– Простое молодечество! – ответил Холмс – Он считал себя таким умным и так был уверен в себе, что воображал, что никто ничего не сможет ему сделать. Каждому соседу, заподозрившему его, он мог бы сказать: «Смотрите, какие шаги я предпринял. Я обратился не только к полиции, но даже к Шерлоку Холмсу».
Инспектор рассмеялся.
– Мы должны простить вам это «даже», мистер Холмс, – сказал он. – Я давно не запомню так мастерски проведенного дела.
Несколько дней спустя мой друг протянул мне номер еженедельного «Северо-Шеррейского наблюдателя». Среди ряда бросавшихся в глаза заголовков, начиная с «Ужасов Тихой пристани» и кончая «Блестящим полицейским следствием», шел столбец убористой печати, впервые дававшей последовательный отчет дела. Заключительный абзац типичен для всего отчета. Он гласил:
«Замечательная проницательность, с которой инспектор Мак-Киннан заключил, что запах краски может заглушать какой-нибудь другой запах, например газа; смелый вывод, что несгораемая комната может быть и комнатой, в которой умерли люди, и последовавший затем допрос, который привел к находке трупов в заброшенном колодце, должны жить в истории преступлений, как неизменный пример проницательности наших профессиональных сыщиков».
– Что ж, Мак-Киннан хороший парень, – с добродушной улыбкой сказал Холмс. – Вы можете сложить это в наш архив, Ватсон. Может настать день, когда будет рассказана правда об этом деле.
Женщина с закутанным лицом
Если принять во внимание, что мистер Шерлок Холмс деятельно занимался практикой в течение двадцати трех лет, и что семнадцать из них мне было разрешено работать вместе с ним и вести запись его работ, станет ясно, что в моем распоряжении множество материалов. И задачей для меня было всегда не найти, а выбрать эти материалы. На полке – длинный ряд годичных отчетов, ящики – полны документов. Все это ценности для желающего не только изучать преступления, но и общественные скандалы. Что касается этих последних, я могу сказать, что авторы отчаянных писем, умоляющие о том, чтобы не касались чести их семьи или репутации прославленных родственников, могут быть совершенно спокойны. Холмс всегда отличался скромностью и чувством профессиональной чести. И теперь при выборе записок, ничье доверие не будет нарушено. Но я очень сильно порицаю недавно сделанные попытки уничтожить этот архив. Источник этой дерзости известен, и мистер Холмс уполномочил меня, в случае повторения таких попыток, обнародовать всю историю, касающуюся политического деятеля, маяка и дрессированного баклана. Один из читателей, во всяком случае, поймет меня…
Было бы нелепо предполагать, что каждый из представлявшихся случаев давал Холмсу возможность выказать его удивительный дар наблюдательности, который я старался выдвинуть в этих записках. Иногда ему требовалось много усилий, чтобы сорвать плод, иной раз плод сам падал к нему на колени. Но самые ужасные человеческие трагедии часто скрывались в таких делах, которые давали Холмсу меньше возможностей проявить свой талант. Один из таких случаев я и хочу теперь рассказать. Я только слегка изменил имена и названия местностей, но все факты верны.
Однажды в предобеденный час – это было в начале 1896 года – я получил от Холмса спешную записку, в которой он просил моего содействия. Когда я приехал к нему, я застал Холмса в переполненной табачным дымом комнате. Напротив него, на стуле, сидела пожилая добродушная женщина, тип энергичной хозяйки меблированных комнат.
– Это миссис Меррилау из Саус-Брикстона, – сказал мой друг, указывая на нее рукой. – Миссис Меррилау ничего не имеет против табаку, Ватсон, если вы пожелаете отдаться своим скверным привычкам. Она расскажет вам интересную историю, которая может повести к тому, что ваше присутствие окажется полезным.
– Все, что я могу…
– Вы поймете, миссис Меррилау, что если я приеду к миссис Рондер, я предпочту иметь свидетеля. Вы объясните ей это до нашего приезда.
– Вы очень добры, мистер Холмс, – сказала наша посетительница, – она так желает вас видеть, что вы могли бы привести с собой всю округу.
– Так мы приедем вскоре после обеда. Но давайте проверим имеющиеся у нас факты. Это поможет доктору Ватсону понять положение дел. Вы говорите, что миссис Рондер – ваша жилица в течение семи лет, и что вы за все это время только раз видели ее лицо?
– И как я жалею, что видела его! – воскликнула миссис Меррилау.
– Я понял из ваших слов, что оно было страшно изувечено.
– Да, мистер Холмс, вы едва ли сказали бы, что это лицо. Вот как оно выглядело… Наш молочник случайно увидал ее, когда она смотрела из верхнего окна. Он уронил свой бидон и разлил молоко по всему саду. Вот какое это лицо! Когда я увидела ее, – я неожиданно вошла к ней, – она сейчас же закрылась и сказала: «Теперь вы, наконец, понимаете, миссис Меррилау, почему я никогда не поднимаю вуали».
– Вам известно что-нибудь о ней?
– Ничего.
– Назвала ли она кого-нибудь, у кого вы могли бы справиться о ней?
