– Телеграммы получены во вторник вечером, а сейчас уже утро четверга! – вскрикнул я. – Почему же вы не поехали туда вчера?
– Это была моя ошибка, дорогой Ватсон. К сожалению, подобное случается и со мной, причем намного чаще, чем могут представить те, кто знает обо мне исключительно из ваших записок. Дело в том, что я и мысли не мог допустить, чтобы можно спрятать лучшего скакуна Англии, особенно в такой безлюдной местности, как северная часть Дартмура. Вчера я с часу на час ожидал известия, что лошадь найдена, а ее похититель является убийцей Джона Стрэкера. Но когда на следующее утро стало известно, что ничего не изменилось, если не считать ареста молодого Фицроя Симпсона, я решил, что это дело требует моего участия. Но все же я не стал бы считать вчерашний день потерянным.
– У вас появилась какая-то версия?
– По крайней мере, я отобрал главные факты. Я перечислю их вам, поскольку не существует лучшего способа уяснить суть дела, чем поведать его подробности другому человеку. Да и вы скорее сумеете мне помочь, если я покажу вам отправную точку.
Я откинулся на подушки и закурил сигару, а Холмс, для наглядности водя длинным указательным пальцем по ладони левой руки, стал описывать события, которые, собственно, и послужили поводом к данной поездке.
– Сильвер Блэз, – начал он, – потомок Самоцвета и в полной мере унаследовал блестящие качества, присущие своему отцу. Сейчас ему исполнилось пять лет; и вот уже три года подряд его счастливому обладателю, полковнику Россу, доставались все призы со скачек, в которых он участвовал. До того, как случилось несчастье, Сильвер Блэз считался основным претендентом на победу в кубке Уэссекса. Пари на него заключались из расчета три к одному. Он всегда был главным фаворитом скаковой публики и никогда не обманывал ее ожиданий. Потому на него постоянно ставились огромные суммы, даже когда в одном забеге с ним участвовали лучшие лошади Англии. Естественно, что многие были заинтересованы в том, чтобы в будущий вторник не допустить появления Сильвера Блэза у стартового флажка.
Разумеется, с этим фактом считались в Кингс-Пайленде, где расположены тренировочные конюшни полковника Росса. Для охраны фаворита были приняты все меры предосторожности. Его тренер Джон Стрэкер – сам бывший жокей, выступавший в цветах полковника Росса пять лет, пока не стал слишком тяжелым для положенного веса. Последние семь лет он служил у полковника тренером и на этом поприще зарекомендовал себя усердным и честным слугой. Под началом у него состояло три конюха, поскольку в небольшой конюшне содержалось только четыре лошади. Один из них по ночам дежурил в конюшне, а другие спали на сеновале. Все трое – абсолютно надежные парни. Джон Стрэкер вместе со своей женой жил в небольшом коттедже, ярдах в двухстах от конюшни. Детей у них не было; они держали одну прислугу, которая готовила и убирала в доме. Стрэкер получал неплохое жалованье и пользовался известным комфортом. Местность кругом уединенная, но приблизительно в полумиле к северу находится несколько вилл, выстроенных каким-то подрядчиком из Тэвистока, для больных и для желающих пользоваться чистым дартмурским воздухом. Сам Тэвисток лежит на две мили к западу, а по другую сторону болота, также в двух милях, находится Кейплтон – поместье, принадлежащее лорду Бэкуотеру. В нем также имеется конюшня, управляемая Сайлесом Броуном. Лошадей там побольше, чем в Кингс-Пайленде. На много миль вокруг раскинулись поросшие редким кустарником пустоши, где лишь изредка можно встретить бродячих цыган. За исключением этого, местность совершенно пустынна. Такова была обстановка на месте трагедии, происшедшей в ночь с понедельника на вторник.
В этот вечер, не позднее девяти часов, лошадей, как обычно, заперли в конюшне после тренировки и водопоя. Двое конюхов пошли ужинать на кухне у тренера; третий – Нэд Хантер – остался дежурить на конюшне. Некоторое время спустя, в начале десятого, служанка, ее имя Эдит Бакстер, понесла ему ужин – тушеную баранину с чесночной приправой. Она не взяла с собой никакого питья, так как на конюшне имеется бочка с водой, а пить чего-либо другого дежурному не полагается. Девушка шла с фонарем, поскольку уже стемнело, а тропинка к конюшне петляла в густом кустарнике. Эдит Бакстер была ярдах в тридцати от конюшни, когда из окружавшей темноты внезапно появился какой-то человек и приказал ей остановиться.
Когда он вступил в круг желтого света, бросаемого фонарем, девушка увидала перед собой мужчину, с виду джентльмена – в сером твидовом костюме и в суконной фуражке. На ногах у него были гамаши, а в руках палка с тяжелым набалдашником. Смертельная бледность его лица и нервные манеры поразили Эдит. На вид он ей показался скорее старше, чем моложе, тридцати лет.
– Можете вы сказать мне, где я нахожусь? – спросил он. – Я уже думал, что мне придется ночевать в болоте, когда вдруг увидал свет вашего фонаря.
– Вы около кингс-пайлендских конюшен, – ответила она.
– В самом деле! Вот так удача! – вскрикнул незнакомец. – Я слышал, что там каждую ночь дежурит один из конюхов. – А вы, вероятно, несете ему ужин? Ну, я думаю, вы не откажетесь заработать себе на новое платье, не правда ли?
