– Вы чрезвычайно заинтересовали меня. Еще вопрос. Была ли заперта калитка?
– Заперта на замок.
– Как высока она?
– Около четырех футов.
– Так что можно перелезть через нее?
– Да.
– Не видели ли вы каких-нибудь следов у самой калитки?
– Ничего особенного.
– И никто не исследовал это место?
– Я сам осмотрел его.
– И ничего не нашли?
– Я был очень смущен. Было очевидно, что сэр Чарльз стоял тут в продолжение пяти или десяти минут.
– Почему вы это узнали?
– Потому что пепел с его сигары успел упасть два раза.
– Прекрасно. Но следы?
– На всем этом маленьком кусочке гравия были видны одни только его следы. Я не видел никаких иных.
Шерлок Холмс ударил себя по колену с выражением досады и воскликнул:
– Ах, отчего меня там не было! Это, очевидно, необыкновенно интересное дело, оно представляет обширное поле для действий научного эксперта. Эта страница гравия, на которой я мог бы прочесть так много, давно уже стерта дождем и тяжелыми сапогами любопытных мужиков. Ах, доктор Мортимер, доктор Мортимер! Как это вы меня не позвали туда! На вас поистине лежит большая ответственность.
– Я не мог вас призвать, мистер Холмс, пока не обнаружил этих фактов во всеобщем сведении, и уже высказал вам причины, по которым не хотел этого сделать. Кроме того…
– Почему вы колеблетесь?
– Есть область, в которой самый проницательный и опытный сыщик беспомощен.
– Вы хотите сказать, что дело это сверхъестественное?
– Я этого не сказал.
– Да, но, очевидно, так думаете.
– Мистер Холмс! Со времени этой трагедии до моего сведения дошло несколько инцидентов, которые трудно примирить с естественным порядком вещей.
– Например?
– Я узнал, что до этого ужасного происшествия несколько человек видели на болоте существо, соответствующее этому Баскервильскому демону, существо, которое не может быть ни одним животным, известным науке. Все, кто видел его, говорили, что это громадное существо, светящееся, отвратительное и похожее на призрак. Я расспрашивал всех этих людей: один из них крестьянин, с крепкой головою, другой кузнец, третий фермер на болоте, и все они говорят одно и то же об этом странном привидении, и то, что они рисуют, в точности соответствует адской собаке из легенды. Уверяю вас, что в округе царит ужас, и отважен тот человек, который решится пройти ночью по болоту.
– И вы, человек науки, верите в то, что тут действует сверхъестественная сила?
– Я не знаю, что думать.
Холмс пожал плечами и сказал:
– До сих пор мои исследования ограничивались этим миром. Я в скромных размерах боролся против зла, но выступить против самого отца зла было бы, пожалуй, слишком самонадеянно с моей стороны. Однако, вы сами должны допустить, что следы ног были материальны?
– Собака-легенда была настолько материальна, что могла перегрызть человеку горло, а между тем, она была исчадием дьявола.
– Я вижу, что вы совершенно перешли на сторону сверхъестественников. Но, доктор Мортимер, вот что вы мне скажите: если вы придерживаетесь таких взглядов, зачем вы пришли ко мне за советом? Вы говорите мне, что бесполезно расследовать смерть сэра Чарльза, и одновременно просите меня это сделать.
– Я не сказал, чтобы вы произвели расследование.
– Так чем же я могу помочь вам?
– Советом, что мне делать с сэром Генри Баскервилем. который прибудет на станцию Ватерлоо, – доктор Мортимер посмотрел на свои часы, – ровно через час с четвертью.
– Наследник?
– Да. По смерти сэра Чарльза мы собрали справки об этом молодом человеке и узнали, что он занимался фермерством в Канаде. Из добытых о нем сведений оказывается, что он во всех отношениях превосходный малый. Теперь я говорю не как врач, а как душеприказчик сэра Чарльза.
– Я полагаю, что нет больше претендентов на наследство?
– Нет. Единственный еще родственник, о котором нам удалось узнать, – Роджер Баскервиль, младший из трех братьев, из которых бедный сэр Чарльз был старшим. Второй брат, давно умерший, отец молодого Генри. Третий, Роджер, был уродом семьи. В нем текла кровь древнего властного рода Баскервилей, и говорят, что он походил, как две капли воды, на фамильный портрет старого Гюго. Он так вел себя, что ему пришлось бежать из Англии, и он умер в 1876 году в Центральной Америке от желтой лихорадки. Генри – последний Баскервиль. Через час и пять минут я его встречу на Ватерлооской станции. Я получил телеграмму о том, что он прибудет сегодня утром в Саутгэмптон. Так что же вы посоветуете мне, мистер Холмс, делать с ним?
– Почему не отправиться ему в дом своих предков?
– Да, это кажется естественным, не правда ли? A между тем, возьмите в соображение, что всех Баскервилей, живших там, постигал злой рок. Я уверен, что если бы сэр Чарльз мог говорить со мною в момент своей смерти, он попросил бы меня не привозить в это проклятое место последнего в роде и наследника крупного состояния. Однако же, нельзя отрицать, что благосостояние всей бедной, мрачной местности зависит от его присутствия. Все добро, сделанное сэром Чарльзом, пропадет даром, если не будет хозяина в Баскервиль-холле. Из боязни, что мною будет руководить мой собственный очевидный интерес в этом деле, я и пришел рассказать вам все и попросить вашего совета.