– Нет, сэр, но она хорошо платила. Не спорила о цене и платила вперед. В наше время такая бедная женщина, как я, не может позволить себе упустить подобный случай.
– Она не говорила, почему именно выбрала ваш дом?
– Он стоит в стороне от дороги и уединеннее других. Кроме того, я беру только одиноких жильцов, и у меня нет своей семьи. Я думаю, что она пробовала селиться в других местах, и у меня оказалось удобнее всего. Она ищет уединения и готова платить за это.
– Вы говорите, что она никогда за все это время не показывала своего лица, и что вы только раз случайно увидали его? Да, это очень странная история, и я не удивляюсь, что вы хотите, чтобы ею занялись.
– Не я хочу, мистер Холмс. Я вполне довольна, пока получаю свои деньги. Я не могла бы найти более спокойной жилицы, с которой было бы так мало хлопот.
– Так что же привело вас ко мне?
– Ее здоровье, мистер Холмс. Она тает на глазах. И в мыслях у нее страшное. «Убийца! – кричит она, – убийца!» – А раз я слышала, как она кричала: «Жестокое животное! Чудовище! Зверь!» – Это было ночью, и крик раздавался по всему дому. Меня трясло от страха. Вот я и пошла к ней утром. «Миссис Рондер, – говорю я, – если что-нибудь смущает вашу душу, так ведь на это есть священник, – говорю я, – и полиция есть. Кто-нибудь из них да помог бы вам». – «Ради Бога, только не полицию! – говорит она. – А священники не могут изменить того, что было. И все же, – говорит она, – меня бы облегчило, если бы кто-нибудь узнал всю правду прежде, чем я умру». – «Что ж, – говорю я, – если вы хотите привести все в исправность, так есть еще этот сыщик, про которого мы читали…» А она так и схватилась за это. «Вот кого мне нужно, – говорит она, – как это я никогда не думала о нем? Привезите его сюда, миссис Меррилау, а если он не захочет ехать, скажите ему, что я жена Рондера, у которого был бродячий цирк. Скажите ему это и назовите: Аббас-Парва…» – Вот, она тут и написала: А-б-б-а-с – П-а-р-в-а… – «Это приведет его сюда, если он такой человек, каким я себе его представляю».
– Это меня, действительно, приведет, – сказал Холмс. – Отлично, миссис Меррилау. Я хотел бы перекинуться словечком с доктором Ватсоном. Это займет у нас время до завтрака. Часа в три вы можете ждать нас у себя в Брикстоне.
Не успела наша посетительница проковылять за дверь, – другого выражения нельзя употребить для способа передвижения миссис Меррилау, – как Шерлок Холмс с невероятной энергией набросился на лежавшую в углу груду книг с его записями. В продолжение нескольких минут было слышно только шуршание перелистываемых страниц. Потом он нашел то, что искал, и вскрикнул от удовольствия. Он был так взволнован, что не встал на ноги, а продолжал сидеть на полу, скрестив ноги, точно какой-то странный Будда. Кругом него и на коленях у него лежали огромные регистраторы.
– Этот случай смущал меня уже в те времена, Ватсон. Вот в доказательство мои заметки на полях. Сознаюсь, что я тогда не смог сделать никаких выводов. И все-таки я был убежден, что следователь ошибается. Вы ничего не вспоминаете о трагедии в Аббас-Парве?
– Ничего, Холмс.
– А вы, ведь, были тогда со мной. Но и мое впечатление было очень поверхностное. Не за что было зацепиться, и ни одна из сторон не попросила моих услуг. Может быть, вы бы захотели прочитать бумаги?
– А не могли бы вы сами ввести меня в это дело?
– Это очень легко. Вы наверно все вспомните, когда я начну рассказывать. Рондера, конечно, знали все. Он соперничал с Вомбвелем и Сангером, владельцами лучших в то время бродячих цирков. Но было известно, что он стал пить, и его дело быстро покатилось под уклон. Тогда-то и произошла трагедия. Труппа остановилась на ночь в Аббас-Парве, небольшой деревне в Беркшире. Они были на пути в Вимбльдон и просто раскинулись лагерем, не предполагая давать представления. Местечко было так мало, что расходы не окупились бы.
Среди зверей в цирке был великолепный североафриканский лев. Звали его «Королем Сахары», сам Рондер и его жена давали обыкновенно представления внутри клетки. Вот тут фотография, изображающая это представление. Вы здесь видите, что Рондер был огромный мужчина, напоминавший борова, а жена его была роскошной женщиной. На следствии было установлено, что по некоторым признакам льва можно было считать опасным, но, как обычно, привычка делает людей небрежными, и на опасность не обращают внимания.
Рондер и его жена обыкновенно кормили льва ночью. Иногда шел один из них, иногда оба, но они никогда не допускали никого другого, уверенные, что пока они сами кормят дикого зверя, он будет считать их благодетелями и не тронет их. В ту ночь, семь лет тому назад, они пошли вдвоем, и произошел ужасный случай, подробностей которого никогда не удалось узнать.
Кажется, около полуночи весь лагерь был поднят на ноги ревом животного и криками женщины. Артисты и служащие выбежали из палаток с фонарями, и при свете их представилось ужасное зрелище. Рондер лежал ярдах в десяти от клетки. Затылок его б