Он вынул из кармана жилета сложенный лист белой бумаги.
– Постарайтесь передать это конюху сегодня же, и у вас будет самое красивое платье, какое только можно прибрести за деньги.
Его возбужденное состояние испугало девушку, и она пробежала мимо него к окну, через которое обычно подавала ужин. Окно было уже открыто, и Хантер сидел возле него за маленьким столом. Только служанка начала рассказывать о том, что с ней случилось, как незнакомец возник из темноты и тоже заглянул в окно.
– Добрый вечер, – сказал он, – мне нужно с вами поговорить об одном деле.
Девушка клянется, что видела уголок бумажки, сжатой в его руке, когда он произносил эти слова.
– О каком еще деле? – недружелюбно спросил конюх.
– О том, которое может быть выгодным для вашего кармана, – ответил незнакомец. – У вас две лошади заявлены на скачках за Уэссекский приз – Сильвер Блэз и Баярд. Сообщите всего лишь некоторые сведения о них и не останетесь внакладе. Правда ли взвешивание показало, что Баярд может на сто ярдов обогнать Сильвера Блэза на дистанции в две с половиной мили, и что конюшня ставит именно на него?
– Ах, так вы один из этих проклятых шпионов! – крикнул конюх. – Ну, сейчас вы увидите, как мы встречаем их в Кингс Пайленде!
Он вскочил с места и бросился на другой конец конюшни, чтобы спустить собаку. Девушка побежала к дому, но на бегу обернулась и увидала, что незнакомец просунул голову в окно. Однако, когда Хантер, минуту спустя, выбежал с собакой, тот исчез, как сквозь землю провалился. Конюх обошел всю территорию, но никого не обнаружил.
– Погодите! – перебил я Холмса. – Когда конюх выбежал с собакой во двор, он закрыл за собой двери?
– Великолепно, Ватсон, просто великолепно! – проговорил мой приятель. – Я тоже обратил внимание на это важное обстоятельство и вчера отправил в Дартмур срочную телеграмму, чтобы внести ясность в этот вопрос. Так вот: выбежав во двор, конюх, тем не менее, дверь запер. А окошко, как выяснилось, достаточно узкое для обычного человека; через него не пролезть. Хантер, дождавшись возвращения своих товарищей с ужина, послал одного из них рассказать тренеру о происшествии. Получив это известие, Стрэкер хотя и встревожился, но, кажется, не вполне осознал истинное значение случившегося. Но его, видимо, не покидало чувство смутной тревоги, потому что миссис Стрэкер, проснувшись в час ночи, увидела, что муж одевается. На ее недоуменный вопрос он ответил, что не может уснуть, поскольку беспокоится о лошадях, и хочет пройти в конюшню, дабы убедиться, что там все в порядке. Жена уговаривала его остаться, так как дождь уже начал с силой барабанить в окна, но он все-таки надел непромокаемый плащ и ушел.
Проснувшись в семь часов утра, миссис Стрэкер обнаружила, что ее муж еще не возвратился. Наскоро одевшись, она кликнула служанку и пошла в конюшню. Дверь была распахнута. Хантер, скорчившись, сидел за столом в полной прострации, стойло фаворита было пусто – и никаких следов тренера. Были немедленно разбужены двое конюхов, спавших на сеновале, но оба ночью ничего не слышали, так как спали очень крепко. Хантер находился, вероятно, под воздействием какого-то усыпляющего вещества, и добиться от него внятного разъяснения было невозможно. Потому решено было дать ему выспаться, а обе женщины вместе с другими конюхами занялись поисками пропавших. У них все еще теплилась надежда, что тренер вывел лошадь на утреннюю тренировку, но взойдя на пригорок, расположенный неподалеку от конюшни, с которого хорошо просматривалась вся окрестность, они не только не увидели фаворита, но и обнаружили нечто, указывавшее на произошедшую здесь трагедию. На кусте терновника, росшем примерно в четверти мили от конюшни, болтался под порывами ветра плащ Джона Стрэкера. Подбежав поближе, они обнаружили, что сразу за кустарником начинается небольшой овражек, на дне которого лежало тело несчастного тренера. Череп его был проломлен каким-то тяжелым предметом, а на бедре виднелась резаная рана, нанесенная, очевидно, чем-то чрезвычайно острым. Было очевидно, что Стрэкер отбивался до последнего: в его правой руке был маленький нож, по самую рукоятку перемазанный кровью, а левая сжимала красный с черным шелковый галстук – тот самый, который, как показала служанка, был повязан на незнакомце, приходившем в конюшню накануне вечером. Позже пришедший в себя Хантер подтвердил это. Он также был убежден в том, что незнакомец подсыпал ему в баранину какой-то препарат в тот момент, когда находился у окна, и таким образом лишил конюшню сторожа. Что же касается пропавшего фаворита, то многочисленные следы в грязи, в изобилии покрывавшей дно злосчастного оврага, указывали на то, что во время борьбы он находился здесь же. Но затем исчез. И хотя владелец объявил солидное вознаграждение, а всех цыган, находившихся в окрестностях Дартмура и, кстати, принявших активное участие в поисках, с пристрастием допросили, о Сильвере Блэзе не было ни слуху ни духу. И последнее: анализ остатков ужина конюха показал наличие в нем значительной дозы опиума; между тем, все остальные обитатели дома ели ту же пищу без всяких последствий. Таковы основные факты данного дела, если очистить их от примеси разного рода предположений.