлок Холмс графиню…
— Да, — ответила она, — в отель, только не мой[67], я остановлюсь в любом.
— То есть, вы хотите сказать, в любой гостинице?..
— Ну да.
— Отлично. Это будет наиболее благоразумно. Значит, случаи, подобные сегодняшнему, бывали с вами?..
— О да, бывали…
Шерлок Холмс пожал плечами.
— И что же русская полиция?
— Полиция ничего не имеет против.
— Может быть, она ни о чем не подозревает?
— О нет, не думаю…
Тут она, несколько нахмурясь, замолчала, как будто разговор этот был ей неприятен.
Впрочем, она прибавила:
— Я раз из окна на улицу выпрыгнула, и то ничего…
Холмс дальше не настаивал.
Я заметил, что он внимательно следил все время за ямщиком.
Вдруг этот ямщик свернул с дороги и направил лошадей вместо моста, который лежал впереди, прямо в воду небольшой речки, пересекавшей нам путь…
В один миг Шерлок Холмс выхватил револьвер, поднялся во весь свой рост в экипаже, схватил ямщика за ворот и приставил к его виску револьвер…
— Батюшка, не погуби! — закричал ямщик и покатился с козел…
Еще миг, и Шерлок Холмс очутился на козлах на его месте и, захватив вожжи, круто повернул лошадей от воды, перевез нас через мост и погнал дальше, отлично управляясь…
Нам вслед кричал что-то оставшийся сзади ямщик…
Надо было видеть длинную фигуру худого Холмса в его клетчатой суконной шапке, сшитой наподобие тропического шлема, управляющего русской тройкой!..
Так мы въехали в Петербург.
Я думал, что такая необычайная комбинация вызовет сомнения у полиции города, но слава Шерлока Холмса оказалась так велика, что его сейчас же узнали, и первый же попавшийся нам на посту полисмен вытянулся и сделал под козырек…
Въехав в город, Шерлок Холмс достал из кармана план Петербурга, который успел уже изучить в подробностях и, руководствуясь этим планом и не нуждаясь ни в каких расспросах, прямо привез нас в одну из гостиниц, показавшуюся мне по сравнению с нашими второстепенной, но тем не менее очень дорогую. За утренний кофе с нас брали там один рубль.
Графиня заняла номер рядом с нами.
Вымывшись и почистившись с дороги, мы сошли в вестибюль, чтобы отправиться на вокзал для получения нашего багажа, прибывшего с поездом.
Проходя мимо вешалки, где висело верхнее платье, Шерлок Холмс вдруг остановился и показал мне на одно пальто:
— Узнаете ли вы, Уатсон, это пальто?
Признаюсь, я встал в тупик, не зная, что ответить.
— Это пальто нашего рыжебородого соседа по купе в вагоне, — пояснил Холмс. — Поезжайте за багажом одни. Я должен остаться здесь…
Мне большого труда стоило достать наш багаж на вокзале. Пришлось долго ходить и объясняться с разными джентльменами.
Когда я наконец вернулся, Холмс ходил по нашему номеру очень довольный и потирал руки.
— Теперь все ясно, дорогой Уатсон, — заявил он…
— Объясните же мне, что все это значит, — спросил я, — я сгораю от нетерпения…
— Это значит, что мой заклятый враг, профессор Мориарти, жив и действует против меня здесь, в России, не осмеливаясь больше показаться в Англию!..
— Профессор Мориарти жив!
— Судите сами. Я написал сам себе письмо из Царского и знаете, Уатсон, письмо это пропало…
— Неужели?
— Уверяю вас. Мало того. Я несколько минут назад звонил в телефон для необходимых переговоров и представьте себе…
— Ну?
— Не мог дозвониться на центральную станцию… Из всех моих усилий ничего не вышло…
— Невероятно!
— А между тем, это так. Согласитесь, что только адская интрига такого врага, как профессор Мориарти, может сделать, что посланное по почте письмо не дойдет и что вы не дозвонитесь на телефонную станцию, когда вам это нужно… Иначе это невозможно.
Я должен был согласиться.
— Очевидно, профессор Мориарти жив, — сказал я, — но этот случай с графиней?
— Один из самых обыкновенных. Дело просто, как выпитая рюмка вина. Графиня в своем саквояже везла ценности, доверенные ей ее мужем, провожавшим ее…
— Банковые билеты?
— Нет, более ценное.
— Бриллианты?
— Более ценное.
— Что же такое?
— Дипломатические документы, от которых зависит судьба государства… И вот, чтобы получить эти документы, то есть захватить их, предположено было устроить искусственное крушение поезда…
— Крушение поезда?
— Ну, разумеется, того самого, в котором мы ехали с вами. Вы заметили, Уатсон, бледность лица помощника машиниста и то, как покачнулся он?
— Ну да. Я думал, что он заболел и хотел ему оказать помощь, но вы остановили меня…
— Он не заболел. Он был пьян.
— Помощник машиниста?
— Да. От него разило алкоголем на три шага даже на воздухе… Факт необычайный. Помощник машиниста, находящийся при исполнении своих обязанностей, от которого зависит сотня-другая жизней — и вдруг пьян! Этот необычайный факт послужил исходной точкой для моих выводов. И вот что оказалось. Конечно, помощник машиниста был напоен нарочно. Сам он сделать этого не мог. Вы спросите, кем? Тем субъектом с ражей бородой, который в совсем неподходящем к первому классу костюме поместился рядом с нами в купе и дал кондуктору монету. Ясно, что между этим субъектом, кондуктором и главным машинистом было все условлено…
— Но неужели вы думаете, что кондуктора можно подкупить пятидесятикопеечной монетой? Я думаю, и в России кондуктора получают такое жалованье, что не станут обращать внимание на подобную мелочь…
— Вы, Уатсон, много помогали мне, но не отвыкли еще рассуждать, как новичок. Конечно, кондуктора нельзя подкупить пятьюдесятью копейками, но эта монета служила условным знаком, по которому на следующем переходе, может быть, именно через пятьдесят верст, должно было произойти искусственное крушение…
— Гениально! — воскликнул я. — И во время этого крушения субъект с рыжей бородой хотел, воспользовавшись суматохой, похитить саквояж графини!..
— Вы начинаете понимать, в чем дело. Понимаете также теперь, почему я настоял, чтобы мы с графиней вышли из поезда на последней остановке и приехали в Петербург на лошадях?
— Вы спасли этим графиню и нас…
— И всех, кто был в поезде, потому что раз графиня с ее саквояжем вышла, не было причины устраивать искусственное крушение. И, как видите, поезд благополучно достиг Петербурга…
— Великолепно!
— Но опасность еще не миновала вполне. Когда мы вышли в Царском, за нами следили, и я предполагаю, что тут не обошлось без участия профессора Мориарти. Слишком тонко все было сделано. На почтовой станции не оказалось кареты. Нам привели тройку за обещанные мною пять фунтов. Вы видите, как хорошо я сделал, что не доверился ямщику, направившему так внезапно экипаж в воду… Я поспел вовремя, иначе мы были бы теперь на дне реки, а саквояж графини в руках похитителей. Но и это еще не все. Когда я намеревался выйти с вами, я заметил в вестибюле этой гостиницы на вешалке пальто субъекта с рыжей бородой…