– Странно, очень странно! Эти детали для меня совершенно новы, мистер Беннет. Я думаю, что мы уже достаточно освежили в памяти то, что было раньше, не правда ли? Но вы, кажется, упоминали о каких-то ваших новых наблюдениях.
Открытое приятное лицо молодого человека сразу омрачилось, как будто под влиянием тяжелого воспоминания.
– То, о чем я упомянул вам, случилось в позапрошлую ночь. Было около двух часов пополуночи, и я лежал в постели, но еще не спал, когда вдруг мне послышались какие-то заглушенные, мягкие звуки со стороны коридора. Я приоткрыл дверь и выглянул. Нужно вам пояснить, что спальня профессора находится как раз в конце коридора…
– Какого это было числа? – спросил Холмс.
Наш гость, очевидно, возмущенный, что его так бесцеремонно прервали, ответил сухо:
– Я уже сказал, что это было позапрошлой ночью, то есть четвертого сентября.
Холмс кивнул головой и улыбнулся.
– Будьте добры, продолжайте.
– Профессор спит в самом конце коридора, и для того, чтобы выйти на лестницу, ему необходимо пройти мимо моей двери. Мистер Холмс, это было, действительно, нечто страшное! Мои нервы достаточно крепки, но я был совершенно потрясен тем, что увидел. В коридоре царил полный мрак, и только против окна, на полдороге, виднелось серое световое пятно. Я мог лишь различить что-то продвигавшееся вдоль коридора, что-то темное и ползучее. Когда оно вдруг попало на свет, я увидел, что это был он – профессор. Он полз, мистер Холмс, уверяю вас, – полз! Не на коленях, как можно было бы предположить, а, я бы сказал скорее, на руках и чуть согнутых ногах, с лицом, низко опущенным между руками. При всем том, он, казалось, двигался без затруднения. Я был так ошеломлен этим зрелищем, что только тогда, когда он уже поравнялся с моей дверью, оказался в силах выступить вперед и предложить ему свою помощь. Его ответ был прямо невероятен. Он сразу вскочил и, бросив мне в лицо несколько диких непонятных слов, промчался мимо меня вниз по лестнице, Я прождал его около часа, но он не возвращался. Думаю, что было уже совсем светло, когда он снова очутился в своей комнате.
– Ну, Ватсон, что вы на этот счет скажете? – спросил меня Холмс с видом коллекционера, показывающего какую-нибудь редкость.
– Вероятно, люмбаго. Я знал случай, когда человек ходил именно таким образом, и никакая другая боль не могла бы хуже действовать на настроение.
– Отлично, Ватсон! Вы всегда ставите нас прямо на землю. Но мы вряд ли можем допустить люмбаго, раз он был способен выпрямиться.
– Он никогда еще не выглядел более здоровым, – заметил Беннет. – В самом деле, он теперь крепче и сильнее, чем я его знал в течение многих лет. Таковы факты, мистер Холмс. Это не такое дело, чтобы мы могли вмешивать в него полицию, но мы совершенно теряемся в догадках, что делать дальше, и чувствуем, что назревает какая-то катастрофа. Эдит согласна со мною, что мы больше не имеем права ждать, сложа руки.
– Все это очень странно и заставляет подозревать многое, – сказал Холмс. – Ваше мнение, Ватсон?
– В качестве врача я могу здесь предположить раздвоение личности. Мозговые функции старика были расстроены его любовной историей. Он предпринял путешествие заграницу с целью развлечься и отделаться от своей навязчивой страсти. Его письма и шкатулка могут быть связаны с совершенно другим личным делом, например, денежным. В шкатулке могут храниться какие-нибудь закладные листы или акции.
– А верный волкодав, без сомнения, не одобряет его финансовых предприятий? – добавил Холмс, с усмешкой. – Нет-нет, Ватсон, дело гораздо сложнее, чем вы думаете. Я могу пока только подозревать…
Что именно подозревал Шерлок Холмс, так и осталось невыясненным, потому что в этот момент открылась дверь, и на пороге появилась молодая дама. При виде ее, Беннет вскочил и бросился к ней с протянутыми руками.
– Эдит, дорогая моя! Надеюсь, ничего не случилось?
– Я чувствовала, что мне нужно быть с тобою. О, Джек! Я была так напугана! Так ужасно оставаться дома одной!
– Мистер Холмс, это та молодая дама, о которой я вам говорил, моя невеста.
– Мы сами уже пришли к этому заключению. Не правда ли, Ватсон? – заметил Холмс, улыбаясь. – Я полагаю, мисс Пресбэри, что вы имеете новые данные по нашему делу, которые вы бы хотели нам сообщить.
Наша гостья, красивая, светловолосая девушка, характерный тип англичанки, присела в кресло рядом со своим женихом и обратилась к Холмсу с милой ответной улыбкой:
– Я была почти уверена, что найду мистера Беннета здесь, когда не застала его в гостинице. Конечно, он мне и раньше говорил, что предполагает посоветоваться с вами. Впрочем… О, мистер Холмс, неужели ничего нельзя сделать для моего бедного отца?
– Я имею надежду, мисс Пресбэри, но дело еще неясно. Быть может, то, что вы нам сообщите, прольет некоторый свет.