Холмс подумал некоторое время, затем сказал:
– Говоря простыми словами, вы того мнения, что какое-то дьявольское наваждение делает из Дартмура опасное место для потомка Баскервилей, не правда ли?
– По крайней мере, я утверждаю, что обстоятельства указывают на то.
– Прекрасно. Но если ваше мнение о сверхъестественном правильно, то оно может нанести зло молодому человеку также легко в Лондоне, как и в Девоншире. Черт с чисто местною властью, наподобие приходского управления, был бы слишком непостижимым явлением.
– Вы отнеслись бы к делу не так легко, мистер Холмс, если бы вам пришлось лично войти в соприкосновение с данными обстоятельствами. Так ваше мнение таково, что безопасность молодого человека будет так же обеспечена в Девоншире, как и в Лондоне? Он приедет через пятьдесят минут. Что вы посоветуете?
– Я советую вам, сэр, взять кеб, позвать вашего спаниеля, который царапается у парадной двери, и поехать на Ватерлооскую станцию навстречу сэра Генри Баскервиля.
– A затем?
– A затем вы ничего не скажете ему, пока я не обдумаю дело.
– A как долго вы будете обдумывать его?
– Двадцать четыре часа. Я буду очень обязан вам, доктор Мортимер, если завтра утром, в десять часов, вы придете сюда ко мне и приведете с собою сэра Генри Баскервиля. Это было бы полезно для моих будущих планов.
– Я это исполню, мистер Холмс.
Он записал назначенное свидание на манжетке своей рубашки и поспешно вышел свойственной ему странной походкой.
Холмс остановил его на верхней площадке лестницы словами:
– Еще один только вопрос, доктор Мортимер. Вы сказали, что перед смертью сэра Чарльза Баскервиля несколько человек видели привидение на болоте?
– Трое видели его.
– A после этого видел его кто-нибудь?
– Я ничего не слышал об этом.
– Благодарю вас. Прощайте!
Холмс вернулся к своему креслу с тем спокойным выражением внутреннего довольства, которое означало, что ему предстоит интересная работа.
– Вы уходите, Ватсон?
– Да, если я вам не нужен.
– Нет, друг мой, я только в минуту действия обращаюсь за вашею помощью. Но это роскошное дело положительно единственное с известных точек зрения. Не будете ли вы добры, когда пойдете мимо Брадлея, сказать ему, чтобы он прислал мне фунт самого крепкого табака?.. Благодарю вас. Было бы лучше, если бы вы нашли удобным зайти вечером. Тогда мне будет очень приятно сравнить наши впечатления о крайне интересной задаче, которую предложили сегодня утром на наше решение.
Я знал, что одиночество необходимо для моего друга в часы интенсивной умственной сосредоточенности, в продолжение которых он взвешивает все частицы доказательств, строит различные заключения, взаимно их проверяет и решает, какие пункты существенно важны, и какие не имеют значения. Поэтому я провел день в клубе и только вечером вернулся на Бейкер-стрит.
Было около девяти часов, когда я входил в нашу гостиную, и первым моим впечатлением было, что у нас пожар: комната до того была полна дымом, что свет лампы, стоявшей на столе, имел вид пятна. Но когда я вошел, то успокоился, так как закашлялся от едкого табачного дыма. Сквозь туман смутно обрисовалась фигура Холмса в халате. Он сидел, скорчившись в кресле, с черною глиняною трубкой в зубах. Вокруг него лежало несколько свертков бумаг.
– Что, простудились, Ватсон? – спросил он.
– Нет, я кашляю от отравленной атмосферы.
– Да, теперь, как вы сказали, и я нахожу ее несколько тяжелою.
– Тяжелою! Она невыносима!
– Так откройте окно. Я вижу, что вы целый день были в вашем клубе.
– Милый Холмс!
– Разве я не прав?
– Конечно, правы, но как?..
Он засмеялся от моего недоумения.
– Вы распространяете вокруг себя, Ватсон, такую восхитительную свежесть, что приятно упражнять свои небольшие способности на ваш счет. Джентльмен выходит из дома в дождливую погоду и грязь; возвращается же он вечером со шляпою и сапогами, не утратившими свой лоск. Значить, он целый день не двигался. У него нет близких друзей. Где же мог он быть? Разве это не очевидно?
– Да, пожалуй, что и очевидно.
– Свет полон очевидностей, которых никто не замечает. Как вы думаете, где был я?
– Также не двигались с места.
– Напротив, я был в Девоншире.
– Мысленно?
– Именно. Мое тело оставалось в этом кресле и, как я, к сожалению, вижу, истребило в мое отсутствие две больших кружки кофе и невероятное количество табаку. Когда вы ушли, я послал к Стамфорду за артиллерийской картой этой части болота, и мой ум целый день бродил по нему. Я могу похвастать, что не заблужусь на его дорогах.