– Это случилось прошлою ночью, мистер Холмс. Весь день он был в очень странном настроении. Я уверена, что временами он не вполне сознает свои поступки, живет точно во сне. Вчера был именно такой день. Это не был мой отец, к которому я привыкла. Его внешняя оболочка осталась, но, все-таки, это был не он…
– Расскажите же, что случилось, – прервал ее Холмс.
– Ночью меня разбудил отчаянный лай нашей собаки. Бедный Рой, он теперь посажен на цепь у конюшни. Должна вам сказать, что я всегда закрываю на ключ дверь моей комнаты, когда ложусь спать. Это потому, что мы все чувствуем страх какой-то неведомой опасности. Джек – мистер Беннет – может вам это подтвердить. Моя комната находится во втором этаже. Случилось так, что штора на моем окне не была опущена, а луна ярко светила в эту ночь. Пока я лежала с открытыми глазами, прислушиваясь к яростному лаю собаки, я вдруг увидела лицо моего отца, заглянувшее в мое окно. Мистер Холмс, я чуть не умерла от неожиданности и ужаса! Там оно было, прижатое к стеклу, с уставившимися на меня глазами, а рука была поднята кверху, как будто для того, чтобы открыть окно. Если бы окно, действительно, открылось, я думаю, я бы сошла с ума. Это не было галлюцинацией, мистер Холмс. Я была в полном сознании, уверяю вас. Могу сказать, что это продолжалось полминуты или около того. Я лежала, точно парализованная, и смотрела на него. Затем лицоо исчезло, но я не могла решиться встать и подойти к окну. Так и пролежала до самого утра, дрожа, как в лихорадке. За завтраком отец был очень сух и резок со мною, но ничем не обмолвился о ночном приключении. Я, конечно, промолчала, а потом сказала ему, что еду в город. И вот я здесь.
Рассказ мисс Пресбэри, видимо, произвел впечатление на Холмса.
– Вы говорите, что ваша комната находится во втором этаже. Разве у вас есть лестница со стороны сада?
– Нет, мистер Холмс. В этом-то и заключается странность. Совершенно невероятно, каким образом можно было пробраться к окну. И, тем не менее, он был там.
– Четвертого сентября, – задумчиво сказал Холмс. – Это, конечно, восполняет пробел.
Молодая девушка, в свою очередь, взглянула на него с удивлением, а Беннет заметил:
– Вот уже второй раз, мистер Холмс, как вы почему-то подчеркиваете это число. Имеет ли это какое-нибудь отношение к делу?
– Возможно, очень возможно, я еще не имею полной картины.
– Быть может, вы предполагаете какую-нибудь связь между его нездоровьем и фазами луны?
– Нет, уверяю вас. У меня были совершенно иные соображения. Не можете ли вы оставить мне вашу записную книжку? Я отмечу себе все даты. Теперь, Ватсон, я думаю, план наших действий достаточно выяснился. Мисс Пресбэри сообщила нам – я вполне полагаюсь на ее наблюдательность, – что ее отец плохо или даже совсем ничего не помнит о том, что случается с ним в некоторые дни. Таким образом, мы сможем посетить его, под предлогом, что такого-то числа он якобы вызвал нас по неизвестному нам делу. Он может объяснить это себе одним из таких пробелов в собственной памяти. Благодаря этому мы будем иметь возможность вступить с ним в непосредственное общение, что очень важно для начала кампании.
– План великолепен, – заметил Беннет. – Но я вас должен предупредить, что профессор временами бывает очень вспыльчив и неистов.
Холмс только улыбнулся.
– Есть основание, почему мы должны сделать это безотлагательно, очень существенное основание, если только мои предположения верны. Завтра же, мистер Беннет, вы увидите нас в Кэмфорде. Там, насколько я помню, есть одна гостиница, довольно приличная. Я думаю, Ватсон, что нам придется за эти несколько дней побывать и в менее приятных местах.
В понедельник утром мы были уже на пути к знаменитому университетскому городку. Для Холмса, который, вообще, был легок на подъем, это не представило никаких затруднений, но зато мне стоило больших хлопот, так как моя практика в это время была довольно значительной. Холмс ни одним словом не обмолвился о деле, пока мы, наконец, не очутились в допотопной гостинице, о которой он упоминал раньше.
– Я думаю, Ватсон, что нам лучше всего застать профессора перед самым завтраком, во время дневного перерыва между его лекциями.
– Чем же мы объясним наше посещение?
Холмс заглянул в записную книжку.
– Один из периодов его странного поведения относится к двадцать шестому августа. Мы будем исходить из допущения, что он в это время не вполне отдает себе отчет в своих поступках, поэтому, я думаю, вряд ли решится прямо отрицать наше утверждение. Хватит ли только у вас нахальства?
– Попробуем, – ответил я с невольной улыбкой.
– Великолепно, Ватсон! Попробуем – девиз нашей фирмы. Теперь остается только, чтобы кто-нибудь из дружественных туземцев показал нам дорогу.
Скоро мы нашли нужного нам человека, восседавшего на козлах отличного экипажа, и покатили по пустынным улицам городка мимо ряда старинных колледжей. Наконец, свернув в тенистую аллею, остановились у подъезда прелестного дома, окруженного лужайками и покрытого вьющимися растениями. По всему был